Верность Отчизне, стр. 93
Переговоры по радио могут обернуться на пользу противнику: он может нас засечь. Но я рассчитываю на скорость нашего полета и высоту.
Сначала я подумал, что враг готовит нам ловушку. Но шестерка ушла в направлении Берлина. И я решил преследовать пару, которая летела к линии фронта с курсом на восток — прямо к Костшину.
Увеличиваю скорость. И по привычке, хоть и мало рассчитываю на помощь, передаю по радио ведомому:
— Атакую! Прикрой!
Сближаюсь с противником. Беру в прицел самолет ведущего. Сейчас в упор расстреляю. Нажимаю на гашетку. Короткий выстрел, и пушки замолчали. В чем дело?
Самолеты врага сделали переворот. Я тоже сделал переворот — и за ними!
Быстро произвожу перезарядку. Не отстаю. «Фоккеры» пытаются набрать высоту. Сближаюсь с ними. Что такое? Не стреляют пушки, да и только!
И тут я вспоминаю о своем ведомом. Да где же он?
Передаю команду:
— Ко мне!
Осматриваюсь: его нигде нет. Впрочем, вот он: ведет огонь на большом расстоянии и уходит с курсом на восток. Приказываю по радио:
— Не уходи!
Но остановить его невозможно… Фашисты, видимо, заметили, что пушки мои молчат, а ведомый покинул меня. Они вдруг приняли бой. Пока я гонялся за ведущим, его напарник открыл огонь. Я очутился в тяжелом положении: противник попался сильный. Очевидно, это тоже были охотники.
Пришлось выворачиваться. Отрываюсь от ведущего и, используя отличные качества самолета, делаю сложную фигуру. Оказываюсь выше противника. И мы расходимся: «фоккеры» улетают в направлении Берлина, я — на свой аэродром.
Мой напарник был уже там.
— Противника видели? — спрашиваю я.
Он очень взволнован. Отвечает с трудом:
— Да ведь я стрелял, товарищ командир! Все боеприпасы израсходовал.
Я вышел из себя.
— Да кто же так стреляет? Сдерживаюсь, продолжаю спокойнее:
— Запомните: такими атаками вы только дело портите и себя унижаете. Надо бить врага уверенно, смело, с короткой дистанции. Иначе противник воспользуется вашей слабостью и уничтожит вас быстро.
Я терпеливо разобрал с ним вылет и под конец сказал:
— Поразмыслите обо всем. Тренируйтесь. И учтите: если вы еще раз бросите товарища, никакой скидки вам не будет. Наказаны будете строго.
Как видно, испытание далось ему нелегко. Да и товарищи на комсомольском собрании осудили его за малодушие. Он стал много тренироваться, внимательно выслушивал замечания опытных летчиков. И вот однажды пришел на командный пункт радостный, торжествующий, доложил мне, что сбил вражеский самолет, и поблагодарил за суровый урок.
Бить врага с любого положения
Как-то в середине марта с КП корпуса, поступила команда: группе охотников немедленно вылететь на помощь в район южнее Альтдамма.
Стремительно приближаемся к озеру. Западнее его «ЯКи» ведут ожесточенный неравный бой с «Фокке-Вульфами-190».
Мы подоспели вовремя.
С запада сверху всей группой ринулись на противника. С ходу сбиваю «фоккер», пытавшийся атаковать «ЯК». Товарищи сбивают еще два «фоккера». Тут на врага ринулись «ЯКи». Крепко ему от них досталось! У нас же горючее на исходе, и мы улетаем. Но нам удалось накоротке внести в воздушный бой перелом.
Надо сказать, что таких боев накоротке нам приходилось вести немало. И фашисты иногда стали уклоняться от схваток, заметив красные носы и белое хвостовое оперение наших «Лавочкиных».
…В тот день Куманичкин прислал мне из района Старгарда подарок — коробку с цилиндром и записку, написанную в разгар боевого дня: «Посылаю тебе фрицевскую шляпу, забытую фашистом при поспешном бегстве». И за ужином, несмотря на усталость, не было конца хохоту и шуткам.
Однажды я вылетел в паре с Дмитрием Нечаевым на свободную охоту на Берлинском направлении. Замечаю большой четырехмоторный самолет. Да это «Боинг-17» — «летающая крепость» американской авиации. Ее преследуют два «мессершмитта».
Под прикрытием напарника я сверху ринулся на истребителей и отбил их атаку. Не знаю, кто сидел в «крепости», но так заставил меня поступить союзнический долг. Фашисты удрали в направлении Берлина.
