Приходи в воскресенье, стр. 3
— Почему? — наивно спросил я.
— Я не умерена, что мы подходим друг другу, — ответила она. — Ты сам-то уверен: что-либо получится?
Отрезвленный ее рассудительностью, я подумал, что она, пожалуй, права. А потом, вспоминая этот разговор, размышлял: женился бы я на ней, если бы она тогда согласилась? А если бы женился, был бы счастлив?..
— По-твоему, мы вечно должны быть одинокими? — сказал я в тот вечер Нине.
— Мы ведь не одиноки, — улыбнулась она. — Мы вдвоем.
— Но это может в любой момент кончиться.
— И ты думаешь, что брак что-либо изменит?
— У нас появятся какие-то обязанности… — неуверенно заметил я.
— Вот именно обязанности! — рассмеялась она. — А я не хочу быть никому обязанной. Да и ты мне ничем не обязан… Ты уезжаешь в командировки и не вспоминаешь про меня…
— Неправда!
— Хорошо, ты иногда вспоминаешь, но не думаешь обо мне. Ты приезжаешь и никогда ни о чем меня не спрашиваешь, как я тут была без тебя. И я тебя никогда ни о чем не спрашиваю. Мы не ревнуем друг друга, не выясняем отношения… Пусть так и будет впредь.
Иногда у женщин бывает убийственная логика, и им невозможно возражать. Сейчас-то я понимаю, что мое предложение было вызвано минутным порывом, в противном случае я нашел бы убедительные слова и почти уверен, что смог бы уговорить Нину. Но я не стал искать этих слов. Я прекратил этот разговор, и больше мы к нему не возвращались. Как-то в пылу откровенности Нина сказала, что она, наверное, любит меня, потому что совершенно точно знает тот день, когда я возвращаюсь из командировки. А такая интуиция бывает только у влюбленных. И еще она сказала, что, пока ей хорошо со мной, она будет приходить, когда я только захочу, но если встретит мужчину, который ей будет больше нравиться, чем я, она тут же уйдет от меня.
Я ответил, что в таком случае постараюсь не слишком сильно к ней привязываться, чтобы потом, когда она меня покинет, не очень-то переживать. Нина рассмеялась и сказала, что я умница и все правильно понимаю. Однако глаза у нее стали грустными, и позже, когда мы уже говорили о другом, Нина задумчиво сказала, что, она надеется, мы еще не скоро расстанемся…
Из двух колонок стсреомагннтофона лилась чистая нежная мелодия, слышно было, как внизу по Московскому проспекту шуршали машины, иногда возникал густой раскатистый гул — это с аэропорта стартовал очередной пассажирский лайнер. Нина подняла фужер, чокнулась и сказала:
— С возвращением, Максим… Я соскучилась по тебе!
Пила она вино, как птица, по одному глотку, наверное потому никогда не пьянела. Мне хотелось дотронуться до ее гладкой нежной щеки, подержать в ладонях мягкие волосы, но я не стал этого делать: Нина была слишком отзывчивой на малейшую ласку. Стоило дотронуться до ее коленей, прижать к себе или поцеловать, как на белом лице ее проступал нежный румянец, глаза начинали блестеть еще ярче и все ее существо тянулось ко мне, властно требовало ласки. Но вот что всегда меня поражало: даже в те минуты, когда она уже не могла управлять своим телом и лицом, глаза ее всегда были ясными и чистыми. Меня это всегда сбивало с толку, казалось, что Нина притворяется, хотя на самом деле это было не так. Нина не умела притворяться ни в чем. Как избалованный любовью и вниманием ребенок, она привыкла поступать и делать так, как ей нравится. Я ни секунды не сомневался в искренности ее слов: если ей встретится мужчина, который понравится больше, чем я, она не колеблясь уйдет к нему.
Нина взяла большое розовое яблоко, обтерла его бумажной салфеткой, надкусила. Я с удовольствием смотрел на нее: когда она надкусывала яблоко, ее алые губы (Нина всегда ярко красила их) раскрывались, показывая ровный ряд белых острых зубов.
— Что же ты делал в Риге? — спросила она. — Волочился за белокурыми латышками?
