Солнце на стене, стр. 71
— Ты появился из тумана, как привидение, — сказала Нонна.
— В городе не осталось людей, — сказал я. — Одни призраки… А где город? Его тоже нет. Сплошная туманность… Конец света.
— А мне нравится этот туман, — сказал Бобка, наконец с трудом прикурив. — Удобно целоваться…
— Ты и это умеешь делать, мужчина двадцатого века? — усмехнулась Нонна.
— Обычная история… — сказал Бобка. — Раз я брат твоей подруги, значит, не мужчина!
— Успокойся, ты настоящий мужчина… В такой туман вызвался проводить меня на край света…
— Послушай, брат подруги, где твоя сестра? — спросил я.
— Мы были в кино, — сказала Нонна.
— В деревне моя сестрица не видела ни одного фильма, — сказал Бобка. — И вот мы уже неделю ходим в кино. На все кинокартины.
— Когда же она приехала? — спросил я.
— Второго, — ответила Нонна.
Оля неделю в городе, а я не знал!..
Она могла бы открытку прислать или, в конце концов, приехать в общежитие.
— Боб, — сказала Нонна, — твой автобус…
— Мавр сделал свое дело, — мрачно сказал Бобка. — Мавр должен уйти.
— Можно подумать, ты в меня влюбился?
— Разреши тебя поцеловать затяжным братским поцелуем? Андрей отвернется…
— Ты становишься невыносимым, Боб, — сказала Нонна. Подошел автобус. Бобка театрально вздохнул и вскочил на подножку.
— Смешной мальчишка, — улыбнулась Нонна.
— Ты ошибаешься, — сказал я. — Он мужчина.
Автобус провалился в мерцающей мгле. Мигнули два красных огонька и тоже пропали.
— Я тебя почти не вижу, — сказала Нонна.
— С ней что-нибудь случилось? — спросил я.
— Я в ваши дела не вмешиваюсь.
— Я поеду к ней.
— А если она не хочет тебя видеть?..
Туман обступил нас со всех сторон. Я уже не вижу Нонну.
— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.
Она не ответила.
Мы, оказывается, уже у ее подъезда. Я протянул руки и наткнулся на дверь. Дверь влажная. Куда же подевалась Нонна? Она только что стояла вот тут, рядом.
— Нонна! — позвал я.
Тишина. Тусклая лампочка над дверью не освещает даже номера квартир.
— Проклятый туман, — сказал я.
Повернулся и побрел, как слепой, по тропинке. Этак можно налететь на дерево. Можно свалиться в кювет и сломать ногу… Кажется, это предсказала мне Иванна?
Почему она не хочет меня видеть?..
На тротуаре я столкнулся с каким-то человеком. Он обхватил меня поперек туловища и заплетающимся языком спросил:
— Я умер, да?
Я молча прислонил его к дереву и пошел своей дорогой.
Что могло произойти за эти полтора месяца?..
Я снова налетел на человека. Это был железнодорожник в мундире с белыми пуговицами. Он потер нос, которым ткнулся в мое плечо, и пробормотал:
— Проклятый туман…
— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вениамин раздраженно ходит по кабинету. Я и Лешка Карцев стоим у двери.
— Пятнадцать минут… — говорит Тихомиров. — А вы знаете, что за эти пятнадцать минут в стране производится продукции больше, чем на пятнадцать миллионов рублей?
— Когда ты успел подсчитать? — спрашиваю я.
— Сегодня Ястребов опоздал на пятнадцать минут, а завтра Петров опоздает, потом Сидоров… Вы знаете, во что это обходится заводу?
— Там паронасос привезли, — говорит Карцев.
— Учтите, бригадир, я не потерплю анархии!
— Учту, — отвечает Карцев.
Вениамин садится за письменный стол и достает из ящика папку. Не спеша листает.
— Еще и месяца не прошло, как Ястребов совершил прогул… Вот его объяснительная записка.
— Я ее помню наизусть, — говорю я.
— И вот снова нарушение… Что мне прикажете делать?
— Ты начальник, — говорю я. — Прикажи расстрелять…
— Оставь свои дурацкие шуточки при себе!
— Насос привезли, — снова напоминает Карцев.
— Если такое еще повторится, я лишу всех вас премии… Идите!
Лешка смотрит на часы и, глядя на меня, говорит:
— Между прочим, мы беседовали ровно двенадцать минут… Сколько в стране за это время произвели продукции?
— На двенадцать миллионов рублей, — подсказываю я. — Если верить этому источнику…
Мы поворачиваемся и выходим из кабинета.
