Страхи мудреца. Книга 2, стр. 99

Магуин недовольно взглянула на меня: очевидно, она поняла, что я уступаю ей как ребенку. Однако она перевернула несколько страниц книги. Потом еще несколько.

— Двести тридцать шесть, — сказала она. — Ты будешь двести тридцать седьмым.

И вернулась к началу списка.

— Что ж, начнем сначала.

Она перевела дух и прочла:

— «Первым был Шаэл. Он выковал меня в пламени с неведомой целью. Он поносил меня и бросил».

Я с трудом подавил вздох. Даже с моей актерской привычкой заучивать наизусть длинные роли потребуется немало долгих утомительных дней, чтобы выучить все это наизусть.

А потом я осознал, что это означает на самом деле. Если каждый хозяин владел Цезурой хотя бы лет десять и меч не лежал без дела больше пары дней, значит, Цезуре, по самым скромным подсчетам, более двух тысяч лет…

В следующий раз меня удивили три часа спустя, когда я попытался отпроситься поужинать. Когда я встал, Магуин объяснила, что мне предстоит оставаться с ней, пока я не заучу всю историю Цезуры наизусть. Еду нам кто-нибудь будет приносить, и тут есть комната, где я могу спать.

«Первым был Шаэл…»

ГЛАВА 126

ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ

Следующие трое суток я провел с Магуин. Это было не так уж плохо, особенно учитывая, что моя левая рука все еще не зажила, так что я не мог толком ни говорить, ни сражаться.

Хотелось бы думать, что я справился довольно неплохо. Мне проще было бы запомнить наизусть целую пьесу, чем вот это. Пьеса собирается вместе, как головоломка. Диалоги цепляются друг за друга. Сюжет придает ей форму.

А то, что я заучивал с Магуин, представляло собой лишь длинный ряд незнакомых имен и бессвязных событий. Список покупок, притворяющийся историей.

И все-таки я его заучил. Вечером третьего дня я наконец-то прочитал это Магуин наизусть без запинки. Сложнее всего было не начать петь. Музыка переносит слова за много километров, проникает в сердца и в воспоминания. И удерживать в памяти историю Цезуры сделалось значительно легче, когда я принялся про себя перелагать ее на мелодию старинной винтийской баллады.

На следующее утро Магуин потребовала, чтобы я повторил все сначала. После того как я рассказал все два раза подряд, она написала записку Шехин, запечатала ее воском и выпроводила меня из своей пещеры.

— А мы-то думали, Магуин с тобой еще несколько дней провозится, — сказала Шехин, прочитав записку. — Вашет отправилась в Феант и вернется не раньше, чем дня через два.

Это означало, что я заучил этас вдвое быстрее, чем они рассчитывали. Я изрядно возгордился.

Шехин взглянула на мою левую руку и слегка нахмурилась.

— Когда тебе сняли повязки? — спросила она.

— Я не сразу тебя нашел, — сказал я. — И сходил к Даэльну. Он сказал, что рука отлично зажила.

Я покрутил левой рукой, только что освободившейся от повязки, и сделал жест «радостное облегчение».

— Кожа почти не стянута, и он меня заверил, что даже то, что есть, скоро пройдет, если я буду как следует лечиться.

Я посмотрел на Шехин, ожидая увидеть какой-нибудь одобрительный или удовлетворенный жест. Но она продемонстрировала раздраженное негодование.

— Я что-то сделал не так? — спросил я. Смущенное сожаление. Извинение.

Шехин указала на мою руку.

— Это был удобный предлог отложить твое каменное испытание, — сказала она. Раздражениеи покорность судьбе. — А теперь придется провести его сегодня, несмотря на то что Вашет нет.

Я ощутил, как знакомая тревога снова леденит мне душу, как будто черная птица вонзила свои когти глубоко в мышцы шеи и плеч. Я-то думал, что нудная зубрежка была последним испытанием, а оказывается, второй сапог еще не прилетел. И что это за каменное испытание такое? Все это мне не нравилось.

— Возвращайся сюда после полуденной трапезы, — сказала Шехин. Разрешение уйти. — Ступай. Мне до тех пор многое нужно подготовить.

