Дахут, дочь короля, стр. 75

— Не слишком ли поздно мы тронулись, сэр? — спросил Сигон. — Дни все еще коротки. Юлий Цезарь никогда не упускал дневного света. — Сам он был треверианцем, его семья принадлежала к древнему цивилизованному роду, сам он старался показать в себе римлянина, в те моменты, когда везде в ходу были варварские германцы.

— Я знаю ферму, где мы переночуем, — сказал Грациллоний. — Следующее хорошее место на расстоянии суточного перехода.

Он мельком пожелал себе поменьше грубить. Сигон был достаточно вежлив. Не важно. У него, Грациллония, много чего помимо этого творилось на душе. Поскольку ничего плохого не предвиделось, он был рад избавиться от Ключа.

Они перешли на другую сторону канала и прошли поворот на Церемониальную дорогу. Там раскинулась Королевская роща. Она темнела на снегу как запекшаяся кровь. Они оставили ее у себя за спиной и вышли к мысу Ванне.

Грациллоний натянул поводья. Он и его люди отдали честь на могиле Эпилла. Курьер был удивлен, но от вопросов удержался.

Грациллоний задержался еще на мгновение, чтобы оглянуться! Море успокоилось, как стальное зеркало, за исключением тех мест, где оно белым разбивалось о рифы. При такой ясной погоде он различал вдалеке Сен, даже башни в низине. Дорога сворачивала вниз, туда, где против утесов мыса Pax стоял Ис. Стена образовывала красное кольцо, из которого вырастали мерцающие башни. А меж ними, вокруг них — чайки, сотни крыльев над Исом.

— Берегите Дахут, — велел он им. — Охраняйте ее и ее красоту.

Фавоний фыркал и вставал на дыбы. Грациллоний обуздал коня, потом отпустил поводья и поскакал дальше.

IV

Чары холода окончились. Снег начал таять. Наливаясь, журчал канал. Шумел ветер, сталкивал буруны на рифы, качал деревья, наводил на сушу облачные тени.

Скоро возобновится торговля, как только можно будет ездить по мокрым дорогам. По мощенным торговым путям уже приезжали первые путешественники. В большинстве своем они везли лес, уголь, меха, кожу, — зимнюю продукцию. Некоторые заехали дальше, искатели приключений, негоцианты, авантюристы.

Со стороны Гезокрибата, по направлению к Аквилонской дороге и оттуда на запад, мулы тащили три повозки. На первой из них на вершине тюков восседал человек, бренчал на плане и пел. Многим песня была чужая, слова непонятны, но звучала она так, что его спутники с наслаждением заслушались. Стражи Верхних ворот заприметили его и уделили особое внимание. Они не чувствовали опасения. Ис день и ночь был открыт для всякого доброго человека, и чужеземцам оказывали должное гостеприимство. Просто он был так огромен, поющий здоровяк.

— Кто идет? — спросил моряк.

— Ты меня знаешь, — откликнулся сквозь соленый ветер со своего коня предводитель купеческого отряда. — Адрений, торговец топливом.

— Я имел в виду его, что с тобой.

— Скотт, присоединившийся к нам в пути. Он хороший парень.

— Меня зовут Ниалл, — прокричал незнакомец с акцентом, но на беглом исанском. — Хочу поглядеть на чудеса вашего города.

Охранник добродушно помахал пикой. Ниалл въехал в город.

Глава семнадцатая

I

Дождь со снегом плескал на улицы Иса. Шумел ветер, ревел океан. Год оказался штормистым.

Пивная под названием «Лошадь Эпоны» была уютной пещеркой. Ее подогревал гипокауст под плиточным полом. Хотя сальные свечи и лампы с ворванью противно воняли, в их множестве ярко освещались фрески животных, настоящих и мифических. Мебель была простая, тяжелая, сделанная на славу. Хозяин и его жена предоставляли широкий выбор выпивки и обильный стол. Четверо их взрослых сыновей обслуживали заказы и не допускали воров. Не место для приезжих сановников, которые обычно пользовались гостеприимством суффетов, таверна была любимой у небогатых иностранцев и исанских простолюдинов. Здесь Ниалл снимал комнату.

Он сидел за элем. По другую сторону стола сидел рыбацкий капитан, явно имеющий некоторый вес, по имени Маэлох. У них завязалась беседа, когда последний, разомлев от сегодняшней погоды, выпил чарку или три. Рядом куртизанка в тонкой прозрачной рубашке, но достаточно обеспеченная, чтобы чувствовать себя уютно, сидела в вызывающей позе и бросала заинтересованные взгляды. Люди были слишком расслаблены, чтобы соблюдать осторожность и реагировать мгновенно. За другим столом играли в кости моряк и четверо ремесленников. Зловоние от огня подслащалось запахами с кухни. Буря грохотала ставнями и гудела под карнизами.

