Дети морского царя, стр. 76

Волосы парили легким облаком вал ее плечами. Она была светлой, призрачно-белой с легкими оттенками бледно-голубого и бледно-розового, как снег на рассвете безоблачного дня.

— О… Он запретил мне… — Она задрожала от ужаса.

И в тот же миг ужас охватил Тоно. Он вспомнил то, о чем накануне ему рассказали люди, вспомнил и рассказы отца.

— Русалка!

Тоно выхватил кинжал из ножен. Она внушала ему такой страх, что он не осмелился повернуться к ней спиной и броситься бежать..

Она попятилась и скрылась за камышами. Тоно подумал, что она ушла, и вложил кинжал в ножны. Но чутье говорило ему, что она все еще здесь.

Нечто неуловимо тонкое, дразнящее витало в воздухе. Тоно почти ничего не знал о подобных волшебных существах. Быть может, их следы долго не исчезают. Или она все еще здесь?

Да ведь у него есть волшебный талисман, который поможет ему узнать, что на уме у русалки. Он мысленно обратился к талисману с вопросом о той, кого только что видел. Ответ пришел, и страх ослабил свою железную хватку.

— Вилия, не уходи. Прошу тебя, останься, — сказал Тоно.

Она выглянула из-за камышей и снова скрылась. Тоно успел разглядеть лишь краешек щеки и тонкую руку.

— Ты христианин? — робко спросила вилия. — Мне запретили приближаться к христианам.

Она не опасна! И кажется, красива. Тоно засмеялся.

— Я даже не смертный. Не человек.

Она вышла из-за камышей и остановилась перед Тоно на расстоянии вытянутой руки.

— А я думала, что ошиблась, — взволнованно сказала вилия. — Так ты не откажешься со мной поговорить? — Она весело засмеялась, даже запела от радости. — Ах, это чудесно, чудесно! Спасибо тебе. Как тебя зовут? Кто ты?

Тоно пришлось призвать на помощь все свое мужество.

— Мое имя Тоно. По крови я наполовину человек, наполовину водяной. Из тех водяных, что живут в морях. Я, как и ты, принадлежу к Волшебному миру.

— А я… — Она запнулась и помедлила в нерешительности. Ей понадобилось еще больше времени, чем Тоно, чтобы собраться с силами и ответить:

— Мне кажется, что раньше меня звали Надой. Наверное, и теперь мое имя Нада.

Тоно протяяул ей руку. Нада легко качнулась вперед, они взялись за руки. Ладони у нее были прохладными, как ночная свежесть, и словно бы бесплотными. Тоно подумал, что если бы он крепко сжал ее руку, то пальцы, наверное, прошли бы насквозь и сжались в кулак. И он с величайшей осторожностью держал ее пальчики в своих вдруг задрожавших руках.

— Кто ты? — спросил он. Ему хотелось, чтобы она сама рассказала о себе.

— Вилия. Порождение тумана, ветра и полузабытых снов. Как я рада, что ты ко мне добр, Тоно!

Он попытался привлечь к себе вилию, но она вздрогнула, с легкостью упорхнула и затрепетала чуть в стороне, на таком расстоянии, что он не мог ее схватить На ее лице, которое только что было совсем юным, а теперь вдруг словно в один миг постарело, промелькнуло выражение страха и огорчения.

— Нет, Тоно, умоляю! Ради тебя, только ради тебя. Ведь я не из мира живых. Ты умрешь, если овладеешь мною.

Тоно вспомнил о рыцаре Аге, который встал из могилы, желая утешить свою возлюбленную Эльзу, и о страшной развязке, которой закончилось их свидание. Вздрогнув от ужаса, он сделал шаг назад. Вилия заметила это.

И тут страх одиночества победил все прочие страхи. Она выпрямилась, гордо подняв голову. Над ключицами у нее была прелестная ямочка.

— Зачем же убегать, Тоно — сказала она с дрожащей улыбкой. — Разве нельзя просто о чем-нибудь поговорить?

Они говорили всю ночь до утренней зари.

7

Андрей Шубич, тот, кто когда-то был Ванименом, морским царем, а ныне стал капитаном военного флота объединенного королевства хорватов и венгров, отвел взгляд от окна, из которого открывался вид на Шибеник.