— Он не на шутку на тебя взъелся, — говорит Лешка. — Вы что, девчонку не поделили?
— Леша, ты примитивно мыслишь, — говорю я. — При чем тут девчонка? У нас с начальником принципиальные разногласия…
— Погоди… Он как-то говорил, будто ты, не соображая ни уха ни рыла, стал критиковать его проект и даже Мамонту накапал… И проект его висел на волоске.
— Ну вот, видишь, а ты сразу — девчонка…
— Как бы там ни было, ты тоже хорош… Какого дьявола опаздываешь?
— Леша, больше не буду, — говорю я. — Честное слово!
Сегодня утром перед работой я позвонил Оле. Она молча выслушала меня и сказала, что нам пока лучше не встречаться… «Почему? Почему?» Она повесила трубку.
Я был так взбешен, что — да простит меня городская станция! — ушел из будки вместе с трубкой.
Потом стала совесть мучить, и я вернулся в будку и установил трубку на место.
Конечно, не удержался и снова позвонил. Ответил Бобка. Он сказал, что его драгоценная сестра в расстроенных чувствах ушла в институт. И еще попросил меня не огорчать спозаранку сестру, потому что она позабыла приготовить ему завтрак…
Несколько дней спустя после разговора с Тихомировым я сидел в обеденный перерыв в сквере и жевал бутерброд с копченой колбасой. Олю я так и не видел. Как-то с час прождал ее возле института, но она не появилась.
Возможно, увидела меня в окно и ушла черным ходом.
Я до сих пор не знаю, что с ней происходит. Почему она меня избегает? И злость, и досада, и боязнь потерять ее — все это клубком переплелось во мне.
После поездки в Печоры казалось все ясно: я люблю Олю, она любит меня. Об этом мы писали друг другу, и вот…
Хватит этой таинственной неизвестности! Сегодня во что бы то ни стало я ее поймаю, и мы наконец поговорим…
Ко мне подсел Валька Матрос и развернул газету. Лицо у него почему-то смущенное.
— Вот тут пишут… — многозначительно сказал он.
Я молчу. Даю понять Вальке, что ему лучше уйти. Мне хочется побыть одному. Но он ерзает на скамейке, шуршит газетой. Немного погодя говорит:
— Начальник нашего цеха пишет…
— Валька, — говорю я, — тебя Дима разыскивал…
— Про тебя ведь пишут!
Матрос еще минут пять сидит, вздыхает, искоса поглядывает на меня, но я, положив локти на спинку скамейки, неподвижно смотрю на тонкое черное дерево, на ветвях которого не насчитаешь и десятка листьев. Наконец он уходит, оставив рядом со мной заводскую многотиражку. А чтобы ее ветром не сдуло, притиснул камнем. Когда его широкая спина исчезает за деревьями, я беру газету и быстро нахожу солидную статью за подписью — В. Тихомиров.
Венька пишет о том, что мы, комсомольцы, должны смело вскрывать свои недостатки, шире развертывать критику. Дальше несколько критических замечаний в адрес нового отдела. Это о своем проекте, я пропустил. Воздав должное в целом здоровому коллективу арматурного цеха и похвалив передовиков, в том числе и Карцева, Венька замечает, что у нас еще встречаются отдельные личности, которые наплевательски относятся к своим обязанностям, разлагают в цехе дисциплину и служат дурным примером для других. В то время, когда наша молодежь, полная энтузиазма, готова на подвиги, Андрей Ястребов халатно относится к своим комсомольским обязанностям: по его рекомендации на завод принимаются дружки-приятели, которые позорят здоровый коллектив… Будучи человеком недисциплинированным, все тот же товарищ Ястребов в прошлом месяце совершил трехдневный прогул. Несмотря на предупреждение, ровно через месяц снова опоздал на работу… Кроме того, товарищ Ястребов отказался поехать по комсомольской путевке в Казахстан…
Что ж, статья обстоятельная, и редактор с удовольствием напечатал ее. С первого взгляда все правильно и не вызывает возражений. От целины отказался, прогул совершил, «дружка» устроил на завод… Не догадался бы Биндо, кого имеет в виду В. Тихомиров. Или устроит ему темную, или с завода уйдет. И это сейчас, когда ему поверили. Даже мастер… Тихомиров пишет, что мой прогул возмутил всю бригаду. Некоторые товарищи потребовали строго наказать меня, но он, начальник цеха, решил ограничиться выговором. Молодые кадры надо бережно воспитывать, а не рубить сплеча…