Западня для ракетчика, стр. 17

«Разведгруппа», — решил он про себя.

Где-то наверху грохнул люк. Потом загремел дизель, лодка выходила в море. Затем дизель смолк, его грохот сменился ровным жужжанием электромоторов. Зашипело и забулькало, койка накренилась, лодка уходила на глубину. Свет в проходе погас, лишь тускло светились лампы у входов в соседние отсеки. Соседи дружно спали, оставалось только последовать их примеру. Ночью лодка всплыла для подзарядки батарей. Его разбудили, пригласили на палубу подышать. Стояла ясная южная ночь, штурман определялся по звездам. Курильщики по очереди выбегали на корму, чтобы сделать несколько затяжек и снова вернуться на свой пост. Лодка, покачиваясь на ровной зыби, шла к темному крымскому берегу, за кормой таял едва заметный мерцающий свет. В эту пору море «светилось».

После подзарядки аккумуляторных батарей «малютка» снова нырнула.

Утром лодка подвсплыла на перископную глубину. Теперь начиналась работа Быстрова и штурмана, старика позвали в центральный пост. Штурман и командир склонились над картой побережья.

— Доброе утро, — приветствовал его командир, — мы вот здесь. — Он придвинул Быстрову карту с прокладкой маршрута: — Посмотрите в перископ.

Старик приник к окулярам, положил ладони на ручки, осмотрел горизонт. Подрегулировал оптику под себя. Картинка стала ясной. Над морем и берегом вставал серый рассвет. Небольшие волны беззвучно бились о скалы. Первые лучи окрасили оранжевым вершины холмов, у их оснований лежали резкие темные тени. Ветер теребил верхушки деревьев.

— Может быть, вам нужна ваша карта? Хотите свериться?

— Спасибо, карта не нужна, вы вышли правильно. Это то самое место.

— Тогда будем ждать ночи.

Весь день командир, штурман и разведчики вели наблюдение за берегом. Противника заметить не удалось. Либо немцев здесь не было вообще, либо они не занимались охраной побережья с этой стороны. Высадку запланировали на три часа следующих суток, на время «собачьей вахты».

В назначенное время лодка на перископной глубине еще продвинулась к берегу, а затем всплыла. Когда старик поднялся на палубу, у борта уже покачивались две небольшие надувные резиновые лодки. В первой к берегу ушли он и командир разведчиков, во второй — остальные члены группы. На веслах сидело двое матросов, в ногах стояли ящики с оружием, рация, какое-то снаряжение. Быстрову было поручено следить за курсом почти в полной темноте ориентироваться можно было только по едва угадывавшимся вершинам скал и светящейся стрелке компаса. На то, чтобы найти нужную бухту, им пришлось затратить около часа. Лодки одновременно ткнулись носами в прибрежную гальку. Разведчики и моряки принялись за разгрузку, а Николай Алексеевич с командиром отправились искать вход в подземелье. Тут сказались годы сидения в погребе — его старческое зрение оказалось более привычным к темноте. Изредка подсвечивая фонарем, они наконец-то добрались ко входу в штольню. Для этого пришлось продираться сквозь заросли лоха и на четвереньках штурмовать завалы из мелкого ракушечника. Быстров вспомнил, что эти кучи камней здесь когда-то навалили именно по его приказу в целях маскировки и для того, чтобы сюда не забирались местные овцы.

Его работа на сегодня закончилась. Ему оставалось сидеть и ждать, пока остальные занимались перевозкой с лодки оружия, боеприпасов и имущества разведчиков. На берегу установили два фонаря, которые включали, когда встречали очередной ялик. Сидящие в лодке выгребали так, чтобы курс лежал на одной прямой с линией, образованной фонарями.

