Андреевский кавалер, стр. 140

Под ними открылось продолговатое зеленое поле. Сверху не было видно самолетов, но русский, внимательно смотревший вниз, велел разворачиваться и садиться. Гельмут несколько раз качнул крыльями. На поле выскочили крошечные фигурки, у самого края поля остановилась легковая машина. Гельмут выпустил шасси и выдвинул подзакрылки, – не оставалось никакого сомнения, что это тщательно замаскированный аэродром. Зенитки так и не выпустили ни одного снаряда по ним. Эскадрилья Гельмута не раз пролетала над этим полем, не подозревая, что здесь военный аэродром.

Самолет, гася скорость, затрясся по летному полю. Русский сорвал с себя фуражку, швырнул под ноги; черты лица его стали мягче, на губах заиграла улыбка.

– Красиво-то как кругом и тихо, капитан, а? – произнес русский.

3

Они прогуливались по узкой тропинке вдоль небольшой речки. За их спинами утопал в зелени поселок. У забора одноэтажного дома чернела «эмка». Был теплый вечер, ядреный месяц медленно выкатывался из-за леса. Иван Васильевич Кузнецов и генерал-майор Геннадий Андреевич Греков, оба в штатском, приближались к кромке леса, где речка делала плавный поворот. Пышные кусты спускались к берегу, посередине вода багрово отсвечивала: наступал закат.

– Отчаянный ты человек, Иван! – говорил Геннадий Андреевич. – Немцы могли схватить тебя на аэродроме, подумаешь, надел форму эсэсовца! У них охрана военных объектов хорошо поставлена, сам знаешь.

– Я ведь сначала разведал, что у них на аэродроме работают советские военнопленные. Сказал охраннику, что двое сбежали из лагеря, мне, мол, необходимо проверить,не спрятался ли кто-нибудь из них в самолете…

– Знаешь, что начальник разведшколы Шилов написал в твоей характеристике? – улыбнулся Греков. – «Храбр, обладает великолепной реакцией, находчив в самых труднейших ситуациях, можно использовать на оперативной работе».

– Умный мужик Шилов, – заметил Иван Васильевич. – Я ему овчарку выдрессировал, хоть в цирке показывай. Где он сейчас?

– Генерал Шилов погиб, – помрачнев, ответил Геннадий Андреевич. Продолговатое лицо его какое-то время было хмурым, глаза отрешенно смотрели мимо собеседника. – У нас перед войной модной стала пословица «Лес рубят – щепки летят». Мне она не нравится… Кто – лес, кто – щепки? Можно этак и весь лес на щепки перевести. Лес – наша гордость, которому цены нет…

– Я не силен в пословицах, – осторожно заметил Иван Васильевич. – Моя бывшая теща знает их тьму!

– Да-а, тебя же, голубчика, тоже помурыжили, когда ты вернулся из окружения… Обжегшись на молоке, дуют на воду!

– Ко мне это не относится.

– Передо мной-то не лукавь… Помнишь, с каким лицом пришел ко мне в кабинет? Пошлите на фронт, хоть к черту на кулички, только перестаньте заставлять меня бумажки в кабинете писать…

– Я вот о чем подумал… – сказал Кузнецов. – Когда ты в тылу врага, многое зависит в твоей жизни от случая… У аэродрома я увидел летчика, похожего на Карнакова. Еще в Москве я все про этого типа выяснил: им наша разведка всерьез занялась! Знал его лично. Сопоставив факты, пришел к выводу, что летчик, возможно, сын Карнакова… Ну а дальше стал тщательно разрабатывать план захвата его самолета. Не какого-нибудь другого, а именно его, Гельмута… Случайная встреча, а во что все это петом вылилось? И еще неизвестно, чем все это кончится…

– О чем это ты? – сбоку посмотрел на него Греков.

– Есть тут у меня одна идейка… – туманно ответил Иван Васильевич.

– Опять что-то задумал… – покачал головой генерал-майор. – Сколько мы уже отчаянных голов потеряли… Случай, конечно, в работе разведчика занимает не последнее место, но все-таки лучше придерживаться разработанного в Центре плана.

Они повернули в пошли обратно к дому, где под яблонями был накрыт стол с самоваром. Усевшись на плетеные стулья, налили в чашки крепкого, душистого чая, взяли по бутерброду с маслом и колбасой. Из самоварной трубы тянул дымок, комары подлетали к ней и, опалив жаром крылья, ошалело шарахались в стороны.

