Страхи мудреца. Книга 2, стр. 123

Он выглядел несколько смущенным.

— Ведь не все истории о них мрачные, знаете ли. Они совершали великие деяния. Они делали тяжкий выбор, на который не решался никто, кроме них. Такое пугает людей, но я полагаю, что они были великими поборниками добра.

— Я и сам всегда так думал, — признался я. — Интересно, а какая была ваша любимая история?

— Про Атрейона, — ответил Алверон немного мечтательно. — Сколько лет я об этом не вспоминал… А ведь я, пожалуй, мог бы наизусть пересказать все восемь клятв Атрейона.

Он тряхнул головой и посмотрел на меня.

— А у вас?

— История Атрейона для меня, пожалуй, чересчур кровавая, — сознался я.

Алверона это, похоже, насмешило.

— Ну, недаром же их прозвали «кроваворукими»! — сказал он. — Татуировки киридов вряд ли были чисто декоративными.

— Это правда, — согласился я. — И все же я предпочитаю сэра Савиена.

— Ах, ну да, — кивнул он. — Вы же романтик.

Некоторое время мы шагали молча. Свернули за угол, миновали фонтан.

— Ребенком я был от них без ума, — сказал Алверон наконец, словно бы смущаясь. — Люди, за которыми стояла вся мощь церкви. И это во времена, когда за церковью стояла вся мощь Атура!

Он улыбнулся.

— Отважные, жестокие, не державшие ответа ни перед кем, кроме самих себя и Господа Бога.

— И других амир, — добавил я.

— И в конечном счете понтифика, — закончил он. — Полагаю, вы читали указ о роспуске ордена?

— Да.

Мы вышли к небольшому горбатому мостику из дерева и камня, остановились на середине моста и стали смотреть на воду и лебедей, медленно плывущих против течения.

— А знаете, что я обнаружил в юности? — сказал маэр.

Я покачал головой.

— Когда я перерос детские сказки об амир, я начал задумываться о некоторых вещах. Сколько всего было амир? Сколько из них были дворянами? Сколько всадников они могли выставить в бою?

Он слегка обернулся, проверяя мою реакцию.

— Я тогда жил в Фелтоне. У них там есть древний атуранский мендарий, в котором хранятся церковные архивы всего северного фаррела. Я рылся в их книгах целых два дня. И знаете, что я обнаружил?

— Ничего, — сказал я. — Вы ничего не нашли.

Алверон обернулся и посмотрел на меня. На его лице отражалось старательно сдерживаемое изумление.

— Я обнаружил то же самое в Университете, — сказал я. — Казалось, будто кто-то изъял сведения об амир из тамошних архивов. Не все, разумеется. Но подлинно надежных свидетельств там практически нет.

В умных серых глазах маэра оживали его собственные выводы.

— И кто же мог такое сделать? — осведомился он.

— У кого на это может быть больше причин, чем у самих амир? — сказал я. — А это означает, что они по-прежнему где-то существуют.

— И отсюда ваш вопрос, — Алверон пошел дальше, но уже медленнее. — Где находятся амир?

Мы миновали мостик и пошли по дорожке вдоль пруда. На лице маэра отражалась глубокая задумчивость.

— Хотите верьте, хотите нет, но та же самая мысль посетила меня после моих изысканий в мендарии, — сказал он мне. — Я подумал, что, возможно, амир сумели избежать суда. Ушли в подполье. Я подумал, что, возможно, амир существуют даже сейчас, много веков спустя, втайне действуя ради благой цели.

В груди у меня забурлило возбуждение.

— И что же вы выяснили? — жадно спросил я.

— Выяснил? — Алверон, похоже, был удивлен. — Ничего. В тот год умер мой отец, и я сделался маэром. Я отбросил все это, как мальчишеские забавы.

Он посмотрел на воду, на плавно скользящих лебедей.

— Однако если вы обнаружили то же самое на другом конце мира…

Он умолк.

— И пришел к тем же выводам, ваша светлость.

Алверон медленно кивнул.

— Меня тревожит существование столь серьезной тайны.

Он окинул взглядом сад и стены своей усадьбы.

— Да еще в моих собственных землях. Мне это не нравится.

Он снова обернулся ко мне, взгляд у него был пронзительный и ясный.

