Английский детектив. Лучшее, стр. 126

— Что вы, нет! — извиняющимся тоном произнес Кэмпион. — Меня натолкнула на это фраза Вудрафа насчет солнца, о которой вы упоминали. Это стало отправной точкой. Скажите, Кенни, вас в детстве какая-нибудь тетушка, к примеру, не поучала библейской фразой: «Гневаясь, не согрешайте» и дальше: «Солнце да не зайдет во гневе вашем»?

— Я, конечно, слышал такое. Но к чему вы клоните? Для них это означало что-то особенное?

— Об этом я и подумал. Когда он был ребенком, они друг друга очень хорошо знали. И они оба уже тогда были очень вспыльчивыми людьми. Я подумал, этими словами он напомнил ей, что солнце уже зашло, а потом показал, что мог, если бы захотел, разбить ее драгоценную вазу. Она, разумеется, разбилась бы, если бы он не постарался сделать так, чтобы этого не произошло. Затем я подумал, что они, как большинство вспыльчивых людей, остывают также быстро, как вспыхивают, и потом жалеют о своих поступках или словах. Вас не удивило, Кенни, что сразу после ссоры они оба сели писать письма?

Детектив-инспектор недоуменно воззрился на него.

— Она написала своему адвокату, — медленно проговорил он. — А он… Боже правый! Неужели вы думаете, что он написал ей письмо с извинениями?

— Я в этом почти уверен, но мы никогда не найдем это письмо, ибо оно давно уже сгорело в кухонной печи. Он вернулся сюда с письмом, протолкнул его через дверную щель и поспешил обратно с таким видом, как говорит ваш полицейский в штатском, «будто сбросил гору с плеч». А после этого он со спокойной душой лег спать. Для него солнце не зашло. — Он соскользнул со стола. — Но самое главное, миссис Киббер знала, что он так поступит. Поэтому осталась в гостиной дожидаться его.

— И мисс Смит знала? — вдруг сообразил инспектор.

— Конечно. У миссис Киббер был не тот характер, чтобы хранить секреты. Мисс Смит с той самой минуты, как миссис Киббер получила первое письмо племянника, знала: он получит то, что хочет… Если она как-то не помешает этому!У нее был пунктик насчет мебели. Я это понял, как только вы сказали, что во всем доме царила идеальная чистота. Ни одна женщина с больным сердцем не в состоянии поддерживать в трехэтажном здании порядок, как во дворце, или заставить это делать кого-то другого, если, конечно, этот другой сам того не хочет. У мисс Смит была мания. Кому достался бы дом, если бы племянник погиб на войне? Миссис Киббер, очевидно, говорила что-то на этот счет.

Кенни схватился за голову руками.

— Я же и сам это знал! — взорвался он. — Помощник адвоката мне сегодня утром сказал об этом, когда я по телефону уточнял, является ли Вудраф наследником. Я так стремился подтвердить свои предположения, что не обратил внимания на остальное. В случае его смерти все имущество переходит мисс Смит.

Кэмпион облегченно вздохнул.

— Я так и думал. Вот видите, ей нужно было избавиться от них обоих, от Вудрафа и его жены. Если бы в доме поселилась молодая и энергичная женщина, появилась бы опасность, что компаньонка станет… Скажем так, излишней. Вы несогласны?

Кенни листал свой блокнот.

— Вы считаете, она планировала это две недели?

— Она думала об этом две недели. Мисс Смит не понимала, как это устроить, пока прошлой ночью не произошла эта ссора. Когда она нашла пистолет на подоконнике, куда его положила юная миссис Вудраф, и миссис Киббер сказала ей, что племянник обязательно вернется, план возник сам по себе. — Он передернул плечами. — Вы понимаете, что она, возможно, стояла на лестнице, держа в одной руке пистолет, а в другой картонную коробку, адресованную самой себе, когда Вудраф просовывал письмо в дверную щель? Как только она это услышала, она сбежала вниз, взяла письмо и открыла дверь. После этого она, очевидно, пошла в гостиную, застрелила старуху, которая обернулась на звук, и запаковала пистолет в книжную коробку. Удостоверившись, что миссис Киббер мертва, она выбежала с криками из дома, помчалась к почтовому ящику рядом с фонарным столбом и бросила в него свое послание.

Кенни положил карандаш и посмотрел на Кэмпиона.

