Блистательные неудачники, стр. 22
– Ф.! Не ешь свои бородавки!
– Буду свои бородавки есть, пусть все это видят. И ты бы лучше то же самое делал.
– Я подожду, пока сами сойдут.
– Что?
– Подожду, пока они сойдут сами.
– Сами сойдут?
Ф. хлопнул себя ладонью по лбу и стал бегать от кабинки к кабинке, как крестьянин, который всех соседей в деревне хочет собрать на сход; он распахивал каждую дверцу, взывая ко всем, кто сидел за ними как на насестах.
– Выходите, выходите, – кричал Ф. – Он, видите ли, ждет, пока его бородавки сойдут сами собой! Выходите, поглядите на этого придурка, который дожидается, когда они лопнут.
Путаясь в брюках, спущенных ниже колен, мои одноклассники стали вываливаться из кабинок, неловко поддергивая спадавшее белье. Все они спешили вовремя подсуетиться – кто-то сорвался недомастурбировав, у кого-то с коленок соскальзывали на пол комиксы, кто-то не успел дочитать нацарапанное на двери романтическое послание. Наседая друг на друга они сгрудились вокруг нас – им не терпелось узнать, какой очередной финт собирается отколоть Ф. Подобно рефери на боксерском ринге, он размахивал в воздухе моей рукой, а я безвольно обвис в его захвате, все тело мое скукожилось, как кипа листового табака, выставленная на аукцион приказчиком-недомерком из компании «Лиджетт энд Майерз».
– Не издевайся надо мной, Ф., – взмолился я.
– Давайте, ребята, подваливайте. Посмотрите на человека, который может ждать. Посмотрите на человека, у которого тысяча лет в запасе.
Все парни недоверчиво замотали головами.
– Я этот спектакль ни за что не пропущу, – сказал один из них.
– Ха-ха-ха.
Ф. так резко отпустил мою руку, что я как подкошенный упал к его ногам. Каблуком своего купленного на благотворительные пожертвования ботинка он наступил на большой палец моей руки с таким расчетом, чтобы лишить меня всякой надежды на вызволение.
– Под моей ногой рука, которая хочет распрощаться с несколькими своими бородавками.
– Хо-хо.
– Это круто.
Ты понимаешь, читатель, что все это человеком написано? Таким же человеком, как ты, который всегда мечтал, чтобы в его груди билось сердце героя. Человек этот пишет в арктическом одиночестве, он ненавидит свою память, но все помнит, он был когда-то таким же гордым, как и ты, любил людей так, как может их любить только сирота, чужой среди своих, изгой в земле обетованной. Эти дерзкие строки написаны таким же, как ты, человеком, который, как и ты, мечтал о первенстве и благодарности. Нет, нет, пожалуйста, только без истерик, не надо в позу вставать. Будь проще, а я обещаю никогда больше не лезть к тебе со своей любовью и клянусь в том всеми богами и богинями событий в их первозданном образе.
– Хо-хо.
– Это же надо!
Дело было ранним утром. За матовыми стеклами забранных решеткой окон уборной блекло маячило солнце, но по утрам нам разрешали включать там лампочки только зимой. Свет был мутный и размытый, как в аквариуме, где если что и блеснет, то тускло, как монета в полдоллара, спрятанная в склянке с вазелином. Такие склянки стояли на каждой раковине, у каждого штыря, вделанного в стену между кабинками (чтобы из одной в другую нельзя было перелезть). Ярче всего в полумраке белели голые коленки презрительной и насмешливой команды, сгрудившейся поглазеть на мое унижение, особенно сияли малокровно-бледные голени взрослеющих старших парней, у которых уже пробивались волосы на теле. Ф. глубоко вздохнул и унял поток их насмешек, призвав всех к тишине. В ожидании экзекуции я лежал на мраморных плитках цвета вазелина и старался заглянуть ему в глаза, чтобы вымолить прекращение спектакля. Свое страстное обличение он начал с нарочитой отстраненностью, но я уже понимал, к чему он клонит.