– А вот другой пример из моей практики, – заговорил Кузнецов. – План был тщательно разработан, одобрен Центром, кажется, все было предусмотрено, я говорю о последнем моем задании… И опять в мою жизнь вмешался Господин Случай! В группе подпольщиков оказался предатель! Если бы не он, особняк в Грачах с офицерьем и парочкой гитлеровских генералов взлетел бы на воздух… Кстати, я подпольщиков предупредил, надеюсь, они прикончили гада!

– Говорю же, что тебе везет, – сказал Греков. – Не обнаружь эсэсовцы человека под кроватью, разве ты бы успел переодеться на чердаке? И тем более, выбраться из оцепленного фашистами дома?.. Ладно, ладно, не стриги бровями! Безусловно, ты проявил железное присутствие духа, волю, находчивость… Хотел тебе завтра сообщить, – приказ на подписи у начальника, – тебе присвоено звание майора, и ты представлен к награде. – Геннадий Андреевич поднялся со стула и пожал руку Кузнецову.

– Спасибо… – ошарашенно произнес Иван Васильевич.

– Тебе спасибо, Иван, за работу… Кстати, как ты думаешь, сможем мы привлечь к работе твоего крестника – Гельмута Бохова?

– Вряд ли, – ответил Кузнецов. – Он типичный солдафон, в него с детства вбито преклонение перед фюрером, верность фатерланду, но главное – нет в нем гибкости, артистизма, чтобы стать разведчиком…

– Как заговорил! – рассмеялся генерал-майор. – Разведчик-романтик… Давай не тяни кота за хвост. Что у тебя за идея?

– Тогда все по порядку, – улыбнулся Иван Васильевич. – Про Карнакова – отца Гельмута – я тебе рассказывал. Где он сейчас, Карнаков-Шмелев, летчик не знает, известно лишь то, что Карнаков, естественно под новой фамилией, действует на нашей территории. Птица он важная, ему присвоено офицерское звание, награжден Железным крестом… Гельмут-то не знает, а вот второй его сынок – сотрудник абвера Бруно – все знает. Может, заняться мне этой семейкой, а, Геннадий Андреевич? От младшего брата – к старшему, а от старшего – к отцу? Да что отец! Бруно Бохов был бы для нас в тысячу раз ценнее…

– Красивая получается цепочка! – покачал головой Греков. – Фантазер ты, Иван! – Он погасил улыбку. – Но только все это красиво на словах… Я не вижу, за что тут можно было бы зацепиться. Бруно – разведчик, и вряд ли с ним следует вступать в контакт, хотя это и очень заманчиво…

– Не хитри, Геннадий Андреевич! – рассмеялся Кузнецов. – По глазам вижу: моя идея тебе нравится.

– Черт с ним, с папашей Карнаковым! – сказал Греков. – Его мы будем искать. Если бы действительно прощупать Бруно!.. Но это такой риск, Иван! Вряд ли тут поможет тебе твой хваленый Господин Случай.

4

Из Спасских ворот изредка выезжали черные лимузины, высоко над головами серыми чудовищами застыли в ясном небе аэростаты. На площади не заметно следов бомбежек, а министр пропаганды Геббельс вещал по радио, что тут камня на камне не оставлено…

Гельмут долго смотрел на храм Василия Блаженного.

– Я побывал во многих странах, – сказал он. – Но этот хорош… Когда его построили?

– В середине шестнадцатого века, – ответил Кузнецов. – Вот шутки истории! По престольной Москве в это время шатался юродивый дурачок Василий, после смерти церковники причислили его к лику святых и вот этого красавца… – Иван Васильевич кивнул на многоглавый собор, – стали называть храмом Василия Блаженного!

Гельмут почти не знал истории России, вот Бруно – другое дело. Старший брат интересовался всем, что связано с этой страной. В составе промышленной делегации он незадолго до войны побывал здесь, привез много книг по истории и архитектуре Москвы.

– Я дам почитать вам книжку об истории России, – вдруг сказал Кузнецов.

– Зачем? – пожал плечами Гельмут. – Меня ваша история не интересует. Я историю своей-то страны и то плохо знаю.

– Вашу историю Гитлер с Геббельсом всю переиначили, – заметил Иван Васильевич. – Точнее, фальсифицировали под свою идеологию: «Германия превыше всего…»