Гильотина в подарок, стр. 15
Так он и сделал. А вернувшись, не сразу направился в зал, где его случайная знакомая оживленно беседовала с какой-то экстравагантно одетой парочкой.
Билетерше было никак не меньше ста двадцати. Она сидела возле двери, что-то тщательно пережевывая. На коленях у нее покоился рыжий, изрядно потрепанный котище. А сама она напоминала древнюю сову, у которой очки с двойными линзами съехали на самый кончик клюва.
Полежаев не очень-то надеялся, что общение с доисторической бабушкой принесет ему успех. И все же решился.
– Вы не видели этого молодого человека? – сунул он ей под нос фотографию журналиста. – Он был здесь в тот понедельник.
Старушка не сильно заинтересовалась снимком, только широко раскрыла один глаз и прищурила другой. Куда больше заинтересовался рыжий кот на ее коленях. Он так и вылупился на портрет.
– Чего не знаю, милый, того не знаю. Много тут ходит вас. Всех не упомнишь.
Антон не стал больше докучать ни бабке, ни коту.
Патрисия продолжала болтать со своими экстравагантными приятелями, но писатель застал самый конец беседы и даже не успел толком разглядеть юных французов, потому что в зале погасили свет.
– Это мои одноклассники, – пояснила она в темноте. – Ты произвел на них впечатление. Я им сказала, что выхожу за тебя замуж.
– Это еще зачем?
– Просто так. Для экзотики. – Патя тихо засмеялась, а потом, наклонившись к самому уху Антона, добавила: – А может, я им правду сказала!
Второе отделение вышло более веселым, чем первое, но менее художественным. Артисты и зрители, подогретые разными напитками, бесновались уже не на шутку.
Полежаев сообразил, что действие приближается ко второй мировой войне, а значит, скоро опять объявят антракт, потому что «война – дело серьезное». И для барменши вновь наступит горячее времечко.
– Я выйду ненадолго, – шепнул он Пате.
– Только не навсегда! – взмолилась девушка.
«Черт побери! Она, кажется, и в самом деле втрескалась! Подумать только! Так не бывает. А может, бывает? Надо получше к ней приглядеться. Она не дура. И это уже радует».
Барменша сидела за одним из столиков в пустом кафе и запивала коньяком едкий дым сигареты. Ей явно перевалило за пятьдесят, и она не скрывала своего возраста, не молодилась при помощи пудры и румян, принимала жизнь такой, какая она есть.
– Можно вам задать вопрос? – обратился к ней писатель.
– Задавай, если ты не «таймшер», не «гербалайф» и не цыганка.
– Этого человека вы когда-нибудь видели?
Она пристально посмотрела на Антона, даже не взглянув на фотографию.
– Ты что, из ментовки?
– Нет. Я ищу пропавшего друга.
– То-то, я смотрю, не похож вроде на мента. Друг, говоришь, пропал? – Она взяла в руки снимок. – Каждый день кто-нибудь пропадает. Черная дыра, а не город! Знакомое лицо. – Она вернула фото. – А где видела – не припомню.
– Он был здесь в понедельник, на французском сеансе, – подсказал Полежаев. – И скорее всего, не один.
– С дамой?
– Вспомнили?
Она пожала плечами.
– Его вроде точно помню. Он подходил к стойке, что-то заказывал. А вот даму… нет.
– Может, видел кто-нибудь из ваших сослуживцев или знакомых?
– Мои знакомые сюда не ходят, тем более на французские сеансы. Они сидят дома у своих родных ящиков, где им все доступно объяснят и покажут. А из сослуживцев была только старая карга. – Она кивнула на дверь кинозала, но Антон и без того понял, о ком речь.
– Что ж, спасибо и на этом, – со вздохом произнес он.
– Выпить не хотите? – неожиданно предложила барменша, исполнившись состраданием. – А то набегут картавые – ничего не останется. Они пьют не хуже нас…
Пятьдесят граммов коньяка пошли ему на пользу. Мозг заработал импульсивней. А толку-то? Все его зацепки относительно культпохода Васиного мужа в кинотеатр накрылись вроде бы… Барменша на прощанье подсказала:
– Спросите у французов, если умеете по-ихнему.
