Бастард: Сын короля Ричарда, стр. 2

Бандит успел. Рослый, широкоплечий, похоже, оружием он владел неплохо. Мужчины сцепились всерьез. Дик был ловчее, его противник — крупнее и сильнее. На грубой малоподвижной физиономии разбойника появилась самоуверенная усмешка — у него не было ни малейшего сомнения в собственной победе. Но Дика эта уверенность нисколько не лишала воли к битве — немало на своем веку он повидал таких гордецов. Некоторых ему случилось отправить на тот свет.

Молодой воин еще не устал, потому вертелся с ловкостью, достойной кошки, еще и за тем успевая следить, чтоб к нему не подобрались сбоку. Потом обогнул пенек и бросился бежать, решив, что для него сейчас предпочтительней другой расклад и совершенно иное расположение противников. Главное было — рассчитать траекторию движения так, чтоб сперва наткнуться на самого слабого. Понятно почему: со слабым больше шансов справиться до того, как набегут другие желающие выпустить кишки превратившемуся в дичь человеку. С этим самоуверенным здоровяком придется разбираться вдумчиво, желательно без спешки, без боязни рассчитать и нанести удар сбоку, не отвлекаясь.

Следующему встречному Дик сам заступил дорогу. Его обнадежило то, как разбойник держал топор, и, начав схватку, он убедился, что нисколько не ошибся: парень, похоже, привык рубить этим топором не столько людей, сколько дрова. Да еще, пожалуй, медведей. На его беду, человек куда изобретательней медведя, в особенности тот, кто более-менее владеет оружием. От прямого рубящего удара сверху Дик не просто увернулся, а даже смог позволить себе потратить пару мгновений чтобы прикинуть, куда бить. Выбрал живот, присел немного и от души налег на рукоять лезвия, вошедшего легко, — под верхней одеждой не оказалось никакого, самого простенького доспеха, хотя бы кожаного.

«Три!» — продолжил он свой мысленный счет и бросился бежать с того места, где стоял. И вовремя. В ствол дерева по правую руку от него почти по оперение вонзилась короткая арбалетная стрела. Дик на бегу пошарил по поясу, где висел второй метательный нож, оглядел деревья, нашел взглядом арбалетчика, которого приметил еще раньше, когда оглянулся на выстрел, метнул, не попал и побежал дальше.

«Не повезло», — мог бы прокомментировать он, но не стал и пытаться — из экономии времени. Что ж, не всем и не всегда везет, с этим приходится мириться. Он перепрыгивал через кустики и купы папоротника и все выписывал петли, по крайней мере очень стремился к этому. К счастью, он оказался более быстроног, чем преследователи. И, пожалуй, не только этим мог взять: он действительно все рассчитал и, когда развернулся и помчался в обратную сторону, налетел как раз на арбалетчика. Разбойник было обрадовался, поднял арбалет, выстрелил — и не попал. На самом деле попасть в бегущего даже для мастера — задача не из легких, а вряд ли настоящим мастером мог оказаться тот, кто, будучи разбойником, пользовался не луком, а этим медленнострельным оружием. Очевидно, что воин бежал не по прямой, и бандит раскрыл свою неопытность (а может, нервозность) тем, что выстрелил слишком рано, не в упор, потому и промазал. Он попытался подставить под прямой рубящий удар меча свой арбалет, и деревянная, скрепленная металлическими деталями конструкция разлетелась на куски.

— Квиты! — выдохнул Дик, приканчивая его и имея в виду, собственно говоря, последовательные промахи. Выдернул клинок и опять же вовремя увернулся за дубовый ствол, чтоб не попасться под ноги здоровяку с мечом — все по очереди.

— Стой! Стой, гаденыш! — гудел сзади здоровяк, продираясь сквозь стволики молоденьких елочек с таким шумом, какого не сотворит, наверное, даже десяток медведей в малиннике. Убегая от него, Дик пересек дорогу и снова углубился в лес — и налетел в аккурат на одного из лучников, на свою беду слезшего с дерева посмотреть, что же происходит. Возможно, он решил, что путника уже прикончили (а это логично — шестеро-то на одного!) и обирают, только ему не сказали. Вид целой, невредимой да еще и вооруженной «жертвы» повлиял на него деморализующее. Разбойник бросил лук и развел руками:

— Я сдаюсь.