– Некоторые думают, что бородавки сойдут сами собой. Некоторые полагают, что со временем бородавки исчезают. Некоторые вообще не хотят замечать бородавки. Есть и такие, кто отрицает само их существование. Есть даже такие, кто считает бородавки украшением и как может холит их и лелеет. Некоторые пытаются доказать, что бородавки приносят пользу, поддаются обучению и могут научиться говорить. В этой области даже обозначились свои специалисты. Они разрабатывают разные теории обучения бородавок. Сначала их методы были варварскими. Сторонники одной из возникших школ обучения бородавок придерживаются мнения о том, что им нужно предоставить полную свободу. Представители ее радикального крыла полагают, что бородавки могут в совершенстве овладеть языками китайской группы. Фанатичные одиночки считают эту точку зрения ошибочной и выступают за то, чтобы учить бородавки всем человеческим языкам, поскольку бородавки общаются на едином бородавочном языке, который сначала надо усвоить самим преподавателям. Очень немногие достойные внимания личности утверждают, что бородавки испокон веков свободно между собой общаются, а нам надо только научиться их слушать.
– Давай, Ф., переходи к делу.
– Ну и что?
– Сколько нам еще пытки ждать?
Ф. сумел дерзко натянуть всем нервы, а потом перешел к самой эффектной фазе своего спектакля. Он надавил мне каблуком на руку так, что я завопил. Как будто все вдруг вазелином вымазали, свет мутно заиграл отблесками дохлых пескарей на воде, возникло ощущение, что кабинки все на запоре, что вот-вот нагрянут учителя и узнают о нас то, что знать им без надобности.
– Я не верю, что бородавки «проходят сами собой». Я считаю, что бородавки омерзительны. Я человек простой. Я считаю, что пора кончать пустую болтовню. Для меня бородавка – такой секрет, который я не хочу хранить. При виде бородавки я думаю о скальпеле.
– Аххх!
Закончив тираду, он вскинул руку в приветственном жесте, который заканчивался перочинным ножиком, как штыком, красноречиво свидетельствующим о назначении винтовки. У сирот сперло дыхание.
– Когда я вижу бородавку, я думаю о Скорой Помощи. Я думаю о том, что было Раньше и что будет Потом. Я думаю о Чудесных Лечебных Средствах. Я думаю о том, что будет Всего Через Десять Дней.
– Давай! Давай!
– Я думаю Только О Тебе. Я думаю: тебе надо Попробовать Этот НАУЧНЫЙ ДОМОРОЩЕННЫЙ Метод. Я думаю: ДАЙ МНЕ СКОРЕЙ МОЮ СВОБОДУ! Хватайте его, ребята!
– Блистательные неудачники -
Они сгрудились надо мной и поставили на ноги, схватили мою руку и вытянули ее. Они выстроились вокруг моей руки, как тянущие канат матросы. Я собственную руку не видел за их спинами. Кто-то разжал мне ладонь на фаянсе раковины и распрямил пальцы.
– Да, – кричал Ф., перекрывая шум, – я думаю, настало время действий. Я думаю, Промедление Смерти Подобно. Я думаю, Теперь Или Никогда!
– Помогите!
– Заткните ему пасть.
– Мммммммммм. Мммммммм.
– Давайте! Режьте! Рвите!
Я пытался представить себя на месте одной из этих спин, вцепившихся в мою руку, одним из этих матросов, которые где-то за тридевять земель отрезают себе по кусочку масла.
44
Как я уже говорил, случай, произошедший на празднике с Катериной Текаквитой, представляется мне апокалиптическим. На самом деле об этой истории мне рассказала моя жена Эдит. Я прекрасно помню тот вечер. Это случилось, когда я вернулся из Оттавы, проведя там выходные, потому что Ф. договорился, чтобы мне дали там поработать с архивами. Мы все втроем лежали под лампой солнечного света в нашей подвальной квартирке. Ф. сказал, что я единственный могу раздеться догола, потому что они оба – и он, и Эдит – видели меня в чем мать родила, а друг друга голыми не видели (вранье). Хоть логика Ф. была безупречна, мне показалось, что как-то неловко перед ними задницу заголять. Мне самому никогда бы в голову не взбрело просить их голыми по квартире шастать.
– Лучше так полежать, – без энтузиазма ответил я.
– Ерунда, дорогой.
– По крайней мере, один из нас должен загореть нормально.
Они оба уставились на меня, когда я трусы стягивал, а мне как-то не по себе стало от этой процедуры – боялся, что подтерся неаккуратно и следы на заднице остались. По правде говоря, мне пришло на ум, что Ф. меня использовал как своего рода рекламу собственного тела. Я как бы исполнял роль изорванной в клочья афиши его физических достоинств. У него было такое выражение лица, как будто он хотел сказать Эдит: «Если даже такое чучело дышит и просыпается по утрам, ты себе только представь, какое наслаждение тебе может доставить мое тело».