Английский детектив. Лучшее, стр. 65

— А потом страшно удивились.

— Совершенно верно.

— И что вы там увидели?

— Пакет с однофунтовыми купюрами. Я тогда еще подумал, что это очень странно.

— И решили украсть пакет?

— Как это понимать?

— Вы хотите, чтобы обвинение вам изменили на присвоение находки.

— Да! — вдруг громко воскликнул Хастингс. — Я их присвоил. Это ведь не очень серьезно, да? Теперь вы знаете правду.

— Довольно странно, — сказал мистер Скруп, — что человек, едущий по дороге Уэллборо — Чизельтон холодным зимним утром, останавливается именно у пятого камня и решает отдохнуть рядом с ним, а не на мягком сиденье в своей машине.

Ричард Хастингс негодующе вскочил и крикнул:

— Что это значит? Вы что, пытаетесь меня на чем-то поймать?

— Я просто пытаюсь делать то, — спокойно произнес Скруп, — что адвокат обвинения будет делать гораздо тщательнее.

— Извините. Я понимаю, но, — он неуверенно усмехнулся, — неудивительно, что я всем этим немного расстроен. Но я клянусь вам, и это святая правда: я не знал, что эти деньги фальшивые, и нашел я их именно на том месте, где говорю.

— Им этого будет мало. Когда вы их нашли?

— Я не помню точную дату.

— Какую дату вы не помните?

Мистер Ричард Хастингс провел тыльной стороной ладони по лбу.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Мне нужно знать, когда вы вышли из машины, прислонились к пятому мильному камню и случайно обнаружили пакет с деньгами. Скажите приблизительно.

— Первая неделя февраля.

— Около семи недель назад. Первая отслеженная фальшивка всплыла восемнадцатого февраля в Чизельтоне в гараже «Лайон». Так что сходится. Хорошо, а вторая дата? Когда вы снова вышли из машины, прислонились к пятому мильному камню и совершенно случайно нашли второй пакет с деньгами?

Мистер Ричард Хастингс облизал губы.

— Почему вы решили, что я это делал?

— В вашем сейфе найдено два пакета. В одном, открытом, находилось примерно четыреста пятьдесят фальшивых купюр. Во втором, не открытом (или, возможно, открытом, но потом опять перевязанном), было пять сотен.

— Я могу это объяснить. Да-да, я начинаю вспоминать. Пакет, который я нашел…

— На первой неделе февраля?

— Да. Вообще-то там было два пакета, связанных вместе. Я пересчитал деньги в верхнем, их оказалось ровно пятьсот фунтов. Я совсем забыл про второй пакет, который не открывал. Было очевидно, что там лежали еще пятьсот фунтов, то есть всего там была тысяча, как вы и говорили. Я понимаю, как глупо это звучит…

— Вовсе нет. Теперь единственное, что нам осталось объяснить, — произнес мистер Скруп, лучезарно улыбаясь, — каким образом деньги, лежавшие внутри второго пакета, оказались завернуты в страницу «Вестерн морнинг ньюс» от двадцать четвертого марта, то есть вышедшей через шесть недель.

Роберт Хейфорт грохнул по столу кулаком и закричал:

— Будь он проклят! Он подставил меня! Лживая скотина!

— Лживая? Кто он?

— Достопочтенный сэр Вернон Филмер, — произнес он с таким видом, будто ему было противно произносить это имя. — Хорошо, ваша взяла. Эти деньги были платой за молчание. Этот ваш самодовольный лицемерный сэр убил человека. Вы хотите, чтобы на суде я рассказал правду? Хорошо, я расскажу правду, и мы вместе пойдем на дно.

Мистер Скруп встал.

— Я дал себе слово никогда не защищать в суде шантажистов. Все, что вы мне рассказали, разумеется, останется между нами. А теперь я выхожу из игры. Хочу предупредить вас, что шантаж карается очень сурово, почти так же, как убийство. Любые письменные доказательства вины сэра Вернона Филмера, которые могут находиться у вас, окажутся в руках полиции, и вам не позволят ими воспользоваться. Ничем не подтвержденное обвинение, сделанное вами в свою защиту, только навредит вам и сделает приговор более суровым. Если вы прислушаетесь к моему непрофессиональному совету, то сделаете в суде заявление о своей невиновности, не станете никого обвинять и будете надеяться, что ваш адвокат сумеет доказать, будто вы в некотором роде — невинная жертва заговора.