— Как вы предлагаете их разыскивать?

Я печально улыбнулся.

— Как вы уже заметили, ваша светлость, как я ни красноречив, как я ни образован, все равно я не аристократ и никогда им не буду. У меня нет ни связей, ни возможностей, чтобы исследовать этот вопрос так тщательно, как мне бы того хотелось. Однако с вашим именем, отворяющим двери, я мог бы исследовать многие частные библиотеки. Я получил бы доступ в архивы, к записям, слишком частным или слишком далеко запрятанным, чтобы их подчистить…

Алверон кивал, не сводя с меня глаз.

— Думаю, что я вас понял. Лично я бы дорого дал, чтобы узнать правду об этом деле.

До нас донесся смех и шаги приближающихся аристократов. Он отвел взгляд.

— Да, теперь благодаря вам у меня будет о чем подумать, — сказал он, понизив голос. — Обсудим это позднее, наедине.

— Когда вам будет удобно встретиться, ваша светлость?

Алверон посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом.

— Приходите в мои покои сегодня вечером. И, поскольку я не могу дать вам ответ, разрешите мне вместо этого предложить вам мой собственный вопрос.

— Вопросы я ценю не меньше ответов, ваша светлость.

ГЛАВА 138

ЗАПИСКИ

До встречи с маэром оставалось почти пять часов, так что я наконец мог выбраться в Северен-Нижний по своим делам. С конного лифта небо казалось таким ясным и голубым, что слезы наворачивались. И в таком-то настроении я и направился в трактир «Четыре свечки».

Народу в трактире было немного. Неудивительно, что трактирщик заметил, как я направляюсь к лестнице, ведущей наверх.

— Твоя стой! — крикнул он на ломаном атуранском. — Платить! Комната только для платить!

Не желая скандала, я подошел к стойке. Трактирщик был тощий, засаленный дядька с густым ленаттским акцентом. Я улыбнулся ему.

— Я просто зашел навестить знакомую. Даму из третьего номера. Длинные черные волосы.

Я жестом показал длину волос.

— Она еще здесь?

— А-а! — сказал он, понимающе взглянув на меня. — Девушка. Динай имя?

Я кивнул, зная, что Денна меняет имена так же часто, как иные женщины прически.

Засаленный дядька снова кивнул.

— Да. Красивый черный глаза? Она уехать долго.

Сердце у меня упало, невзирая на тот факт, что я и не думал надеяться, будто она окажется здесь столько времени спустя.

— А вы не знаете, куда она могла уехать?

Он издал короткий лающий смешок.

— Нет. Вы и другие волки за ней приходить, нюхать. Моя знать — моя бы вам продавать, много денег заработать. Но нет, понятия не иметь.

— Может, она мне записку оставила? — спросил я без особой надежды. Во дворце Алверона для меня ни писем, ни записок не было. — Она могла рассчитывать, что я буду искать ее здесь.

— Вот как? — насмешливо сказал он, потом как будто что-то припомнил. — Моя думать, быть записка. Может быть. Моя читать мало. Ваша ее хотеть? — он улыбнулся.

Я кивнул, слегка воспрянув духом.

— Она уехать, не платить за комната, — сказал он. — Семнадцать с половиной пенни.

Я достал серебряный кругль и показал ему. Трактирщик потянулся за монетой, но я положил ее на стол и придавил двумя пальцами.

Он юркнул в кладовку и исчез там минут на пять, не меньше. Наконец он вернулся, сжимая в руке туго сложенную бумагу.

— Моя найти! — торжествующе сказал он, помахав бумажкой в мою сторону. — Тут бумага мало надо, только печь разжигать.

Я взглянул на листок и еще сильнее воспрянул духом. Он был сложен точно так же, как то письмо, которое я поручил лудильщику. Если она переняла эту уловку, значит, она, видимо, прочла мое письмо и оставила эту записку для меня. Есть надежда, что в записке говорится, куда она уехала. И как ее найти. Я подвинул монету трактирщику и взял записку.

Очутившись на улице, я поспешно шмыгнул в нишу дверного проема, зная, что большего уединения на многолюдной улице все равно не найти. Я бережно надорвал записку, развернул, подвинулся ближе к свету. Там говорилось: