Президент не уходит в отставку, стр. 63

Сереже было приятно, что Сорока не забыл о своем обещании научить его ездить на мотоцикле. После того как Саша погиб, Сережа и не заикался про мотоцикл, потом уехали в Островитино… И вот Сорока сам вспомнил!

Но сегодня пришел к нему Сережа не по этому поводу… Честно говоря, зачем пришел, он и сам не знал. Просто так, пришел, и все, захотелось увидеть Сороку…

— По программе? — Сережа кивнул на том Достоевского «Братья Карамазовы».

— Гениальная книга, — сказал Сорока и свернул к скамейке в чахлом сквере напротив пятиэтажного кирпичного дома.

— Я двухсерийный фильм видел, интересно, — сказал Сережа, усаживаясь рядом с ним. — Ульянов здорово главную роль сыграл!

— Ты почитай книгу, — посоветовал Сорока.

— Почему к нам не заходишь? — помолчав, спросил Сережа.

— Кто тебе настроение испортил? — улыбнулся Сорока. И улыбка у него получилась какая-то необычная: виноватая и вместе с тем грустная.

Скажи он с покровительственными нотками в голосе: «Рассказывай-ка, дружочек: кто тебя обидел?» — пожалуй, Сережа и не открылся бы ему со всей откровенностью, но Сорока находил самые точные, необидные слова, которые не задевали раненое самолюбие.

— Если хочешь знать мое мнение, забудь ее как можно скорее, — выслушав его и подумав, без всяких околичностей посоветовал Сорока. — И постарайся не влюбляться в девушек, которые старше тебя. В пятнадцать-шестнадцать лет человеку хочется казаться взрослым, по себе знаю… Кто сейчас для тебя ребята из восьмого класса? Пацанята, верно? Чего же ты хочешь от девушки? Она тоже считает тебя младенцем. Лючии, говоришь, шестнадцать, а тебе еще пятнадцати нет…

— Через два месяца исполнится, — ввернул Сережа.

— Для нее ты мальчик, и от этого никуда не денешься!

— Ладно, поищу себе первоклашку, — с мрачным юмором изрек Сережа.

Он снова погрустнел, вспомнив, как однажды Лючия ни с того ни с сего заявила ему, что он инфантильный мальчик… Почему она так назвала его, он до сих пор не понял.

— Ты, наверное, знаешь: Гарик женится, — взглянув на него, сообщил Сорока. — В ноябре свадьба.

Этого Сережа не знал и очень удивился.

— Надо же, — только и сказал он. И даже не спросил на ком. Впрочем, чего спрашивать, ясно на ком — на Нине!

— Посиди, я сейчас! — Что-то вспомнив, Сорока вскочил со скамейки и побежал к своему дому. Высокий, широкоплечий, он легко перескочил через клумбу, завернул за угол дома и исчез.

Вернулся очень быстро, сунул Сереже пластинку в целлофановом пакете. На обложке надпись: «Популярные мелодии. Поль Мориа».

— Алена просила, — сказал он.

У них дома недавно появился стереофонический проигрыватель «Рекорд». Отец на день рождения подарил Алене. Сереже больше нравились магнитофоны, но отец сказал, что проигрыватель и магнитофон — это многовато для одной квартиры.

— Я должен тебе сказать… Алена… — переборов себя, начал было Сережа. Сорока должен знать про сестру и Бориса. Сидя на скамейке, он долго мучился, не зная: стоит ему рассказывать об этом или нет? Потом решил, что все-таки стоит. Слишком Сороку он уважает, чтобы скрывать от него что-либо.

Но говорить ему не пришлось. Сорока мягко остановил его.

— Я знаю, — сказал он.

— Ты набей ему снова морду! — горячо заговорил Сережа. — Я его тут как-то водой из окна окатил.

— Не поможет, — сказал Сорока.

— Что же ты собираешься делать? — поинтересовался Сережа.

— Ничего, — ответил Сорока.

— Ничего-ничего? — уставился на него Сережа.

— Вот именно.

— Ты же… — У Сережи не повернулся язык сказать «любишь ее». Он видел, как изменился в лице Сорока. И еще обратил внимание, что он осунулся, под глазами голубоватые тени, а на выпуклом лбу поселилась тоненькая косая морщинка. Она начиналась от переносицы и доходила до беловатого шрама, на который спускалась темно-русая прядь. Загар с его лица почти полностью сошел. В Ленинграде загар ни у кого долго не держится.