— Да что ты говоришь! — ответил Дик, закалывая его. — Я, похоже, не заметил.

Тут же вспомнил, что у него закончились метательные ножи, наклонился, бегло обыскал убитого. Его интересовал только нож. К счастью, то, что имелось, вполне годилось для метания. Второй лучник, судя по всему, оказался умней, и, чтоб не попасть под прицел, воину пришлось прятаться за деревьями. А поди метни нож в того, кто большую часть времени скрыт ветками и листвой. Дику пришлось накрутить немало кругов, чтоб выбрать-таки подходящее место, с которого лучник был виден. Тут-то и обнаружились все недостатки сидения на дереве, и в первую очередь то, что увернуться, балансируя на ветке, невозможно. Сложно даже просто посмотреть назад. Для уверенности путник не примеривался долго и, выскочив из-за ствола дуба, метнул нож. Лучник, словно получив полновесный подзатыльник, свалился с ветки — это могло говорить только о точном попадании.

Теперь задача Дика упрощалась. Он с энтузиазмом накинулся на преследователей и принялся рубиться так, как его учили — от души и с выдумкой, так, как наверняка не могли эти недотыки. Разбойники, уже привыкшие к тому, что «жертва убегает, а они догоняют», опешили от смены ролей. Они были темные, простые люди, не размышляющие слишком долго над проблемами (они вообще размышлять не привыкли — это задача главаря). В их сознании схема была предельно проста: если убегает — значит, слаб; если нападает — значит, силен или думает, что силен. А если сначала убегает, а потом нападает — странно. Что ж получается, слабак хочет поскорее все закончить? Мысли про тактику и стратегию отродясь не отягощали их головы, да они и не слышали никогда подобных слов. И набросились на путника с удвоенной энергией, толкаясь и мешая друг другу. А это расклад, о котором человек умелый может только мечтать. Дик справился с этими тремя бандитами даже быстрее, чем ожидал, и на миг пожалел, что с самого начала не предпринял подобного шага. Глупая мысль, конечно, это он понял тут же. Все было сделано правильно. И на очереди оставался главарь.

А он как раз вырвался из еловых зарослей. Физиономия его раскраснелась, и на ней отражена была такая предельная досада, что на сердце у Дика стало тепло.

— Стой! — проревел он и лишь после этого повеял, что нахальный молодец, так упорно выживающий в ситуации, в которой ему выживать не полагается, ждет его в неподвижности, готовый к бою.

То, что отразилось на его грубом лице, проще всего выразить словом «наконец-то!». Он набросился на врага с облегчением и даже с долей признательности за то, что эта погоня по лесу наконец-то завершилась.

— Сколько ужом ни вейся, — тяжело дыша, сострил здоровяк, — а я тебя все же заужу. — И сам расхохотался над своей шуткой. Замахнулся.

Дик отразил меч противника, ударил сам, прямым юлющим выпадом, которого отвлекшийся на остроту бандитский главарь не успел отбить. Кончик отлично закаленного клинка пробил кожаный, укрепленный металлом доспех (прошел как раз между двумя пластинами) и проткнул разбойника до позвоночника.

На лице здоровяка появилось выражение крайнего недоумения. Впервые, не пьяному, руки отказали ему, отказало все, что до сей поры так верно служило, — его собственное тело. Он непонимающе и с несомненной угрозой посмотрел на врага, возможно надеясь приструнить его, попытался махнуть правой, вооруженной рукой, но не смог.

— А вот так! — Если б Дик мог развести руками; наверное, он бы это сделал.

Разбойник вздохнул, затрясся и грузно осел на землю.

— Прям как папаша, — были последние слова этого человека, не поверившего, что всему пришел конец. Неизвестно, кому они были адресованы и о oком повествовали, но черты лица Дика отвердели.

ГЛАВА 1

Он был сыном корнуоллской дворянки из небогатого и не очень знатного рода. Столь же скромно было положение супруга его матушки — этот дворянин владел замком с единственной покосившейся башней, тремя деревеньками да угодьями к ним. Впрочем, несомненный дворянин Этельвольд носил шпоры и даже как-то привез с турнира доспехи и коня побежденного им рыцаря, но в общем среди вассалов герцога Корнуоллского авторитетом не пользовался. Что же до его жены, то единственным примечательным в ней было то, что ей случилось родить ребенка от принца.