Страхи мудреца. Книга 2, стр. 87

Целеана сказала это спокойно и уверенно. Как будто объясняла, кто она такая. И не мне. Она говорила это себе самой.

Она обернулась и взглянула на меня.

— И в ваших землях тоже побываю, — сказала она. Абсолютная уверенность. — И выучу варварский кетан, который ваши женщины держат в секрете от вас.

— Ты будешь разочарована, — ответил я. — Я не оговорился. Я знаю, что значит «секретный». Но я хотел сказать, что там, откуда я родом, многие женщины вообще не сражаются.

Целеана снова озадаченно покрутила запястьем, и я понял, что придется объяснять.

— Там, откуда я родом, большинство женщин проводит всю жизнь, ни разу не взяв в руки меча. Большинство из них растут, не умея нанести удар кулаком или ребром ладони. Они не ведают никакого кетана. Они вообще не сражаются.

Последние два слова я подчеркнул жестом «усиленное отрицание».

Похоже, до нее наконец дошло. Я отчасти ожидал, что она ужаснется, но она просто осталась стоять неподвижно, уронив руки, словно не зная, что и думать. Как будто я объяснил ей, что там, откуда я родом, женщины живут без головы.

— Не сражаются? — недоверчиво переспросила она. — Ни с мужчинами, ни друг с другом, вообще ни с кем?

Я кивнул.

Она надолго умолкла. Лоб у нее нахмурился, я видел, как она пытается освоиться с этой мыслью. Растерянность. Смятение.

— Но чем же они занимаются? — спросила она наконец.

Я подумал о женщинах, с которыми был знаком: Мола, Фела, Деви…

— Да много чем, — сказал я, пытаясь придумать, как объяснить то, для чего я не знал слов. — Делают картины из камней. Покупают и продают деньги. Пишут в книгах.

Целеана, похоже, поуспокоилась, слыша все это, — как будто до этого ей казалось, что иноземные женщины, лишенные кетана, просто лежат без движения там и сям, точно бескостные трупы.

— Лечат больных и исцеляют раны. Играют… — я едва не сказал «играют музыку и поют песни», но вовремя спохватился. — Играют в игры, сеют зерно и пекут хлеб.

Целеана надолго задумалась.

— Я бы предпочла заниматься всем этим и еще сражаться, — решительно сказала она.

— Некоторые женщины сражаются, но многие считают, что это противоречит летани.

Я использовал выражение «противоречит летани», потому что не знал, как сказать по-адемски «недостойное поведение».

Целеана сделала глубокое презрениеи укоризну. Я даже удивился, насколько сильнее задели меня эти жесты, когда их сделала девочка в ярко-желтой рубашке, чем те же самые жесты, исходящие от Темпи или Вашет.

— Летани везде одна и та же, — твердо сказала она. — Она не то что ветер, который дует то с одной, то с другой стороны.

— Летани — как вода, — ответил я, не раздумывая. — Сама по себе она всюду одна и та же, однако она меняется, приспосабливаясь к разным местам. Она и река, она же и дождь.

Девочка уставилась на меня. Взгляд не был свирепым, но в исполнении одной из адемов эффект был тот самый.

— Да кто ты такой, чтобы говорить, на что летани похожа, а на что нет?

— А ты кто такая?

Целеана поглядела на меня, между ее светлыми бровками на миг пролегла задумчивая складка. Потом она радостно рассмеялась и вскинула руки.

— Я — Целеана! — объявила она. — Моя мать достигла третьего камня. Я — прирожденная адем, и я та, кто повергнет тебя наземь!

И так она и поступила.

ГЛАВА 118

ЦЕЛЬ

Мы с Вашет сражались, бродя по предгорьям Адемре.

Проведя здесь столько времени, я почти не обращал внимания на ветер. Он сделался частью пейзажа, так же как неровная почва под ногами. Иногда он был слабым и всего лишь рисовал узоры на траве или задувал мне волосы в глаза. В другие дни он был таким сильным, что отстающая от тела ткань моей одежды трещала и хлопала. Он налетал без предупреждения с самой неожиданной стороны и толкал сильно, как ладонь, упертая между лопаток.