— Алена умная девушка и сама знает, что надо делать, — сказал Сорока.

— Почему они всегда поступают не так, как нам хочется? — спросил Сережа.

— Наверное, потому, что мы поступаем не так, как им хочется, — улыбнулся Сорока.

— Я инфантильный, да? — вдруг без всякого перехода спросил Сережа.

— Я этого не замечал, — без улыбки ответил Сорока.

— Ты его еще один раз… поколоти.

— Это было бы слишком просто, — ответил Сорока.

— А кто знает, что просто, а что сложно? — философски заметил Сережа. После разговора с Сорокой у него стало на душе полегче, зато тот еще больше помрачнел.

Они дошли до трамвайной остановки. Прощаясь, Сорока мягко сказал:

— Никогда не выдавай свою сестру.

— Я только тебе… — чувствуя, что краснеет, пробормотал Сережа.

— Даже мне, — сказал Сорока и, завернув за угол большого каменного здания, пошел к автобусной остановке. Под мышкой — толстый том Достоевского в коричневой обложке.

Глава двадцать пятая

К Сороке подошел Вася Билибин и, нагнувшись к верстаку будто бы за ключом, шепнул:

— Можно начинать… операцию «Ы», — и, не выдержав, коротко хохотнул, но тут же снова сделался серьезным. Взял разводной ключ и не спеша, вразвалку зашагал к своему рабочему месту. Сорока намертво завернул гайку подвески, снял с передних колес оптические приборы, растопырившие в разные стороны по три острых стальных щупальца, и выбрался из ямы. Сегодня он проверял и регулировал сходимость колес. Вытирая ветошью руки, подошел к Длинному Бобу. Тот, прислонившись к массивной квадратной опоре, подписывал наряд-заказ о проделанной работе. Его напарник Леонид Гайдышев услужливо протирал тряпкой замасленные колпаки новеньких сверкающих «Жигулей», которые только что прошли ТО-1 (первое техническое обслуживание).

— Все закончили? — поинтересовался Сорока.

— Я могу ставить личное клеймо со знаком качества… — ухмыльнулся Садовский, протягивая владельцу машины наряд-заказ.

— Разрешите? — попросил у того квитанцию Сорока.

Невысокий, крепкого телосложения мужчина молча отдал.

Гайдышев, сидя на корточках перед машиной, метнул на Сороку настороженный взгляд. Длинный Боб с улыбкой наблюдал за Сорокой, внимательно изучающим наряд-заказ.

— Товарищ старший смены, разрешите спросить: это что, недоверие к рабочему классу? — поинтересовался он.

— Наш старший смены, видите ли, не верит нам, — взглянул на клиента Гайдышев.

— Вам масло в двигателе и в коробке передач заменили? — взглянул Сорока на владельца машины.

— Всю смазку заменили, — подтвердил тот. — В заднем мосту — тоже.

— Почему в наряде не указано, что смазка заменена? — повернулся Сорока к Длинному Бобу.

— Гражданин привез свою смазку, — продолжая улыбаться, ответил тот.

К ним подошли Вася Билибин, Миша Лунь — он работал на другом подъемнике, — еще кое-кто из мотористов и слесарей. Из боковой двери, ведущей в инструментальную и в душевую, появился Тимур Ильич Томин и мастер Теребилов. Он шага на два отстал от начальника. На лице мастера уныло-покорное выражение: мол, мое дело сторона, позвала — я и иду…

— У вас была своя смазка? — спросил Сорока у клиента.

— В Тулу со своим самоваром? — улыбнулся тот. — Я ведь приехал на станцию технического обслуживания, а не за город на лужайку. Никакого масла, разумеется, я сюда не привозил.

Такого оборота, по-видимому, ни Садовский, ни Гайдышев не ожидали. Если Длинный Боб отвернулся и стал смотреть в другую сторону, сохраняя на лице спокойствие, то Гайдышев не выдержал и заорал:

— Ишь следователь нашелся! Допросы тут устраивает… Твое какое собачье дело?!

— Тихо! — не повышая голоса, вмешался Томин. Он подошел к машине, открыл капот, нагнулся и стал руками отворачивать фильтр очистки масла. Видно, он был завернут на совесть, и начальник попросил тряпку. Обмотав ею черный гладкий цилиндр, отвернул, внимательно осмотрел его и протянул Сороке. Лицо начальника не предвещало ничего хорошего.