Нежный плен, стр. 54

Дункан отпустил Хэнка.

— Я еще поговорю с тобой сегодня, — пообещал он.

Когда Хэнк вышел, Бет, понизив голос, спросила:

— Похоже, мы избегаем друг друга. Почему? — Внезапно на нее напал непонятный страх. — Мы скоро уезжаем. — Ей хотелось увидеть, какое впечатление произведут на него эти слова, но лицо Дункана осталось бесстрастным.

Неужели ему все равно?

— Все эти долгие месяцы моя мать жила как в аду, беспокоясь об отце. И я бы хотела, чтобы она наконец перестала тревожиться.

Он посмотрел на нее и подумал: «Она не для тебя. Как и многое другое». Впрочем, это должно быть ему безразлично. Не все ли равно?

— Думаю, твоя мать беспокоится и о тебе тоже.

Их разговор явно не клеился. Прежде такого никогда не было… Но почему? Может быть, она чем-то его обидела?

Дункан смотрел на Бет так, словно пытался навсегда запомнить каждую черточку ее лица, каждый ее жест и интонацию.

— Думаю, ты будешь рада вернуться домой.

Бет пристально вглядывалась в его лицо. Похоже, он старается выпроводить ее. Наверное, переспав с ней несколько раз, он считает, что теперь их больше ничего не связывает. А может быть, те опасности, которые они перенесли вместе, оставили у него неприятное воспоминание? А если это не так, то почему он не просит ее остаться?.. Ему достаточно было бы только сказать ей об этом одно слово… Не может же она сама броситься ему на шею… Тем более, если она вдруг ему опостылела.

Не в силах бороться с собой, Дункан не смог отказать себе в удовольствии прикоснуться к ней еще раз. Он пропустил ее волосы сквозь пальцы, любуясь тем, как на них играет лунный свет. Дункан был так растроган, что чуть было не попросил Бет остаться с ним. Он готов был умолять ее, хотя никого никогда не умолял прежде. Но что он может ей дать? Впервые в жизни ему пришлось подумать о том, что у него есть. А вернее о том, чего у него нет.

В жилах Бет текла голубая кровь, а он был всего-навсего сыном дочери конюха, да к тому же еще и незаконнорожденным. Она вернется вместе со своим отцом на огромную плантацию, тогда как у него нет ничего, кроме преданности друзей. Да, он богат только этим да еще силой своего духа. А больше у него ничего нет. Ничего из того, к чему она привыкла.

Что мог он предложить ей вместо ее дома в Иглс-Нест? Усадьбу, которая не является его собственностью? Для такой женщины, как Бет, этого было бы явно мало.

Чувствуя себя все более неловко, Бет потупила глаза:

— Да, мне очень хочется снова увидеть мою мать и сестер.

Разумеется, она рвется домой… Но разве можно осуждать ее за это?

— И когда же ты собираешься в путь?

«Он хочет, чтобы я поскорее уехала? Ну что ж, я уеду…»

— Думаю, может быть, завтра… — Ее голос пресекся, и она подняла глаза, надеясь прочитать в его глазах просьбу остаться. — Или послезавтра.

Он кивнул:

— Я прикажу моим людям сопровождать тебя и твоего отца до пристани.

— Андре тоже поедет с нами.

Вот это новости! А он-то думал, что парень останется в усадьбе.

— Вы заберете его с собой?

Бет беспокойно ходила взад и вперед — так же беспокойно, как когда-то Дункан, в Париже, в крошечной комнатке трактира. Но ее мучило совсем другое.

— Можно сказать, что мой отец усыновил его: у юноши нет родителей. Он сирота. — Бет вся дрожала, хотя в комнате было жарко. Потирая руки, она добавила: — Робеспьер думал, что со смертью Андре прервется его древний род.

Ну вот, опять этот разговор — о родословной… Дункана всегда возмущало разделение общества на классы, и вот на тебе: они с Бет оказались по разные стороны разделительной линии. И он понимал это куда лучше, чем она.

Он отошел в сторону: стоять рядом с ней было слишком больно.

— Ну ладно, у меня еще есть дела.

А она-то надеялась, что, может быть, они в последний раз погуляют при луне… «Он отказывает мне даже в этом», — печально подумала Бет.

— Так поздно?