Решаю догнать «крепость» и поприветствовать союзников, как вдруг замечаю сзади восьмерку «фокке-вульфов». Они стремительно направлялись к нашей паре. А «летающая крепость» спокойно удалялась. Я был удивлен: отчего же гитлеровцы не погнались за «крепостью»? Рассуждать было некогда: «фоккеры» приближались снизу, как бы вытягиваясь дугой. У меня была большая скорость, и я, используя ее запас, резко набрал высоту, положив самолет на крыло. Ведущий .фашистской восьмерки обнаружил всю свою неумелость, открыв по мне огонь с очень большой дистанции. Он, видно, вообразил, что я собираюсь уходить.
Подбадриваю ведомого:
— Держись, Митя!
Он небольшим креном влево набрал высоту, используя мощность мотора.
Ведущий вражеской группы тоже набрал высоту и отвернул вправо, на меня, наконец сообразив, что я готовлюсь к атаке. Цель у него явная: захватить преимущество в высоте и, оценив обстановку, атаковать нашу пару. Но группа немцев раскололась: боевого взаимодействия и поддержки у них не было. Этим я и воспользовался. Стремительно перейдя в атаку, камнем сверху свалился на крайний самолет. Нечаев прикрыл меня надежно, и я с близкой дистанции в упор расстрелял «фокке-вульф». Он вспыхнул и пошел к земле.
Осматриваюсь. Ведущий — он выше нас — суетливо пытается замкнуть кольцо «фокке-вульфов» и атаковать нашу пару. Делаю боевой разворот, беру его в прицел первым с перевернутого положения. Стреляю в тот миг, когда мой самолет зависает «животом» вверх. Длинной очередью прошиваю вражескую машину. От «фоккера» что-то отлетело, и он начал беспорядочно падать. А на моем счету появился шестидесятый сбитый самолет врага.
В «засаде»
Напряженную работу вела группа наших однополчан в те дни, когда войска освобождали польскую землю западнее Альтдамма. Выполнив задачу, они вернулись в полк всем составом, не потеряв ни одного самолета. Настроение у всех было бодрое, приподнятое.
— Приказ командования выполнен, — говорил Чупиков, пожимая нам руки. — Порядок наведен. Летчики отлично дрались, и счет сбитых самолетов у всех вырос.
Асеев и я доложили командиру о том, как часть жила во время его отсутствия. Я доложил о боях, которые мы провели, вылетая по вызову.
— Да, слышали ваши голоса по радио. Вы нам не раз в нужную минуту оказывали помощь, — сказал командир. — Теперь мы все вместе должны обобщить боевой опыт и готовиться: главное начнется на Берлинском направлении.
Вот что в тот вечер после ужина рассказали нам товарищи.
Вылетев с нашего аэродрома близ Вартниц, они быстро приближались к цели. Скоро под плоскостями самолетов появилась узкая серая полоса: это и был аэродром.
В стороне, почти рядом с ним, шел танковый бой. На помощь нашим танкистам пришли «катюши». Сверху было видно, как они разметали танковую часть противника. Уцелевшие танки поползли назад.
Победа наземных войск воодушевила летчиков.
Командир качнул крыльями — это был условный знак: приказ группе немедленно идти на посадку. Группа незаметно приземлилась на бетонированной полосе.
Погода стояла скверная. По небу неслись рваные облака, по земле стелился туман. Иногда в «окнах» появлялось солнце. Оно пригревало землю, и испарения поднимались вверх. В воздухе висела густая дымка — сказывалась близость моря.
Сложны полеты в таких условиях, сложны взлеты по тревоге из «засады», но и посадку и взлет летчики отработали отлично. Ни одной аварии не было.
Наши товарищи по нескольку раз в день вылетали на поиск фашистских охотников. Вылетали «по-зрячему» — наносили удары по появившимся вражеским самолетам. И по вызову рации наведения с соседнего аэродрома на помощь «ИЛам». Спали по четыре-пять часов в сутки. Производили атаки по фашистским самолетам снизу, маскируясь фоном местности; наносили удары и сверху, выскакивая из облаков. Противник не мог разгадать, откуда внезапно появляются красноносые истребители. Немцы стали хитрить: старались использовать метеорологические условия, бить только «из-за угла», вылетали лишь во время захода солнца, когда его лучи слепили наших летчиков. Немецко-фашистские асы стали появляться и на больших высотах, но наши, ведя за ними охоту, поднимались еще выше.