Россия век XX-й. 1939-1964, стр. 55
Все это, между прочим, достаточно широко известно (хотя в смысл этих событий редко вдумываются); гораздо менее осведомлены люди об истинной причине сбрасывания второй бомбы, — на Нагасаки. Гровс утверждает, что-де была необходимость, по его определению, «повторного доказательства» мощи нового оружия, — но это, конечно, заведомо сомнительный довод. Причина второй бомбардировки была позднее выявлена в книге Дж. Варбурга «Соединенные Штаты в послевоенном мире» (Нью-Йорк, 19 66):
"Первая, сброшенная на Хиросиму, была урановой бомбой. В ней были относительно уверены, но, чтобы изготовить ее, потребовался весь запас урана, имеющийся в распоряжении Соединенных Штатов Америки. Вторая бомба, сброшенная на Нагасаки, была плутониевой бомбой, которую стремились испытать по особым соображениям: если она сработает, мог быть изготовлен большой запас таких бомб. И для того, чтобы доказать это, примерно 100000 японцев были убиты в Нагасаки" 270 (вместе с ними — и американские солдаты).
Если первую бомбардировку еще можно объяснять стремлением добиться скорейшей капитуляции врага (хотя сам Гровс признал, что главное было в «оправдании» гигантских финансовых затрат 271), то вторая была призвана доказать эффективность плутониевой — значительно менее дорогостоящей — бомбы… 272
То, что достаточно четко проявилось в истории, связанной с атомными бомбардировками, можно обнаружить в действиях США на мировой арене вообще.
Сам «принцип» поведения США на мировой арене был сформулирован еще на заре их существования. Так, один из отцов-основателей и третий по счету президент США, Томас Джефферсон, писал 1 июня 1822 года о назревавшей тогда войне в Европе: « Создается впечатление, что европейские варвары вновь собираются истреблять друг друга… Истребление безумцев в одной части света способствует благосостоянию в других его частях. Пусть это будет нашей заботой и давайте доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки за хвост».
Под коровой, как естественно предположить, имелась в виду Европа в целом, которая тогда была гораздо богаче, чем США, и Джефферсон, надо думать, испытал горькое разочарование, поскольку так и не дождался чаемой им войны: он умер в 1826-м, а лишь в следующем, 1827 году объединенный флот России, Великобритании и Франции разгромил в Наваринской бухте флот Турции, не желавшей дать независимость Греции.
Но стремление «доить корову», то есть сугубо материальные интересы, всегда были и остаются определяющими для внешнеполитических акций США, — в том числе, как мы видели, даже в применении ядерного оружия. И следует осознать в связи с этим неадекватность прямого сопоставления действий США и СССР в их противостоянии в послевоенные годы, ибо СССР, напротив, нередко пренебрегал или даже жертвовал материальными интересами ради политико-идеологических целей, и попытки мерить действия двух держав одной мерой могут напомнить старинную поговорку о пудах и аршинах…
Естественно возникает вопрос о том, что «лучше» и что «хуже». С чисто фактической точки зрения на этот вопрос едва ли можно ответить, ибо для людей, подвергающихся насилиям и, тем более, погибающих в ходе какой-либо «акции», в сущности безразлично, предпринималась ли эта акция ради создания более совершенного (с точки зрения тех, кто ее осуществлял) общества, либо в чьих-то чисто материальных интересах. Но с этической точки зрения можно, пожалуй, утверждать, что первое имеет преимущество над вторым, — если даже признать полную иллюзорность замысла о совершенном обществе: ведь все-таки те, кто осуществляли акцию, могли верить (и верили!), что несут благо другим людям (пусть даже последние так вовсе не считали). Яркий образец иной постановки вопроса — приведенное выше напутствие пилоту, обязывающее его нанести как можно больший урон Нагасаки (где находятся к тому же пленные американцы…), ибо на бомбу затрачены колоссальные деньги!..
Дабы не было сомнений в том, что именно материальные интересы определяли мировую политику США, обращусь еще к знаменитому «плану Маршалла», выдвинутому государственным секретарем (то есть министром иностранных дел) США Дж. Маршаллом в июне 1947 года. Официальный его смысл заключался в «помощи» разоренной войной Европе, но, конечно, «план» давал возможность США во многом контролировать экономику, а в той или иной мере и политику стран, участвующих в этом предприятии. Однако редко говорится о кардинальной экономической выгоде, которую получали сами США, — хотя особого секрета здесь нет.
Современный историк раскрывает наиболее существенную причину принятия решения о «плане». В мае 1947 года заместитель госсекретаря Маршалла, Клейтон, совершил поездку по Европе и в своем докладе о ней нарисовал впечатляющую картину бедственного положения европейцев… Отмечая колоссальный платежный дефицит основных стран капиталистической Европы, он предостерегал: «Крушение Европы неминуемо и катастрофически отразится на американской экономике». Вскоре после опубликования «плана», 24 июня 1947 года, видный экономист СССР, академик Е. С. Варга, констатировал: «Решающее значение при выдвижении плана Маршалла имело экономическое положение США», которым необходима "продажа излишних (в условиях капитализма) товаров за границей, не покупая одновременно на соответствующие суммы товаров из-за границы… США в собственных интересах должны дать гораздо больше кредитов, чем они давали до сих пор, чтобы освободиться от лишних товаров внутри страны…" 273 (выделено Варгой).
Как видим, эксперты США и СССР одинаково истолковали истинную цель плана Маршалла, — что делает это толкование особенно убедительным. Собственные сугубо «эгоистические» интересы играют определяющую роль во всех акциях США на мировой арене; это ясно и в наши дни.
Но даже твердо установив это, мы еще не решаем тем самым вопрос, что (говоря попросту) «лучше»: действия на мировой арене ради «выгоды» или ради какого-либо «идеала»? Об этом речь пойдет в дальнейшем.
Глава шестая
ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ, ПОСЛЕВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ, СТАЛИНСКИЙ КУЛЬТ…
Как уже не раз говорилось, первые послевоенные годы — едва ли не самый загадочный период нашей истории, что, в частности, как бы дает возможность тем или иным нынешним авторам сочинять любые небылицы об этом времени. Так, в популярном (увы!) детективе Э. Радзинского «Сталин» (1997) после сообщения о двух арестованных в 1946-м и 1947 году людях автор преподносит следующее «разъяснение»:
"Вся Москва с ужасом говорила об этих арестах: неужели снова начинается 1937 год? А он уже начался…" (с. 568. Выделено мною. — В.К.)
Итак, предлагается зловещая перекличка: 1937 — 1947… Однако ведь 26 марта того самого 1947 года был издан указ об отмене в победной стране смертной казни… И есть всецело достоверные документы, свидетельствующие, что в 1948-1949 годах в стране не было вынесено ни одного смертного приговора. Правда, 12 января 1950 года последовал указ, восстановивший смертную казнь, — по-видимому, в связи с готовившимся тогда процессом по так называемому Ленинградскому делу (о котором еще будет речь). И в течение 1950-1953 годов имели место 3894 смертных приговора 274. Конечно же, цифра страшная — в среднем около тысячи приговоров за год… Но если сопоставить ее с соответствующей цифрой 1937-1938 годов, когда было вынесено 681 692 смертных приговора, то есть около 1000 за день (а не за год!), — утверждение Радзинского о начавшемся в 1947 году новом «1937-м» предстает как совершенно безответственная выдумка; в сопоставленных только что цифрах, если воспользоваться модной в свое время фразой, «количество переходит в качество». К сожалению, подобного рода выдумки внедряются в сознание людей уже более сорока лет, с 1956 года.