Витька с Чапаевской улицы, стр. 36

— Не ждать же, когда он свалится?

Витька подошел к сосне, посмотрел вверх и поплевав на руки, ухватился за нижний сук. Немного погодя, ломая сучья тело упало на землю.

— У него должен быть пистолет, — спустившись вниз, сказал Витька и нагнулся над летчиком. Пистолет оказался под кожаной курткой, на спине. Это был новенький вороненый браунинг с запасной обоймой.

— Найдут у тебя оружие — пиши пропал, — сказал Гошка.

— Лучше, думаешь, выбросить?

— Я бы выбросил.

— Когда сам найдешь пистолет — и выбрасывай, — насмешливо сказал Витька. — А я оставлю.

— Лопаты нет, — сказал Коля. — Надо бы закопать… Человек все-таки.

— Какие они люди, — сплюнул Соля Шепс. — Тебя они не стали бы закапывать.

— Я ветками забросаю, — сказал Коля и стал обламывать с молодых елок зеленые лапы.

Месяц сбоку заглянул в шалаш, и сосновые иголки призрачно засияли. В шалаше было тепло. В одном углу вповалку лежали мальчишки, в другом — Алла с Люсей. У входа звенели комары. И хотя ребята расположились подальше от шоссе, глухой гул моторов явственно доносился сюда. Немецкие части шли и шли на восток.

— Эх, скорее бы к своим попасть… — мечтательно сказал Гошка. — Как началась война, я еще ни разу не выспался как следует!

— Я ничего, высыпаюсь, — зевнул Сашка.

— Нам немцы не давали спать, — сказал Соля. — То прожектором в глаза светят, то палят из автоматов. И так всю ночь.

— Коля, почему наши отступают и отступают? — спросила Алла. — Когда же будет этому конец?

Бэс зашевелился в своем углу, но промолчал. — Я не верю, что немцы смогут победить, — сказал Витька. — Такого еще в России не бывало.

— А татаро-монгольское иго? — спросил Гошка.

— Тогда вся Россия была поделена на отдельные княжества, — вступила в разговор Люся. — А князья все время ссорились, вот татары и воспользовались… А сейчас все республики — одно целое.

— Вот что значит отличница — все знает! — хохотнул Ладонщиков, — Вспомните Отечественную войну тысяча восемьсот двенадцатого года, — сказал Коля Бэс. — Наполеон Москву занял, а русские все равно победили.

— Тогда самолетов не было, — проворчал Гошка. — И на голову людям не падали бомбы.

— Пушки-то были, — сказал Коля.

— Тебе-то что, — усмехнулся Гошка. — Ты немецкий знаешь. Ты с ними поладишь, даже если фашисты победят…

Коля завозился на полу, потом сел. Сквозь ветви шалаша пробился голубоватый свет — и очки заблестели.

— Я не люблю драться, — тихо сказал Бэс. — Но сейчас я бы тебе с удовольствием дал в морду.

В шалаше стало тихо. Все ожидали, что Гошка сейчас вскочит и начнет обзывать Колю разными словами. И может быть, придется их разнимать. Но ничего не произошло. Гошка молчал, и это было совсем на него не похоже. А немного погодя послышался негромкий свист. Гошка старательно свистел носом, делая вид, что спит.

— Ну, чего ты разозлился? — зашептала Люся. — Неужели не видишь, что тебя разыгрывают?

— Не вижу, — сказал Коля и, сняв очки. снова лег.

— Скорее бы наши остановили их, — вздохнула Алла. Засопел по-настоящему Сашка, заснула Люся. Не слышно стало Колю в углу шалаша. Гошка все так же, на одной ноте, свистел носом. Алла приподнялась и шепотом спросила:

— Вить, ты спишь?

— Нет.

— Я хочу с тобой поговорить… Выйдем?

Витька бесшумно выскользнул из шалаша. Вслед за ним — Алла.

Гошка сразу перестал свистеть носом.

Ночь была ясной. Месяц плыл над остроконечными вершинами сосен и елей. Голубовато мерцали звезды. Большая медведица, Малая, далекий-далекий Млечный Путь… Может быть, и по нему движутся в бесконечность громоздкие космические механизмы, о которых писал Герберт Уэллс? Так же грохочут моторы и лязгает металл, как на шоссе, которое не знает покоя ни днем, ни ночью. И так же дико и безжалостно агрессивная цивилизация уничтожает мирные народы и целые миры? Или на других планетах человекоподобные существа более разумны?.. Как бы то ни было, а звезды тихо и мирно светили с неба, как и тысячи лет назад, а истерзанная опаленная огнем земля вздрагивала от мощных разрывов бомб и снарядов, хотя с другой планеты она, наверное, выглядела такой же тихой и мирной, как и мириады других планет и звезд.