Он взял шляпу и направился к двери.

— Да, и вот еще что, — добавил он, — те если каким-то образом пойдет слух (хотя я не представляю, как такое может случиться), что я отказался от этого дела, это ни в коем случае не настроит суд против вас. — Его брови забавно шевельнулись. — Возможно, это даже пойдет вам на пользу. В судебных кругах существует совершенно бессмысленная легенда, будто бы я защищаю только тех, кто виновен.

Мистер Седрик Уэйзерстон поднял телефонную трубку.

— Уэйзерстон слушает.

— Занят?

— Да нет, пока сижу без дела.

— Наш разговор никто не слушает? — поинтересовался голос.

— Дружище!..

— Хорошо. Я просто подумал, что ты захочешь узнать, что твой достопочтенный друг теперь может спать спокойно.

— Отлично! Поздравляю. Я как раз сегодня просматривал одно интересное дело: подделка документов, сбыт фальшивых денег и прочее, и, как ни странно… Хотя, конечно, это простое совпадение.

— Думаю, да. Не стоит уважаемому семейному адвокату заниматься уголовными делами.

— Оно просто мне на глаза попалось. И что, по-твоему, случится, когда пройдет пять лет?

— Я полагаю, что ты потеряешь важного клиента, а государство — преданного слугу. И очень неожиданно.

— Ах, я и сам этого боялся! — Мистер Уэйзерстон негромко засмеялся. — Знаешь, а ты страшный человек. У нас был самый обычный шантаж, но нет такого преступления, которого ты бы не совершил, чтобы шантажист получил по заслугам. Если, — прибавил он, — ты понимаешь, что я имею в виду.

— Видишь ли, — извиняющимся тоном произнес голос, — не люблю я шантажистов.

— Я тоже.

— Выходит, что и сэр Вернон Филмер мне не по душе.

— Я тебя прекрасно понимаю, — улыбнулся мистер Уэйзерстон.

ЛИЗА КОУЛИ

Случайная удача

Он сидел, прислонившись к полуразрушенной стене, и выглядел почти так, как будто ничего и не случилось. Я заметила его только потому, что светила полная луна. А луна была красивая; через огромный белый круг проплывали пушистые, похожие на волосы благообразной старушки облака.

Пару минут я смотрела на мужчину, но он не пошевелился. Да и чему тут удивляться? Я ведь мигом догадалась, что он не из местных (уж слишком хорошо был одет), и удивилась, как он попал сюда. В эти районы люди, одетые, как он, не заходят.

Он недавно умер. Я это поняла сразу, потому что на нем все еще были ботинки. Если ты умираешь здесь, обувь твоя остается при тебе не больше десяти минут. Ну а кошелек твой не задержится у тебя и десяти секунд, будь ты хоть мертвый, хоть живой.

Подумав об этом, я быстро огляделась по сторонам — мало ли кто мог прятаться в тени. Если бы я увидела кого-нибудь крупнее себя, я бы осталась на месте. Лунная тень чернее катафалка, и я знала, что той ночью не я одна на улице. Но в Котлованах быть храбрым может только взрослый, и кто-то из них уже мог рыскать по этим руинам. Поэтому я выскочила из-за своей груды булыжника и бросилась к трупу.

Оказавшись рядом с ним в считанные секунды, я схватилась за левый отворот его пальто. Семеро из десяти человек правши, так что шансы на то, что в его левом внутреннем кармане окажется что-то ценное, были семь к трем. Одно быстрое движение — и содержимое кармана оказалось у меня в руке.

В ту же секунду я услышала звуки: треснула гнилая деревяшка, зашуршал битый кирпич. Я сдернула часы с его запястья и почти тем же движением запустила руку в карман его пальто. А потом вскочила и пустилась наутек.