Андрей стоял в одной из великолепных зал дворца хорватского бана. Он прибыл в резиденцию, оставив боевой корабль, поскольку был вызван жупаном Иваном Шубичем. Отец и дочь увиделись под вечер. Над крепостными стенами Шибеника поднимались мощные башни, черные на фоне закатного неба. Зазвонили церковные колокола, призывавшие христиан к вечерне. Андрей перекрестился и вздохнул.

— Итак, теперь мыс тобой знаем обо всем, что пережили за это долгое время, — сказал он. — Но истину ли знаем?

Высокий и осанистый, одетый в шитый золотом кафтан, Андрей уверенным твердым шагом расхаживал по зале. Однако в голосе его не было той невозмутимой уверенности, что чувствовалась в его осадке.

— Почему же Тоно не хочет пройти эти несколько шагов, почему не хочет увидеться с родным отцом?

Эяна сидела в кресле, опустив глаза и глядя на подол платья.

— Не знаю. Правда, не знаю. Он сказал, что это не имеет смысла. Что ты ему больше не отец. Он вообще почти ни с кем не разговаривает с тех пор, как мы приехали сюда. Молчит. Что-то жестоко его мучает, но он молчит.

— И даже с тобой не хочет поговорить?

— Даже со мной. — Эяна сжала кулаки. — Знаешь, по-моему, он возненавидел христиан. Потому и ожесточился.

Андрей внешне остался сиокойным, но голос его надломился:

— Может быть, его или тебя здесь обидели?

Эяна тряхнула рыжими волосами и, подняв голову, прямо поглядела в глаза отцу.

— О нет. Ничего подобного не было. Мы быстро сознались Ивану, что лгали. Ведь многие наши нас узнали, дольше сохранять инкогнито было бы невозможно. Иван не обиделся. Наоборот, он принимает нас еще радушнее, несмотря на то что капеллан замка, кажется, так бы и перегрыз ему горло. Это капеллан вне себя от негодования. Он считает, что под крышей замка жупана не место таким тварям, как мы с Тоно. Иван делает все, что в его власти, чтобы молва о том, кто мы такие, не разнеслась за пределы города. Он хочет, чтобы мы, если пожелаем, могли беспрепятственно покинуть это королевство и уплыть в Данию.

— Вместе с там, Иван, конечно же, надеется, что и вы примете христианскую веру.

— Да. Но он не оказывает на нас давления и не позволяет отцу Петру досаждать нам разговорами о вере. — Эяна чуть-чуть улыбнулась. — Мне гораздо больше нравится отец Томислав. Я всегда так радуюсь, когда нам с ним случается побеседовать Он очень, очень славный. Даже Тоно с ним почтителен.

Видимо, Эяну вдруг поразила какая-то мысль:

— В его отношении к отцу Томиславу есть что-то странное… Что-то такое… Или — кто-то? Одно совершенно ясно — Тоно очень добр к старику, он с ним разговаривает мягко, как обычно говорят с тем, кто скоро умрет, но еще не знает об этом.

— Чем занимался Тоно после приезда сюда? И ты, что ты делала?

Эяна пожала плечами.

— Раз уж стало известно, что я тоже из племени лири, то мне ни к чему строго соблюдать всякие приличия, как хорватстким женщинам. Я могу плавать в реке, гулять по лесу, нужно только, чтобы никто из людей меня в это время не видел. А у них на глазах, конечно, разумнее всего продолжать разыгрывать из себя важную даму. Сейчас я почти целыми днями занимаюсь славянским языком. Амулет ведь Тоно забрал, носит с собой. Еще мы часто поем песни с девушками служанками. Жена Ивана иногда приходит посидеть с нами, послушать песни. И Лука, их сын. — Тут она состроила гримасу. — Боюсь, он не в меру мной восхищается. Я, сама того не желая, могу навлечь несчастье на их семью.

— Где и с кем проводит время Тоно?

— Откуда мне знать? — резко ответила Эяна. — Целыми днями, а в последне время и по ночам, пропадает где-то в лесу. Когда возвращается, только и огрызается, дескать, он охотился. С людьми держится надменно, еле разговаривает. По-моему, он возненавидел веру, которую приняло наше племя, за то, что, приняв ее, все наши изменились. Поэтому он и меня избегает.

— Вот как… — Андрей оперся подбородком на руку и долгое время молча смотрел на дочь. — Может быть, у него завелась подружка, которая живет где-нибудь в округе, в уединенной хижине? Я понимаю, что ни ты, ни он здесь в Скрадине не найдете себе пару.

— Конечно, только не здесь, — быстро ответила Эяна.