Витька с Чапаевской улицы, стр. 30

— А где же наш дом? — ахнула Люся, когда они поднялись на насыпь возле упавшего в реку моста.

Дома не было. Большого двухэтажного дома, построенного купцом Квасниковым, как в свое время на спор утверждал Гошка Буянов, больше не существовало. Если от других домов остались груды бревен и битого кирпича, то от их дома не осталось ничего. Несколько закопченных печей и гора углей в огромной яме.

На всей Чапаевской улице сохранился один деревянный дом с яблоневым садом. Он стоял на перекрестке двух улиц. Деревья в парке обгорели. Некоторые были расщеплены осколками.

Ребята молча спустились с насыпи и остановились на краю большой черной ямы. В ней еще курился сизоватый гаревый дымок. Никто из них не произнес ни слова. Касаясь плечами друг друга, мальчишки и девчонки с Чапаевской улицы стояли на пепелище своего родного дома и молчали. Еще того не зная, они в этот миг прощались со своим так неожиданно оборвавшимся детством.

Они становились взрослыми.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. В ГОРОДЕ, СТАВШЕМ ЧУЖИМ.

Первый знакомый, которого они увидели, был Петька Симаков, по прозвищу Квас. Так его прозвали потому, что Петька мог зараз выпить десять стаканов клюквенного кваса или морса. Второго такого специалиста на Чапаевской не было. Симаковы жили как раз в том доме, который чудом сохранился. Стекла еще не были вставлены; два окна заткнуты тряпьем и фанерой.

Петька, сгибаясь под тяжестью мешка, направлялся к дому.

— Здорово, Квас! — окликнул Гошка.

Петька оглянулся, и от неожиданности уронил мешок. Квас стоял истуканом и смотрел на них.

— Ты не знаешь, где наши? — спросил Витька. Квас нагнулся за мешком, взвалил на плечо и, часто оглядываясь, засеменил к своему дому.

— Чего это он? — удивился Сашка.

Квас ногой толкнул калитку и скрылся в яблоневом саду.

— На нем мой новый пиджак, — сказал Гошка. — Мать. только по праздникам давала надевать.

— Ты не ошибся? — спросила Алла.

— Чего же он тогда побежал?

— К кому бы еще сходить, узнать про наших? — вздохнула Алла. — Может быть, они в городе?

— Твой отец партийный? — спросил Гошка, — И мать, — ответила Алла.

— Твои эвакуировались, — убежденно сказал Гошка. — Партийные не остаются. Слышала, что беженцы говорили? Немцы партийных в первую очередь расстреливают.

— И мой батя партийный, — сказал Сашка.

— Мой беспартийный, — сказал Витька Грохотов. — Только он тут не останется. Мой батя, наверное, уже воюет.

— Неужели в городе никого знакомых не осталось? — сказала Алла.

— Идите куда-нибудь спрячьтесь, — предложил Гошка. — А я Кваса буду караулить.

Ребята пошли в покалеченный парк, а Гошка, пригнувшись, стал огибать сад.

Полчаса прошло в ожидании. Разговаривать не хотелось. Каждый думал о своих родителях. Коля Бэс развязал мешок, достал оттуда драгоценную коробку с засушенными и наколотыми на картонки жуками. Долго рассматривал каждого жука в отдельности, а потом снова положил картонки в коробку, аккуратно завязал бечевкой и бросил в яму.

— Жуки, — сказал он. — Смешно… Жуки теперь не летают. Теперь самолеты летают.

— Люсь, зачем ты сюда притащилась? — спросил Сашка. — Ведь твоих здесь нет?

— Папа должен был из командировки вернуться.

— Дурочка ты, Люська, хоть и отличница! Я бы на твоем месте уже в Артеке загорал.

— Сколько человек может без еды прожить? — спросила Люся.

— Две недели, — ответил Витька.

— Без воды и недели не протянет, а на воде можно с месяц продержаться, — сообщил Коля.

— А мне даже есть не хочется, — сказала Алла. — У меня такое предчувствие, будто с мамой что-то случилось…

— Фиг он поймает Кваса, — вздохнул Сашка. — Пойти поглядеть, что ли?

Он поднялся с садовой скамейки и, зачем-то прихватив свой мешок, не спеша зашагал по тропинке.

Ладонщиков вышел на дорогу и свернул к полуразрушенной круглой часовне, где в мирное время был Клуб юных техников.

