Рыцарь-маг, стр. 58

Плантагенет зло ударил кулаком по луке седла и скомандовал:

— Отступаем!

И рыцари повернули коней. Вслед за конниками побежали пехотинцы, на бегу засовывая мечи в ножны и закидывая за спину щиты. За их спинами сарацины впятером поволокли тяжеленный брус и с грохотом захлопнули ворота.

Глава 16

Вечером в лагере франков отпевали Гуго де Галарра, графа де Шалона, маршала Франции, который погиб в последнем бою. Он был у восточных ворот, где прекрасно сработанный таран показал все, на что способен, и разбил ворота в щепки. Французы ринулись в город, но, когда первый же сарацин, встретившийся с Гуго де Шалоном, почти снес ему голову с плеч, отступили, унося тело знатного сеньора. Роберт Лестер, оставшись без поддержки французских войск, приказал оттащить таран, и все вернулись в лагерь. Акра, обессиленная, но устоявшая на этот раз, получила полдня на то, чтобы восстановить восточные ворота.

Посланнику султана Саладина, отправленному в лагерь франков сразу же, как только войска вернулись с поля боя, пришлось ждать, пока священник прочтет отходную и отслужит. Дик, истово молясь, придерживал за руку Трагерна, которому пришлось встать рядом со своим другом, чтоб не вызывать удивления: отчего это юный оруженосец не присутствует на мессе, на которой присутствуют все? Ученик Гвальхира терпел изо всех сил, но хмурое выражение лица и нервная дрожь в руках бросалась в глаза всем, кто стоял поблизости. Поэтому Герефорд и придерживал Трагерна за руку — чтоб не сбежал.

Король Ричард стоял на почетном месте, рядом с переносным алтарем, и нетерпеливо притоптывал ногой, пока священник, медлительный и величавый, читал положенный канон. Когда же появились потир и дароносица, Плантагенет развернулся и ушел. На него косились, но потихоньку, исподволь. А Дик, проводив его взглядом, невольно припомнил все то, что рассказывали о матери Ричарда Альенор Аквитанской, которая, по слухам, не достояла до конца ни одной мессы. Все это потому — шептались простолюдины, — что королева попросту демоница и в ней говорит кровь колдуньи Мелюзины, которую Раймон Форезский, тот, что приказал построить замок Лузиньян и стал потому первым графом Лузиньянским, взял в жены.

По преданию, необычная супруга графа Раймона родила ему десятерых детей, двое погибли, не оставив потомства, но от восьми оставшихся потянулись огромные хвосты наследников. Король Англии соединял в себе кровь и энергию трех знатнейших аристократических семей — Аквитанской по матери, Нормандской и Анжуйской по отцу. И в Анжу, и в Аквитании жили дворяне, которые с гордостью заявляли о своем происхождении от таинственной феи Коломбье — красавицы Мелюзины. Гордиться тут, наверное, было нечем, но зато появлялся удобный повод списывать на колдовскую кровь все свои художества. Когда потомка Анжуйской или Аквитанской династии, после того как он сжигал какой-нибудь город или грабил монастырь, слегка журили, он смущенно опускал глаза и объяснял: «Да вот, бес попутал. Кровь — не водица, дает о себе знать...» — и продолжал в том же духе.

После мессы посланник султана был, наконец, допущен пред светлые очи двух королей. Филипп Август, который в последнем бою изрядно натер о седло все, что только можно, и потерял любимый кинжал, чувствовал, что это топтание под стенами Акры надоело ему до тошноты, и готов был заключить мир на любых условиях. Ричард тоже заскучал. Слушая посланца, коверкающего слова французского языка, он прикидывал, что скажет ему, что скажет самому султану, что будет делать вечером и, что неплохо было бы устроить турнир... Мысли его ушли далеко от темы беседы, очнулся он, когда сарацин уже исчерпал запас цветистых фраз и вопросительно уставился на английского короля, которого считал здесь главным.

Плантагенет покосился на Капетинга, Капетинг на Плантагенета, и сообща короли решили, что необходимо начать переговоры.

На время переговоров был объявлен мир, и франки даже согласились позволить Саладину переправить защитникам Акры несколько повозок с продовольствием. Но, поскольку провизия доставлялась в город под бдительным надзором франков, в северные ворота въехало на две повозки меньше, чем было отправлено. Понятное дело — подданным французского и английского королей тоже надо что-то есть.

По случаю перемирия был устроен пир, для солдат выкатили несколько бочонков подкисшего вина, а для знати были разбиты два огромных шатра на полпути между лагерем франков и лагерем сарацин. К обеду ожидали Саладина, но тот прислал эмира сообщить, что не придет, поскольку захворал, и в свою очередь пригласил королей и их приближенных к себе на ужин.

Ричард подозвал графа Герефорда.

— Ты отправишься со мной, — приказал он. — Кстати, возьми с собой свою прелестную невесту. Она украсит нашу свиту. И смотри в оба. Я помню о твоих способностях, Уэбо. Я хочу знать, о чем думает Саладин. Ты понял?

— Государь, я не умею читать чужие мысли, — невольно улыбнулся рыцарь-маг.

— А ты постарайся, — холодно ответил король, взглянув на собеседника своим особым «демоническим», предостерегающим взглядом.

И воспротивиться приказу под этим взглядом было просто невозможно.

— Да, государь.

Шатер султана был роскошным, огромным, с двумя толстыми шестами, подпирающими матерчатую крышу. Повсюду висели драгоценные шелковые ткани и искусно расшитые узорчатые покрывала. В шатре были расставлены низенькие столы, с которых полагалось есть, сидя на ковре и опираясь на подложенные под локоть подушки. Слуги в широченных легких шароварах и роскошных кушаках разносили блюда. Султан в огромном тюрбане с пышным пером и серебряным полумесяцем милостиво и приветливо кивал каждому входящему, переводчик старательно переводил франкам все, что он говорил. Сын Саладина, Малек Адель, размещал гостей. Короли, разумеется, сели на самые почетные места, рядом с султаном, возле его старших сыновей — сотников в войске отца. Ричард, посмотрев на подушки, на которых мусульмане сидели, скрестив ноги, покосился на свои тяжелые высокие сапоги, к которым для представительности прицепил огромные шпоры.

Дик опустился на колено и снял его шпоры. Рядом с молодым графом Герефордом стояла Серпиана, скромно потупив глаза. Она разоделась в пух и прах, при ходьбе позванивала добрым десятком ожерелий и браслетов и напоминала изысканную живую игрушку, прелестное украшение замка или королевского дворца, то есть играла ту самую роль, которая от нее требовалась. Она устроилась на подушках у стола, как кошка — гибкая и изящная — по левую руку Дика, который сидел рядом с английским королем. Филипп Август, неловко подогнув колени, разместился напротив своего венценосного кузена.

Подали первую перемену — мясо с пряными соусами и ломтиками фруктов, рыбу, и прохладительные напитки — шербет и соки со льдом. С удовольствием потягивая охлажденное лакомство, Филипп Август невольно улыбнулся Ричарду:

— Tu regarde, par quell chez lui la table. Les fruits les boissons refroidies... Il est intйressant, oщ il prend la glace? [14]

— Ce ne m’est pas du tout intйressant, — ответил Ричард, недовольный тем, что ему приходится сидеть, подогнув ноги. — Seul, que je veux connaоtre — combien chez lui des troupes. Mais а propos de la glace... Je pense il se partagera. [15]

— De quoi sela? [16]

— Il n’est pas chevalier? [17]

— Quel chevalier? Il est sarachin! [18]

— Eh bien, que? Par contre comme grimpe pour le bord de devant! [19]

Переводчик придвинулся было, пытаясь вслушаться в беседу королей, чтоб перевести на сирийский, но Ричард раздраженно, с угрозой отмахнулся от него, и сарацин почел за лучшее сделать вид, что он ничего не понял.