Алмазы для ракетчика, стр. 31

Пора начинать свою игру. Успешная разработка и завершение «Стекляруса» выведут на широкий оперативный простор, позволят влиять на большую политику. Раз компания, в которой обретается специалист, делает ставку на эти материалы, значит, с ней можно поторговаться, соблюдая свой интерес. На худой конец возможен и уход за границу. На всякий случай подготовлены «окна» и пути отхода. Слава Богу, не первый день замужем, с вершины Комитета на жизнь смотришь не так, как районный уполномоченный. Дома нынче уж больно все ненадежно, то и дело сгорают фигуры, в сторону которых вчера даже косо посмотреть никто не смел.

Корнеев с печальной улыбкой подумал о том, что еще лет пять назад без рассуждений принес бы все сулимые операцией выгоды на алтарь родного ведомства. «Ладненько. Нужно заполучить материалы раньше всех, а там будет видно…»

Поручить это дело он мог только одному офицеру, которому доверял полностью. Генерал утопил клавишу селектора и попросил дежурного выяснить, где находится майор Корнеев Иван Александрович. Служба в Комитете давно приобрела наследственный характер. С одной стороны, кадровики поощряли приток людей с правильной родословной, с другой — родители обеспечивали отпрыскам хорошую карьеру. Возможно, в какой-то мере это ослабляло кадровый состав, так как сотрудники подбирались не по способностям, и заслугам, а по наличию родственников в соответствующих креслах. Зато чужой агентуре труднее проникнуть в систему.

Он старался растить парня без комплекса генеральского сынка. Потом внимательно следил за его карьерой, изредка ненавязчиво направляя ее в нужное русло. И молодой офицер оправдывал надежды отца. После того как в автокатастрофе погибла жена генерала, а старшая дочь вышла замуж, просторная квартира опустела. Теперь все лейтенантские вечеринки проходили там.

Корнеев не возражал. Во-первых, сын на виду, во-вторых, самому интересно, какие настроения царят в головах у молодежи. Наблюдая за сыном и его сослуживцами, сравнивая их и своих молодых подчиненных, Корнеев пришел к выводу, что офицер нынче пошел другой. Корнеев и его товарищи в лейтенантские годы были не такими. Может быть, потому что тогда была «холодная война». А может быть, просто сейчас пришла старость. Им тогда не хватало профессионализма, знаний, навыков, но они работали больше. Нынешние вроде не лентяи, с хорошей подготовкой, настоящие профи, но они — другие. В работе для них на первом месте карьера, а не интересы дела; даже идя на смертельный риск, они прежде всего думают о послужном списке, премии, квартире вне очереди. Времена меняются, а с ними и люди. И главное, они уверовали в свою исключительность. Контора изменилась, и это развратило ее служащих. Раньше все понимали, под кем ходят, знали: случись что не так, придется платить по счетам. Не ослабевал партийный и внутренний контроль. А сейчас Комитет своих в любой ситуации отмажет, даже если виноваты. Просто из корпоративных соображений отмажет.

— Товарищ генерал. — Голос из динамика отвлек от печальных размышлений.

— Да, слушаю.

— Майор Корнеев находится дома, прикажете вызвать?

— Спасибо, не нужно…

ГЛАВА 23.

НОЧЬ 10 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.

СЕВЕРНЫЙ ПОСТ.

Ветерок со стороны озера, внизу едва ощутимый, наверху пробирал до костей. Давыдов и Иванов качались под шатром ветрозащиты антенны СПЛ, пристегнутые к мачте страховочными поясами. Ветер свистел в растяжках, проникал в рукава, лез за шиворот. Давыдов вытер слезящиеся глаза и снова прильнул к биноклю.

— Передавай вниз, — скомандовал он Расулу, — наблюдаем костер на берегу, у костра — палатка человек на восемь-десять. На кромке воды — две резиновые лодки с подвесными моторами. У берега самолет — летающая лодка. Тип «Be-12». На островке напротив лагеря — электрический свет, переносные фонари.

Старшина поднес к губам Р-805 и начал передачу. Внизу информацию принимал и записывал солдат в очках. Завели специальную тетрадь для регистрации всего происходящего, вдруг потом что-то окажется важным. Солдат зябко поежился, прижимая к уху стылый корпус своей станции. В сумерках приходилось писать большими буквами. Пользоваться фонарями, естественно, не рисковали.

