Страхи мудреца. Книга 2, стр. 70

— Ветки.

Согласие. Она обернулась ко мне.

— Вот чему Темпи тебя не научил. Он поступил бы дурно, научив тебя этому. Однако из-за этого ты пострадал.

— Не понимаю.

Она жестом приказала мне начать кетан. Я машинально встал в стойку «ловля воробьев».

— Стоп.

Я застыл в стойке.

— Если я на тебя нападу, куда я ударю? Сюда, в корень?

Она толкнула мою ногу — нога стояла прочно.

— Сюда, в лист?

Она толкнула мою вскинутую ладонь, без труда отвела ее, но больше ничего не добилась.

— Вот сюда. В ветку.

Она мягко толкнула меня в плечо и без труда сдвинула меня с места.

— И сюда.

Она надавила мне на бедро, развернув меня.

— Видишь? Надо найти место, куда направить силу, иначе потратишь ее впустую. Тратить силу впустую — это не летани.

— Да, Шехин.

Она вскинула руки, встала в позицию, в которой я застал ее врасплох, посередине «падающей цапли».

— Выполни «взметнувшийся гром». Где у меня корень?

Я указал на упертую в землю стопу.

— А лист?

Я указал на кисти.

— Нет. Отсюда досюда — все листья, — она указала на руку от кисти до плеча и продемонстрировала, как ей ничего не стоит нанести удар ладонью, локтем или плечом. — Где ветка?

Я надолго задумался, потом указал на колено.

Она ничем не выдала себя, но я все-таки ощутил ее удивление.

— И?

Я указал на противоположный бок под мышкой и на плечо.

— Покажи.

Я подошел к ней вплотную, поставил ногу рядом с ее коленом и выполнил «взметнувшийся гром», отшвырнув ее в сторону. Я сам удивился, как мало сил для этого потребовалось.

Однако Шехин не взлетела в воздух и не покатилась по земле. Вместо этого она ухватила меня за предплечье. Я ощутил рывок, потерял равновесие и сместился на шаг в сторону. Вместо того чтобы упасть, Шехин использовала захват в качестве рычага, так что ее ноги оказались внизу. Она сделала один идеальный шаг и снова восстановила равновесие.

Шехин посмотрела мне прямо в глаза долгим, задумчивым взглядом, потом повернулась и пошла прочь, сделав мне знак следовать за собой.

ГЛАВА 111

ЛЖЕЦ И ВОР

Мы с Шехин вернулись к группке каменных строений и увидели Темпи: он стоял снаружи, нервно переминаясь с ноги на ногу. Это подтвердило мои подозрения. Он не посылал Шехин испытать меня. Она сама меня нашла.

Когда мы подошли достаточно близко, Темпи протянул правой рукой свой меч, держа его острием вниз. Левой рукой он сделал жест «глубокого уважения».

— Шехин, — сказал он, — я…

Шехин сделала ему знак следовать за собой и вошла в приземистое каменное строение. Она махнула рукой мальчику.

— Приведи Карсерет!

Мальчик убежал.

Я показал Темпи жест «любопытство».

Он даже не взглянул на меня. Очень серьезно. Внимание!Мне не очень-то понравилось, что это были те самые жесты, которые Темпи использовал на дороге у Кроссона, когда думал, что нас ждет засада. Я заметил, что руки у него слегка дрожат.

Шехин привела нас к открытой двери, где к нам присоединилась женщина в алой одежде наемника. Я узнал тонкие шрамы у нее на лбу и на щеке. Это была Карсерет, та наемница, которую мы встретили по пути в Северен, та самая, что оттолкнула меня.

Шехин дала обоим наемникам знак войти, а меня остановила жестом.

— Жди тут. То, что сделал Темпи, — нехорошо. Я выслушаю. А потом решу, что с вами делать.

Я кивнул, и она затворила за собой дверь.

* * *

Я ждал час, ждал два. Я напрягал слух, но за дверью ничего слышно не было. Мимо меня по коридору прошло несколько человек: двое в наемничьем красном, еще один в сером домотканом. Каждый мимоходом взглянул на мои волосы, но никто не пялился.

Вместо того чтобы улыбнуться и кивнуть, как принято у варваров, я сохранял каменное лицо, отвечал на незаметные приветственные жесты и старался не встречаться глазами.