— Почему мы тратим столько времени на борьбу без оружия? — спросил я у Вашет, «собирая клевер».

— Потому что ты плохо ею владеешь, — ответила Вашет, блокируя мой удар «водяным веером». — Потому что мне стыдно за тебя всякий раз, когда мы боремся. И потому, что ты три раза из четырех проигрываешь ребенку вдвое ниже тебя ростом.

— Но на мечах-то я сражаюсь еще хуже, — возразил я, обходя ее и высматривая слабое место.

— Это верно, — согласилась она. — Потому я и не разрешаю тебе сходиться ни с кем, кроме меня. Ты слишком буйный. Еще покалечишь кого-нибудь.

Я улыбнулся.

— А я думал, в этом весь смысл!

Вашет нахмурилась, потом небрежно протянула руки, ухватила меня за плечо и запястье и скрутила меня «спящим медведем». Ее правая рука завернула мое запястье выше головы, выкрутив мою руку под неестественным углом, а левая сильно надавила мне на плечо. Я поневоле согнулся в три погибели, глядя в землю.

— Вех, — смиренно сказал я.

Однако Вашет не выпустила меня. Она продолжала выкручивать мне руку, и давление на плечо усилилось. Мелкие косточки моего запястья заболели.

— Вех! — сказал я чуть громче, думая, что она не услышала. Но она продолжала удерживать меня, все сильнее выкручивая запястье. — Вашет!

Я попытался обернуться, чтобы взглянуть на нее, но из этой позиции мне было видно только ее ногу.

— Если весь смысл в том, чтобы кого-нибудь покалечить, — спросила она, — зачем мне тебя отпускать?

— Да я не это хотел…

Вашет надавила сильнее, и я заткнулся.

— В чем цель «спящего медведя»? — спокойно спросила она.

— Обезвредить противника, — сказал я.

— Хорошо.

И Вашет принялась давить вниз с медленной, неумолимой силой движущегося ледника. Тупая боль из запястья распространилась в плечо.

— Скоро твое плечо вывернется из сустава. Связки растянутся и перестанут удерживать кости. Мышцы порвутся, и рука повиснет вдоль бока, как мокрая тряпка. Как ты считаешь, это будет соответствовать цели «спящего медведя»?

Я принялся вырываться, повинуясь чисто животному инстинкту. Однако жгучая боль от этого сделалась только сильнее, и я замер. За время обучения мне уже не раз приходилось оказываться в безвыходном положении. И каждый раз я был беспомощен, но впервые за все время я чувствовал себя по-настоящему беспомощным.

— Цель «спящего медведя» — это контроль, — спокойно сказала Вашет. — Сейчас ты в моей власти, и я могу сделать с тобой, что захочу. Могу передвинуть тебя, могу тебя искалечить, могу отпустить.

— Я бы предпочел последнее, — сказал я, надеясь, что в моем голосе слышится надежда, а не отчаяние.

Она помолчала, потом спросила, все так же спокойно:

— В чем цель «спящего медведя»?

— В контроле.

Я почувствовал, как ее руки отпустили меня, и выпрямился, медленно ворочая плечом, чтобы унять боль.

Вашет сердито хмурилась.

— Весь смысл — в контроле. И прежде всего ты должен научиться контролировать себя. Потом ты сможешь контролировать обстоятельства. И уже потом ты научишься контролировать того, кто вышел против тебя. Это летани.

Проведя в Хаэрте большую часть месяца, я невольно начал чувствовать, что все идет хорошо. Вашет признала, что я мало-помалу овладеваю языком, и поздравила меня с тем, что моя речь стала звучать как речь ребенка, а не как речь слабоумного.

Я по-прежнему встречался с Целеаной на лужайке неподалеку от меч-дерева. Я с нетерпением ждал этих поединков, несмотря на то что она каждый раз весело и безжалостно разносила меня в пух и прах. Прошло три дня, прежде чем мне наконец удалось одолеть ее.

Вот любопытный стишок, его стоит добавить к длинной истории моей жизни, не правда ли?