Я отправился разыскивать Пенте. Теперь, когда Вашет не было, она осталась единственной, кого я знал достаточно хорошо, чтобы расспросить о предстоящем испытании.

Но Пенте не было ни дома, ни в школе, ни в банях. Наконец я сдался, сделал растяжку и принялся повторять кетан, сначала с Цезурой, потом без. Потом пошел в бани и хорошенько отмылся после трех дней ничегонеделания.

Когда я вернулся после обеда, Шехин ждала меня со своим мечом, вырезанным из дерева. Взглянув на мои пустые руки, она сделала негодующий жест.

— А где же твой тренировочный меч?

— У меня в комнате, — сказал я. — Я же не знал, что он понадобится.

— Так сбегай за ним, — сказала она. — А потом жди меня у каменного холма.

— Шехин, — сказал я. Настойчивая мольба. — Я же не знаю, где это! Я вообще не знаю ничего о каменном испытании.

Удивление.

— Так Вашет тебе ничего не говорила?

Недоверие.

Я покачал головой. Искреннее извинение.

— Мы были слишком заняты другими вещами.

Раздражение.

— Все довольно просто, — объяснила она. — Ты прочтешь этас Цезере всем собравшимся. А потом начнешь подниматься на холм. У первого камня ты сразишься с членом школы, дошедшим до первого камня. Если ты победишь, ты продолжишь подниматься и сразишься с кем-нибудь из второго камня.

Шехин взглянула на меня.

— В твоем случае это чистая формальность. Иногда в школу поступают ученики выдающихся способностей. Вашет была одной из них, и она с первого же испытания дошла до второго камня. — Грубая прямота. — Ты не из таких. Ты все еще плохо владеешь кетаном, и тебе не стоит рассчитывать миновать даже первый камень. Каменный холм находится к востоку от бань.

И она махнула мне рукой: бегом!

К тому времени, как я пришел, у подножия каменного холма собралась целая толпа, больше ста человек. Серой домотканой одежды и тканей скромных цветов тут было куда больше, чем алых одежд наемников, и приглушенный ропот толпы слышался издалека.

Сам холм не был ни особенно высоким, ни особенно крутым. Однако тропа, ведущая к вершине, петляла из стороны в сторону. На каждом повороте имелась широкая, ровная площадка с массивной серой каменной глыбой. Четыре поворота, четыре камня, четыре наемника в алых рубахах. И на вершине холма возвышался высокий серовик, знакомый, как старый друг. Рядом стояла маленькая фигурка в ослепительно-белых одеждах.

Когда я подошел ближе, ветер донес до меня запах: запах жареных каштанов. И только тогда я успокоился. Это просто торжественная церемония. В словах «каменное испытание» слышалось нечто угрожающее, но я очень сомневался, что со мной сделают нечто ужасное на глазах у многочисленной публики, лузгающей жареные орешки.

Я вошел в толпу и направился к холму. Я видел, что рядом с серовиком стоит Шехин. У третьего камня я увидел знакомое лицо сердечком и длинную косу Пенте.

Пока я шел к подножию холма, толпа незаметно расступалась. Краем глаза я увидел, как ко мне протискивается кто-то в кроваво-алом. Я встревожился, оглянулся и увидел, что это не кто иной, как Темпи! Он устремился ко мне, сделав широкий жест «восторженное приветствие».

Я подавил порыв улыбнуться и вскричать «Темпи!» и сделал вместо этого жест «радостное возбуждение».

Он остановился прямо напротив меня и шутливо встряхнул меня за плечо, словно хотел поздравить. Но взгляд у него был напряженный. Его рука, спрятанная у самой груди, показала обман, так, чтобы никто, кроме меня, этого не видел.

— Слушай, — торопливо сказал он вполголоса, — тебе не победить в этом бою!

— Да не тревожься, — подбадривание. — Шехин тоже так думает, но, может, я вас еще удивлю!

Темпи стиснул мое плечо до боли.

— Да послушай же! — прошипел он. — Ты посмотри, кто у первого камня!

Я посмотрел ему за спину. Это была Карсерет. И глаза у нее были как ножи.