— Да, — отрезал Дункан. Он должен расстаться с ней — ради ее же блага. Но это было невыносимо. Когда он сблизился с нею, то не мог предположить, что полюбит не только ее тело, но и душу.

Однако он не станет тянуть ее вниз — до его собственного уровня. Пройдет время, и Бет будет благодарна ему за это.

А Бет смотрела на него и думала: «Он бросает меня». А она-то была уверена, что он ее любит так же, как она любит его. Но это была ошибка. Иллюзия.

Бет сжала губы. Да, это, действительно, была ошибка. Ее ошибка, а не его. Ошибка, из-за которой сердце сейчас обливается кровью. Но он не увидит ее слез. Повернувшись, Бет решительно вышла из кабинета.

И навзрыд проплакала всю ночь.

Глава 41

Сильвия тихо вошла в кухню вслед за Эми. Кухарка сердито поставила поднос с едой на длинный деревянный стол. Она отнесла этот поднос наверх два часа назад. Но все кушанья остались почти нетронутыми.

Сильвия посмотрела на поднос и покачала головой. Так дальше продолжаться не может, печально подумала она. После своей свадьбы с Сэмюелем, которая произошла месяц назад, Сильвия расцвела: она нежилась в лучах счастья и новообретенной любви. И ей было тяжело видеть, что кто-то рядом с нею несчастен. Особенно если это несчастье касалось сердечных дел. А Дункан явно страдал именно по этой причине.

С тех пор как уехала Бет, он совершенно изменился. Теперь он больше не смеялся, как раньше, от всей души, его глаза смотрели отрешенно, словно он постоянно думал о чем-то своем. Он был по-прежнему хорош собой, но вид у него был унылый и мрачный. Сэмюель беспокоился о своем любимце и не знал, что делать.

Сильвия кашлянула, чтобы привлечь внимание Эми.

— Как он сегодня? — спросила она.

Эми недовольно пожала толстыми плечами, потом вздохнула:

— Так же, как и всегда. Он страшно грустит с того самого дня, как она уехала. Но еще никогда я не видела его таким хмурым. У него явно портится характер. Вчера он чуть не оторвал голову Хэнку за то, что тот забыл наколоть для меня дрова. Конечно, парень порядочный лентяй, но все-таки… Дункан стал сам на себя не похож.

Эми все говорила и говорила, даже не заметив, что Сильвии уже нет рядом. А Сильвия шла по коридору, то сжимая, то разжимая руки, и напряженно размышляла.

Нет, она никогда не была смелой, но ведь кто-то же должен поговорить с Дунканом. Похоже, все в этом доме стараются обойти молчанием тот предмет, который так его терзает.

Кому же поговорить с ним, как не ей, которая так хорошо знает Бет?

Собрав все свое мужество, она направилась к библиотеке, где все эти дни сидел взаперти Дункан. Робко постучавшись, она услышала в ответ:

— Я занят!

Эти слова были сказаны таким тоном, что Сильвия хотела было отступить. Но потом, прижав руку к тревожно бьющемуся сердцу, открыла дверь и переступила порог.

— Я только на секунду, сэр. — Ее голос, дрогнув, оборвался.

Вздохнув, Дункан захлопнул счетную книгу и невидящими глазами уставился на непрошеную гостью. В эти дни он не мог ни читать, ни думать, ни есть.

И во всем этом была виновата только Бет. Будь она проклята, эта девчонка, ворвавшаяся в его жизнь! Прежде с ним никогда такого не было. Эта женщина виделась ему за каждым кустом. Он был болен любовью и не знал, как от нее излечиться. Однажды Дункан даже поехал в город и навестил таверну Илейн. Но как только красотка прижалась к нему, сгорая от желания, он оттолкнул ее крепкое, гибкое тело. Пробормотав что-то в оправдание, словно он был неопытным юнцом, Дункан оставил ее, голую и бранящуюся на чем свет стоит, и поспешил прочь.

Бет.

Каждая мысль его была о ней, каждый вздох, каждая молитва.

Кроме нее для него не существовало никого.

Обхватив голову, несчастный взглянул на Сильвию. Эта пышная добродушная дама оказалась истинным кладом для Сэмюеля, даром небес, полученным на старости лет. И за это Дункан был ей благодарен. Но сейчас он не хотел разговаривать даже с ней. Он чувствовал себя медведем, которого смертельно ранили, когда он полез за медом.