Алла и Витька сидели на усыпанном иголками мху под толстой сосной. Тонкий комариный писк перерастал в шмелиное гудение, потом в знакомый прерывистый вой. Без огней прошли в стороне самолеты. На восток. Бомбить наши села и города. Нашу землю.

Голубоватый небесный свет лился сверху вниз по толстой косе девушки. Витька сбоку заглянул ей в глаза и чуть заметно улыбнулся: днем бы он ни за что не осмелился так посмотреть на Аллу.

— Я устала, — сказала Алла. — Мы идем, идем, а конца не видно… И потом, что будет с нами? Где-то под Шуей у меня есть родственники, но я никогда у них не была. Я даже не знаю их адреса.

Алла передернула плечами: ночь, хотя и ясная, но прохладная. Витька подумал, что надо бы поближе придвинуться к ней — теплее будет, но не решился. Но тут Алла сама пододвинулась к нему и прижалась плечом.

Витька боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее.

— …он ведь не был трусом, — говорила Алла. — Даже не верится, что это он. Я убеждена, что, не будь мы ему нужны, он бы, не задумываясь, бросил нас и ушел. Он боится остаться один. Знает, что без нас пропадет… Гошка Буянов — гроза Чапаевской улицы… Кто бы мог подумать?..

При чем тут Гошка Буянов? Витька старался уловить смысл. Он не хотел сейчас говорить о Гошке. Витьке хотелось вот так, прижавшись к ней, сидеть рядом и слушать лес.

— Что же ты молчишь? — спросила Алла и посмотрела ему в глаза. И сама замолчала.

— С нами со всеми что-то происходит, — облизнув пересохшие губы, сказал Витька. — А хорошо это или плохо, я не знаю.

— Ты тоже изменился, — негромко сказала Алла, — был мальчишка, а стал… стал мужчина. — Она провела ладонью по Витькиным нечесаным волосам и вздохнула. Все мы стали взрослыми.

— Это плохо?

— Не знаю, — помолчав, ответила Алла. — Мне иногда бывает страшно… Не из-за бомбежек и всего такого — страшно жить. Ведь я теперь совсем одна.

— Ты не одна, — сказал Витька.

— Ты иди, а я еще посижу, — попросила она.

Витька встал и пошел к шалашу.

Навстречу ему попался Гошка. Увидел Витьку и сказал:

— Какой мне сон приснился…

Тот молча прошел мимо, залез в шалаш и затих рядом с Сашкой.

— А где Алла?! — сонным голосом спросила Люся. Ей никто не ответил.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. СМЕРТЬ НА ШОССЕ.

Они, наверное, все-таки близко подошли к шоссе, и их заметили. Когда два немецких солдата неожиданно выросли на пути, Гошка, ойкнув, кошкой метнулся за деревья. Один из солдат, держа автомат на животе, выпустил длинную очередь. Пули защелкали по кустам, по стволам сосен. На Гошкино счастье, лес был густой, и он успел скрыться за деревьями. Немцы не стали преследовать. Один из них показал автоматом на шоссе. Ребята гуськом поплелись в ту сторону, где рычали моторы. Немец, выстреливший из автомата, шел сзади.

Витька вспомнил про браунинг и, незаметно достав его из кармана, ждал удобного момента, чтобы от него избавиться. Он прекрасно понимал, чем может ему грозить, если найдут оружие. Чем ближе к шоссе, тем больше краснеет под ногами сочной земляники… Витька все время оглядывался: неужели немец не нагнется за ягодами? Идущий впереди то и дело, звеня амуницией, нагибался и срывал спелую землянику. Сквозь поредевший лес уже виднелось шоссе. Витька в отчаянии снова оглянулся: немец, замыкающий группу нагнулся за ягодами. И Витька в то же мгновение засунул браунинг в муравейник, мимо которого как раз проходил. Ошалевшие рыжие муравьи облепили руку. Морщась от жгучих укусов, он незаметно стряхивал муравьев о штанину… Немец ничего не заметил.

На обочине стоял большой зеленый грузовик. В кузове под пятнистым брезентом длинные ящики. Вместо одного колеса — домкрат. Шофер и двое солдат ремонтировали спустивший скат. На травянистом бугре, под елью, сидели еще несколько солдат и офицер в черном мундире. Перед ними на брезенте фляжки, обшитые серым сукном, раскрытые банки с консервами. Офицер в черном сидел на пластмассовой коричневой коробке полевого телефона. Увидев ребят, солдаты загалдели и поднялись. Офицер с интересом разглядывал их. Глаза у него малоподвижные, светлые и выпуклые, волосы тщательно причесаны. На пальце белый перстень с печаткой.