В Риге я был всего полдня, а две недели провел в ста километрах от Риги на небольшой станции с незапоминающимся названием Выра. Здесь полным ходом шло строительство нового здания вокзала. До руководства трестом дошли слухи, что строители используют для кладки здания бракованный списанный кирпич и другой некачественный строительный материал. На месте эти слухи подтвердились, и по моему указанию сложенное почти до крыши здание было разобрано… Что это было: хищение государственной собственности, преступная халатность мальчишки-прораба или что-то другое — это уже было не мое дело. Этим занялись судебные органы. А эти стычки с начальником строительства, прорабом, бригадирами, рабочими?! Я ломал, долбил некачественный цемент, руками выворачивал полусгнившие балки перекрытий, совал им под нос отслуживший свой век кирпич, доказывал, что белое это белое, а черное — черное… Увесистый обломок кирпича с этого строительства каким-то образом пробил оконное стекло в маленькой гостинице и упал на тумбочку, где лежали мои часы… Интересно, если управляющему трестом положить на письменный стол разбитые часы и потребовать, чтобы мне их заменили, что он скажет?..
Не стал я Нине все это рассказывать, пусть думает, что я провел эти две недели в Риге, волочась за белокурыми девушками.
Нина поставила на журнальный столик, который служил мне и обеденным, фужер с недопитым вином. Она всегда оставляла на стекле розовую подковку губной помады. Потянувшись ко мне через стол гибким движением, сказала своим немного высоким голосом:
— Максим, почему ты меня не целуешь?
Я шагнул к ней, и в этот момент требовательно зазвонил телефон. Круто изменив направление, я подошел к аппарату.
— Не снимай трубку! — встревоженно сказала Нина.
Но я уже снял.
— Максим Константинович, здравствуй… Ты не мог бы сейчас приехать в «Асторию»?
Я не успел сказать и слова, как тот же голос властно продолжал:
— Машина придет за тобой через полчаса… Напомни твой адрес.
Я машинально взглянул на часы: было половина девятого.
— Четыреста вторая комната, — рокотал в трубке голос. — Мы тебя ждем с заместителем министра… Ты меня слышишь?
— Я приеду, — сказал я и повесил трубку.
Это позвонил мне управляющий нашим трестом. Впервые за все время моей работы в тресте «Севзаптрансжелдорстрой».
— Ты уезжаешь? — упавшим голосом спросила Нина и вяло, что было ей совсем несвойственно, опустилась в низкое кресло.
— Управляющий и заместитель министра приглашают в ресторан «Астория», — сказал я. — Мне еще не доводилось пить с таким высоким начальством… Разве я мог отказаться?
Нина молча налила в фужер вина и залпом, чего она никогда не делала, выпила.
— Можешь убираться ко всем чертям! — сказала она, закуривая. — Можно подумать, что если ты туда не поедешь, весь мир перевернется.
— Выходит, так, — сказал я и, нагнувшись, обнял ее за узкие плечи. Нина отворачивала в сторону лицо, пряча губы, но уж я-то ее хорошо знал: она не умела долго сопротивляться…
Спускаясь на лифте вниз — Нина осталась слушать музыку, — я еще раз подивился ее интуиции, когда она сказала, чтобы я не снимал трубку.
Кто знает, может быть, если бы я тогда не подошел к телефону, моя жизнь не изменилась бы так круто?..
2
В четыреста второй комнате гостиницы «Астория» я пробыл полчаса. В основном говорил заместитель министра, а мы с моим начальником помалкивали и слушали его. Вот что сказал замминистра: в городе Великие Луки Псковской области в этом году вступил в строй специализированный завод стандартного домостроения. Завод оснащен новейшим оборудованием, все трудоемкие процессы автоматизированы — в общем, не завод, а игрушка… Уже в конце этого года завод начнет выпускать свою продукцию — железобетонные детали для самого разнообразного городского, сельского и железнодорожного строительства.
Замминистра протянул мне пухлую папку с производственно-техническими данными завода. Я полистал папку и, все еще не догадываясь, куда он гнет, пробормотал:
— Все это очень интересно…
— Я знал, что вас мое предложение заинтересует, — живо подхватил заместитель министра. — Дело в том, что мы решили назначить вас директором этого завода… Я познакомился с вашей докладной запиской в министерство… Вы умеете брать быка за рога, великолепно разбираетесь в строительных процессах, даже были начальником строительного управления, значит, и работа с людьми вам не в новинку. И потом, вы хорошо знаете этот город… Если не ошибаюсь, вы родом из Великих Лук?