Это была идея. К тому же Патя не пропускает ни одного понедельника.
Как только объявили очередной антракт, они вышли на свежий воздух. Патрисия затянулась «Голуазом», а Полежаев все никак не решался приступить к «допросу». Но девушка сама его выручила:
– Ты выследил, кого искал?
– Я никого не искал. Впрочем, если по правде, то я ищу одного человека.
– Здесь? Твой человек француз?
– Нет. Он журналист.
Вышло как-то глупо. Сразу припомнился деятель, который вместо национальности своего папы называл его профессию.
– Он хорошо знает язык?
– Нет. Он был здесь в понедельник на последнем сеансе. И больше его никто не видел. Вот его фотография.
– О-ля-ля! – снова не к месту захохотала она. – Я, кажется, смогу тебе помочь! – Девушка стала обмахиваться фотокарточкой, как веером.
– Ты его видела? – возопил Полежаев.
– Напрасно так горячишься. Твой друг просто-напросто загулял!
– По-моему, ты ошибаешься.
– А по-моему, нет. Он был здесь в понедельник в компании с одной интересной дамой. Такая не скоро выпустит из своих объятий.
– Ты ее знаешь? Она – из ваших?
– И да, и нет.
– Как это понимать?
– Наполовину француженка. Училась в русской школе. Подрабатывает переводчицей.
– Красивая?
Она хмыкнула и недовольно скривилась.
– Извини, – спохватился Антон.
– Нечего извиняться. Баба потрясная! Так, кажется, у вас принято говорить?
– Лично у меня не принято.
– В общем, Констанция не прочь заманить к себе мужика на недельку-другую, чтобы выжать из него все денежки.
– Это не тот случай, Патя. У моего друга было напряженно с деньгами.
– Тогда не знаю. – Ей, казалось, надоел этот разговор.
– У тебя есть адрес Констанции? – напрямик спросил Полежаев. Он понимал, что эта малютка с рюкзачком на плече, сама напросившаяся в подружки и даже в невесты, теперь была его единственной зацепкой. И он не собирался так просто от нее отцепиться.
– Адреса нет, но я могу узнать. Тебе надо? Ты поедешь к ней?
Она спросила с такой мукой в голосе, что со стороны это выглядело как семейная драма.
– Я поеду, – честно признался Антон.
– Тогда поедем вместе, – запросто решила она. – Подожди меня тут. Я мигом.
И она пестрой бабочкой снова впорхнула в массивные дубовые двери кинотеатра.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Еремин с самого утра тщательно изучал публикации Шведенко. Он был немного разочарован. Ждал от них большего. Все носило сенсационный характер, но грешило кляузностью и бездоказательностью.
– Я не стал бы пачкаться на месте этих ребят, которые подложили ему взрывчатку в автомобиль!
Его в основном интересовали материалы, опубликованные в январе-феврале этого года, то есть перед покушением. Заинтересовала довольно подробно изложенная журналистом информация об одной молодежной группировке, не подчиняющейся старым воровским законам.
– Эти могли обидеться, – заключил следователь. – Молокососы, как правило, обидчивы. И к тому же злопамятны.
Он решил, что ему не помешает встретиться с кем-нибудь из этих недоумков.
Позвонил диспетчеру, который соединял его с осведомителем.
Тот перезвонил примерно через час и назначил свидание в антикварном магазине на Малой Никитской.
Еремин оставил свою «шкоду» неподалеку от испанского посольства и прошелся до магазина пешком.
Человек в джинсовой жилетке поверх широкой клетчатой рубахи согнулся в три погибели над старинным комодом из красного дерева. Еремин узнал человека сразу по тщательно выскобленному затылку.
– Тонкая работа. Что правда, то правда, – немного задумчиво, как бы прицениваясь, произнес Константин. – Сколько стоит? – поинтересовался он у продавца, парня в строгом костюме, значительного и важного, как мебель, которой торговал.
Парень назвал восьмизначную цифру. Еремин покачал головой. Человек в джинсовой жилетке разогнулся и, не взглянув на сыщика, направился к выходу.