— Шесть, — продолжал диктовать Давыдов.

— Что — шесть?

— Фонарей шесть, — уточнил лейтенант.

Вести какие бы то ни было записи на высоте тридцать метров не представлялось возможным. Мачта ходила ходуном. Ниже со скрипом поворачивалась из стороны в сторону огромная антенна РЛС, снятой с дежурства много лет назад. Когда станцию убрали, антенна осталась там, где ее изначально смонтировали. Гигантская ажурная конструкция всецело находилась во власти ветра. Степень свободы ей определял металлический трос, привязанный к колу, вбитому в каменистый грунт. Растяжки мачты и старой антенны были прикреплены к большим металлическим ящикам, засыпанным щебнем. Скальная порода сопки не позволяла надежно крепить колы антенно-мачтовых устройств. Летом земля оттаивала, и растяжки давали слабину. Зимой колы было просто не забить. Персонал давно приспособился крепить растяжки к утяжеленным ящикам на поверхности. Когда антенна выбирала слабину троса, вся конструкция вздрагивала. В этот момент Давыдов с Ивановым слышали, как гудят тросы растяжек. Иногда под порывами ветра тряслись их мачты, тогда они судорожно прижимались к холодному металлу.

Лагерь на берегу озера был виден достаточно хорошо, но вести наблюдение мешали сосны, елки и царивший у земли полумрак. В свете костра мельтешили тени людей, занятых какой-то работой. Порывы ветра с озера уносили вверх искры костра. Болото между лагерем и позицией было задернуто дымкой. Ветер почти не продувал низину, и полосы тумана лениво плыли над торфяником. Временами ветер придавал им причудливые очертания.

Туман возник внезапно. Когда ловили сменщика, его еще не было. Северные чудеса. Поверху он прихотливо клубился. Из беспокойной пелены выглядывали верхушки низкорослых елок и хлипких сосен. От всего этого окружающий пейзаж казался зловещим и таинственным.

— У костра несколько человек что-то переносят с места на место, какие-то продолговатые предметы, тяжелые.

На мачту «Тамары» лейтенант и старшина забирались собственными силами. Теперь вели наблюдение и отдыхали перед возвращением. Спускаться тоже предстояло «пешком» — подъемник вывели из строя незваные гости.

Результаты визуальной разведки отправляли вниз по радио. Конечно, можно было сообщить их сразу после спуска, но еще в училище Давыдову крепко вбили в голову, что информацию нужно передавать, пока она не утратила своей ценности. А данные о противнике доводить до подчиненных немедленно. Мировая военная история знает достаточно случаев, когда ценные сведения пропадали втуне из-за нерасторопности разведчиков.

Стрельбы со стороны лагеря почти не опасались. Небо над озером было светлее, чем над сопкой, — очень мало шансов обнаружить наблюдателей на темном фоне, разве что кто-нибудь возьмется рассматривать антенну в бинокль или ПНВ. Но до этого еще додуматься надо. Зато была вероятность спуститься с мачты со скоростью выше запланированной. И она, эта вероятность, росла с каждой минутой, проведенной наблюдателями наверху. Иззябшие пальцы почти не слушались.

Спускались медленно. Задерживались у каждой секции мачты. По всей длине любой из секций шла скоба для крепления страховки. Один хватался одеревеневшими руками за перекладины, второй пристегивал к скобе цепь его страховочного пояса. В пяти метрах от земли качать перестало, офицер и солдат больше не пристегивались.

Особых повреждений в радиостанции Давыдов не нашел. Пока лейтенант и Иванов играли в войну, а потом в Маугли и Тарзана, Мишка занимался ремонтом. Разбитую ГУ-43В он заменил принесенной с базы. Произвел внешний осмотр всех блоков, поискал мины и другие сюрпризы. Похоже, гости ограничились тем, что вывели из строя передатчик. Кудрявых задвинул на место блок усилителя мощности и нажал кнопку подачи питания на ЩАЗ [31]. Вспыхнули индикаторные лампы, загудели вентиляторы системы охлаждения. Приемник был полностью исправен, и младший сержант быстро настроился на частоту батальона. Оперативный уточнял у какого-то подразделения характеристики трассового борта. Спокойный далекий голос создавал иллюзию, что все в порядке.