Немного погодя Витька тоже поднялся и пошел за Ладонщиковым. Он нашел его в часовне. Сашка сидел на металлическом верстаке и, пыхтя, открывал ножом банку с консервами. Рядом на развязанном мешке лежала початая буханка с общипанной горбушкой. Сашка чертыхнулся — нож был тупой, а банка крепкая — и, отщипнув от буханки кусок мякиша, засунул в рот.

— Приятного аппетита, — сказал Витька, появляясь за его спиной.

Сашка подпрыгнул на верстаке и лег грудью на продукты.

— Ну и кто ты после этого? — с презрением спросил Витька, двигая скулами.

— Это я… достал. Сам, — забормотал Сашка. — Это мое.

— Выкладывай все из мешка!

Сашка заморгал, потом ногтями отломил от буханки краюху и протянул.

— Бери, сейчас банку открою и мяса дам… Витька подошел ближе и, не размахиваясь, ударил Сашку в лицо. Тот ойкнул и отлетел к стене. Из носа потекла кровь. Сашка побагровел, схватил обломок кирпича и запустил в Грохотова. Витька пригнулся: кирпич с треском рассыпался о стену. За вторым кирпичом Сашка нагнуться не успел:

Витька прыгнул на него и повалил на грязный пол. Сашка, сопя, ворочался под ним, бодался, но сбросить с себя Грохотова ему не удалось.

— Пусти, у меня кровь, — просипел он. Витька отпустил его и поднялся. Рукав рубахи треснул в двух местах.

— Где взял? — спросил Витька, глядя на Ладонщикова.

— Консервы еще там, в вагоне, — сказал Сашка. — После бомбежки. Они на полу валялись…

— А хлеб?

— У радистов…

— Это за то, что они вас подвезли?

— У них много, — сказал Сашка, хлюпая носом. — Целый ящик.

Витька взял мешок и вытряхнул содержимое на верстак. Из мешка выкатились еще две блестящих банки и несколько пачек концентратов.

— Ты, оказывается, большой специалист по части того, что плохо лежит, — сказал Витька. — Пошли к ребятам! Он зашагал впереди, Сашка поплелся сзади.

— Я не обязан за всех беспокоиться, — пробурчал Ладонщиков. — Пускай каждый за себя… Вон время-то какое!

— Какое? — остановился Витька. Глаза его сузились, скулы заходили на осунувшемся лице.

— Война. Сегодня живой, а завтра… Сам видел, что на дороге делается.

— Поэтому мы и должны держаться друг за друга, а если каждый будет думать только о себе, ни за грош пропадем… По одному. Неужели ты этого не понимаешь, скотина?!

— Я сначала хотел со всеми поделиться… — пробормотал Сашка. — А как увидел, что нашего дома нет… Я ведь не знаю, кто теперь куда?

— Вместе из дома ушли — вместе и отсюда будем выбираться.

— Куда?

— Может, ты хочешь тут остаться? У немцев?

— Что ты! — испугался Сашка и, немного помолчав, попросил; — Не говори им? Ладно?

— У тебя еще не вся совесть потеряна. — усмехнулся Витька.

И тут они увидели двух немцев. Они стояли на обочине и очень внимательно смотрели на них.

— Комм, комм, — поманил один пальцем.

— Рванем? — прошептал Сашка.

— Хочешь, чтобы из автомата? — ответил Витька. Они подошли к солдатам в ярко-зеленых мундирах с автоматами на груди. Один немец был высокий, светловолосый, второй маленький, черноглазый.

Высокий что-то сказал маленькому и улыбнулся. Взял из Витькиных рук мешок, развязал и достал банки, концентраты, общипанный хлеб. Все это по очереди передавал маленькому. Тот пощелкал по банкам ногтем, понюхал и затолкал в карманы мундира. Концентраты повертел в руках, тоже понюхал, затем бросил один брикет на землю и раздавил сапогом. В пачке была пшенная каша.

— Плёхо, — сказал черненький и одну за другой бросил в кювет три целехоньких пачки. Измусоленная буханка тоже ему не понравилась. Он разломил ее пополам и, как фокусник, бросил в разные стороны.

— Кто есть вас юден? — спросил высокий.

— Дяденька, отпустите нас, — заныл Сашка. — Мы ничего не знаем…

Высокий снял автомат и дотронулся до дула.

— Немножко будем стреляйт юден. Где он есть, юден?

Витька пожал плечами и отрицательно завертел головой, хотя и не понял, чего нужно немцу.