— За кого ты себя принимаешь? — прорычал Маэлох. — У нас в городе найдется побольше дел, чем можно успеть переделать за всю жизнь. Почему рождаются отвратительные слухи?

Ниалл пожал плечами.

— У меня не было возможности услышать, а можно мне было бы узнать сейчас? — коротко ответил он. — Да и что хотите, если за четыре месяца король трижды сражался за свою жизнь, а только что отбыл защищаться от обвинений, выдвинутых ему римлянами, рожденными по-видимому из-за того, что он спас Ис от шаек фоморов? Меня останавливают люди, чтобы об этом поговорить. Поскольку я ничего не слышал, они изливают мне свое беспокойство. Кто-то скажет одно, кто-то другое. Откуда мне знать, чему верить? Я надеюсь, что ты мне поможешь. Ты кажешься нечерствым парнем.

Маэлох печально улыбнулся и провел пальцами по седеющей черной бороде.

— Я парень? — его рот растянулся в улыбке. — Рассказ долгий и запутанный.

— А чтобы он лился свободно, а во рту пересохнет, держу пари, позволь утолить твою жажду, да и мою тоже. Хой-а. — Маэлох уловил в этом голосе то, что прошло через битвы и бури. — Кувшинчик эля и хлеба с сыром!

— Спасибо, — сказал Маэлох. — Понимаешь, я ничего не смыслю в Советах высоких. Но я видел побольше и поинтереснее в жизни, нежели большинство. К тому же, мне посчастливилось дружить с принцессой Дахут, прежде с ее матерью, а потом с девочкой, всю ее жизнь. Скромный друг, да, не то, что вы назвали бы близким, и все же я горд, что могу сказать «друг». Я попытаюсь, чтобы ты уразумел во всех делах, которые я знаю.

Ниалл не сумел полностью скрыть охватившую его тревогу.

— А… королева, у которой нет короля.

Выражение лица Маэлоха стало жестче.

— Стой! Следи затем, что говоришь, скотт. Ниалл потянулся за мечом, которого не носил. Он замер и укротил свой нрав.

— Не будем ссориться. Признаю, что я несведущ. Но ты не забывай, что я король.

Маэлох кивнул, смягчился.

— Так я и думал, судя по тому, как вы себя держите, я не думаю оскорблять, если не оскорбляют меня. Что за племя, и где? — Он допустил, что Ниалл был вождем какого-нибудь туата.

— В Миде, думаю, больше ни одно название не будет вам знакомо, может даже и это.

— О, я знаю о Пяти в Эриу, по крайней мере, а еще больше того о Муму. И мальчиком, и мужчиной я воевал и торговал с твоим народом, и не могу припомнить, когда нам пришлось туже, когда мы разбили их флот так много лет назад, или с тех пор, как они вели с нами торговые сделки.

Ниалл кашлянул. Это дало ему возможность отвернуться и прикрыть лицо, пока к нему не вернулся прежний цвет.

— Не в то горло попало? — спросил Маэлох. — Быстро осуши эту чарку. А вот и заказ.

Восстановив мир, Ниалл сказал.

— Ясно, что ты относишься к той половине людей, которые не желают слышать ничего дурного о госпоже Дахут.

Маэлох посмотрел сердито.

— Лучше бы их было больше половины. — Тон его смягчился. — Милая, окруженная горем девочка. И все же я не могу найти в сердце вины ее отца. Нам остается лишь надеяться, что они как-то успокоятся, хоть я и мало верю в счастливый конец.

— Тогда расскажи мне о ней. Всю правду, все, что тебе известно.

Маэлох пригляделся сквозь волнистое мерцание пламени.

— Откуда твое любопытство, приятель? Ниалл перевел дух.

— Моя интуиция. Я говорил, что в поисках спроса я подстать чудаку. Сейчас я король, торгующий отнюдь не скромными изделиями. Мне принадлежат золото и превосходнейшая кузнечная работа, то, что могут купить лишь ваши богачи. Из того, что я слышал, госпожа Дахут любит великолепие, или любила до тех пор, пока с ней не случились неприятности. — Он поднял ладонь, увидев, что у Маэлоха приоткрылся рот. — Слушай. Я не из тех, кто расхваливает товары, и тем более перед королевской персоной. Я подумал, что она могла бы принять от меня один-два подарка. У меня в кошельке золотая пыль, но в багаже есть вещи, достойные королевы. Если они ей понравятся, то она, может быть, представит меня другим высокопоставленным лицам. К тому же… сделанное на славу украшение может ее слегка порадовать в печали.