С рассветом лодка легла на грунт. Оставалось перевезти на берег остатки груза и забрать на борт старика. Разведчики по замыслу командования должны были оставаться на берегу и дальше. Вести наблюдение за районом предстоящей высадки десанта, развернуть радиостанцию, подготовить наблюдательные пункты. Задач хватало, только успевай поворачиваться. Быстрова из уважения к возрасту от работ хотели освободить, но он наравне с остальными таскал в штольню мешки и ящики и сердился на матроса, когда тот старался подобрать для старика поклажу полегче. С первыми лучами солнца один из разведчиков был наряжен для наблюдения за местностью, а остальные члены группы завалились спать. Засыпая в промокших после высадки одежде и обуви, Быстров испытывал полузабытое чувство, знакомое каждому военному, — чувство добросовестно выполненной настоящей мужской работы.

Разбудили его ближе к полудню. Сквозь квадраты вентиляционных отверстий на пол подземелья падали яркие солнечные лучи. В них кружились чуть заметные пылинки. На спиртовке разогрели чай и тушенку. После скорого обеда старик повел разведчиков на экскурсию по подземелью. Теперь его карта и планы пришлись как нельзя кстати. Без них разобраться в лабиринте ходов было бы просто невозможно. С разрешения командира он взял командование разведчиками на себя и занялся их муштрой. Когда-то он заставлял своих матросов береговой батареи заучивать наизусть коридоры, количество поворотов и комнат. За прошедшие два десятка лет в подземелье мало что изменилось. Только кое-где у вентиляционных колодцев ветром надуло кучки мусора. Все оборудование было в исправности. Как только связист группы установил свежие батареи — заработали внутренние телефоны. Разведчики с удивлением разглядывали оборудование для установки орудий, восхищались продуманной системой наблюдательных пунктов, с которых можно было вести наблюдение за сушей и морем. После изучения подземелья группа перебралась в кубрик батареи. Здесь было сухо и удобно. Казалось, только вчера отсюда ушли люди, чувствовался воинский порядок, сохранилась посуда, и даже парусина коек нисколько не пострадала от времени. От наблюдательного пункта на вершине скалы, в которой скрывалась выработка, шла телефонная линия.

— А это все вы строили? — поинтересовался у Быстрова за ужином один из разведчиков.

— Кое-что мы, а сами катакомбы очень древние. Последний коридор выходит в древнюю штольню, она с одной стороны обрывается в море, а с другой затоплена.

— Рассказали бы что-нибудь, может, воевали с кем?

— Воевал с немцами.

— А когда?

— В первую мировую, на Черном море… Расстались почти друзьями, легкий холодок недоверия окончательно растаял. Он бы с удовольствием остался с группой, но сам понимал, что в дальнейшей работе будет только мешать.

До субмарины Быстров и матросы добрались без приключений, огни на берегу погасли, лодка, взревев дизелем, двинулась в сторону моря. Стоя на палубе, Николай Алексеевич наслаждался летней ночью. За кормой слабо мерцал светящийся след.

ГЛАВА 11.

СТРАХИ СЕЙРУЛЛИНА.

Сейруллин Малаев боялся. Очень боялся. С чувством страха он жил с самого начала войны. Сначала он боялся мобилизации и прятался от посыльных из военкомата. Потом он боялся, что кто-нибудь донесет на него в НКВД. После того как пришли немцы, родственники помогли ему устроиться у них на службу, он стал бояться направления в татарскую дивизию «Идель Урал», активно воюющую на фронте с Красной Армией. Но он попал на службу в тыл. Его и еще нескольких односельчан придали в качестве переводчиков и охраны команде, занимавшейся заготовкой провианта для немецкого флота. Теперь ему пришлось бояться партизан и сержанта Фульке. Стоя сейчас на посту возле мазанок, в которых, вышвырнув на улицу хозяев, разместилась на постой их команда, Сейруллин просто трясся от страха. Пост — это несколько убогих домишек на окраине Мысового и грузовик — транспортное средство тыловой команды. Охрана велась парой часовых. Фульке пообещал лично расстрелять того, кто заснет на посту. А в том, что сержант умеет держать слово, Малаев уже успел убедиться лично за десять месяцев совместной службы. К татарам немец относился с большим презрением, чем к русским. Неделю назад сержант хладнокровно разнес череп из «Вальтера» приятелю Сейрудлина за то, что тот имел глупость хлебнуть перед заступлением на пост самогона, экспроприированного у какого-то деда-хохла.