Третий час был на исходе, когда дверь распахнулась и Шехин жестом позвала меня внутрь.

Это была хорошо освещенная комната со стенами из тесаного камня. Величиной она была с просторный номер в гостинице, но выглядела еще просторнее благодаря тому, что мебели в ней практически не было. У одной стены стояла железная печурка, от которой веяло мягким теплом, и еще там было четыре стула, расставленных друг напротив друга. На трех стульях сидели Темпи, Шехин и Карсерет. Повинуясь жесту Шехин, я занял четвертый.

— Сколько человек ты убил? — спросила Шехин. Теперь она разговаривала совсем другим гоном. Властно. Безапелляционно. Таким тоном говорил Темпи, когда мы беседовали о летани.

— Много, — не раздумывая, ответил я. Может, временами я и туго соображаю, но всегда вижу, когда меня испытывают.

— Много — это сколько?

Это не было уточнение. Это был новый вопрос.

— Когда убиваешь людей, один — уже много.

Она слегка кивнула.

— Ты убивал людей не по летани?

— Быть может.

— Почему ты не отвечаешь ни «да», ни «нет»?

— Потому что летани не всегда очевидна для меня.

— Почему?

— Потому что летани не всегда очевидна.

— Что делает летани очевидной?

Я замялся, хотя и знал, что это неправильно.

— Слова наставника.

— Можно ли обучить летани?

Я хотел было сделать жест «неуверенность», потом вспомнил, что жесты сейчас неуместны.

— Быть может, — сказал я. — Я не могу.

Темпи слегка заерзал на стуле. Все шло не так… Не зная, что еще делать, я сделал глубокий вдох, расслабился и мягко погрузился в «листок на ветру».

— Кому ведома летани?

— Листу, гонимому ветром, — ответил я, хотя, честно говоря, не знаю, что я имел в виду.

— Откуда берется летани?

— Оттуда же, откуда смех.

Шехин слегка поколебалась, потом спросила:

— Как следовать летани?

— Как следовать за луной?

Время, проведенное с Темпи, приучило меня оценивать разные виды пауз, прерывающие беседу. В языке адемов молчание говорит не меньше слов. Бывают паузы многозначительные. Вежливые. Растерянные. Бывает пауза, которая подразумевает недосказанное, извиняющаяся пауза, пауза, которая подчеркивает сказанное прежде…

Эта пауза была внезапной дырой в разговоре. Пустота дыхания, задержанного на вдохе. Я почувствовал, что сказал либо что-то очень умное, либо что-то совсем дурацкое.

Шехин пошевелилась на стуле, и торжественная атмосфера развеялась. Я почувствовал, что мы переходим к следующему этапу, и вышел из состояния «листка на ветру».

Шехин обернулась и взглянула на Карсерет.

— Что скажешь?

Карсерет все это время сидела как статуя, неподвижно, не меняя выражения лица.

— Я скажу то же, что и прежде. Темпи нетинад нас всех. Его следует отрубить. Затем и придуманы законы. Пренебречь законом — значит уничтожить его.

— Слепо следовать закону означает быть рабом! — тут же возразил Темпи.

Шехин сделала жест «суровый упрек», и Темпи залился краской.

— А что касается этого, — Карсерет указала на меня. Пренебрежение. — Он не принадлежит Адемре. В лучшем случае он глупец. В худшем — лжец и вор.

— А что он сказал сегодня? — спросила Шехин.

— Собака может гавкнуть три раза, не считая.

Шехин обернулась к Темпи.

— Заговорив вне очереди, ты отказался от своей очереди говорить.

Темпи снова покраснел, губы у него побелели от усилия держать себя в руках.

Шехин глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

— Кетан и летани — вот что делает нас Адемре, — сказала она. — Варвар кетаном владеть не может.

Темпи с Карсерет встрепенулись, но она вскинула руку.

— В то же время уничтожить того, кто постиг летани, — неправильно. Летани не уничтожает самое себя.

Слово «уничтожить» она произнесла как ни в чем не бывало. Я понадеялся, что, должно быть, неправильно понял адемское слово.

Шехин продолжала:

— Найдутся такие, кто скажет: «С этого довольно. Не учите его летани, кто ведает летани, превзойдет все остальное».