— Что ж, — полным искреннего восхищения голосом произнес он, — теперь я вижу, что вы абсолютно правы. Но как, черт возьми, вы додумались до этого?

— Вы подсказали мне.

—  Я? — удивился Кенни, хоть и почувствовал некоторую гордость. — Когда?

— Когда донимали меня вопросом, где можно спрятать пистолет на лондонской улице, на которой узкие канализационные решетки и нет бункеров с песком. Оставалось только одно место — почтовый ящик. Я догадался, что она должна была послать пистолет себе же, потому что слать его в любое другое место слишком опасно. Даже в отделе невостребованных писем послание в конце концов могли вскрыть. Поэтому я так настойчиво уводил ее наверх, как можно дальше от входной двери. — Он вздохнул. — Запаковать пистолет в коробку — гениальное решение. Это был старый «парабеллум», вы обратили внимание? Трофейный. Вот почему ему не нужно было его сдавать. По ширине он идеально вошел в коробку. Она, наверное, обрадовалась, увидев это.

Кенни с удивлением покачал головой.

— Черт меня подери! — некрасиво выразился он. — Забавно, что это именно я подсказал вам эту идею!

Вечером мистер Кэмпион уже лежал в кровати, когда зазвонил телефон. Это был снова Кенни.

— Алло, мистер Кэмпион?

— Да?

— Простите, что беспокою вас в такое позднее время, но мне не дает покоя один вопрос. Вы не против?

— Я вас слушаю.

— Ну, вообще-то все закончилось благополучно. Смит осмотрели три врача. Девушка счастлива и не отходит от мужа, которого смерть тети, похоже, очень расстроила. Комиссар весьма доволен. Но я не могу спать. Мистер Кэмпион, как вы узнали, во сколько на Барраклоу-роуд приносят дневную почту?

Кэмпион с трудом подавил зевок.

— Зашел в аптеку на углу и спросил, — сказал он. — Элементарно, мой дорогой Кенни.

КЭТРИН ЭРД

Охотник вернулся домой [54]

— Вам когда-нибудь приходилось держать в руках ордер на экстрадицию, Слоун? — спросил суперинтендент полиции Лис.

— Нет, сэр, — осторожно ответил Слоун.

— Теперь у вас есть такая возможность, — сказал Лис.

— Сэр?

— Учиться никогда не поздно, — заметил Лис. — Так во всех умных книжках написано.

— Да, сэр, — согласился Слоун, потому что это прописная истина.

Суперинтендент посмотрел на бумагу, которая лежала перед ним на столе.

— Из Франции.

— Дружественная страна.

Суперинтендент, заподозрив в этом замечании иронию, не стал отвечать.

— Мадам Верколя, проживающая в доме № 17 на рю де ла Пьер Бланш, Сан-Аман-д’Юис… Юисе… — Лис так и не смог выговорить по-французски «Юисельо». — Короче, сейчас она здесь, в Беребери, а остальное нас не касается.

— Так проще, — согласился Слоун.

— Франция — это вам не старая добрая Англия. — Как было хорошо известно, ксенофобия суперинтендента включала в себя как соседствующее с Каллеширом графство, так и соседствующую с Англией страну.

— И французы, очевидно, хотят получить ее обратно, сэр? — спросил Слоун, вытаскивая блокнот.

— Хотят, — прорычал Лис. Он подтолкнул к нему присланный из министерства внутренних дел ордер на экстрадицию. — Ознакомься. Ее разыскивают по подозрению в убийстве мужа, Луи Верколя, которое произошло в прошлом сентябре в городе под названием Корбо.

— Заслужил, наверное, — ядовито вставила Энн Пикфорд.

— Что было дальше? — спросил Кросби, все еще остававшийся холостяком.

— Хозяин гостиницы вызвал доктора. Я рассказала ему о болезни Луи и показала все лекарства, которые он принимал. Он заявил, что, поскольку мы в Корбо приезжие, он позвонит нашему доктору в Юисельо.

— А потом?

— Поначалу все было хорошо… Вернее, так, как должно быть. Я встретилась с человеком из похоронного бюро и поехала посмотреть на кладбище… Для французов кладбище — это что-то вроде святого места.

вернуться

54

Аллюзия на «Реквием» Роберта Луиса Стивенсона, который заканчивается словами: «Охотник вернулся с холмов». Это стихотворение начертано на надгробном камне на могиле его автора.