Крылья Киприды, стр. 42
Военный совет Агара, состоявший из вождей десяти подвластных племен, постановил — подвергнуть город осаде. Хотя многие выразили сомнение: флот Херсонеса был как никогда силен, а значит, осада может продлиться бесконечно долго.
Взбешенные неудачей, кочевники расползлись по всей округе, и всю ночь защитники города слышали в темноте вопли убиваемых мужчин и крики девушек и женщин. И многие из защитников могли узнать в этих криках знакомые голоса. Но сделать они ничего не могли. Вся округа, все холмы были покрыты кострами. Войско Агара зализывало раны и готовилось к осаде города.
На рассвете тысячи горожан, не сговариваясь, бросились к храму богини-Девы. Каждый нес, что мог. Золотое колечко, бусы, монеты.
— Богиня-Дева спасла город, — кричали те, кто видел на башне Деву и слышал ее слова. Из уст в уста передавались ее пророчества: «Угодны вы богам, херсонеситы…»
Сириск, сопровождаемый Диафом, тоже вошел в храм. Он положил на алтарь золотую монету, склонился в молитве. Но голос, божественный и любимый, который не спутаешь и с тысячью голосов, все звучал в ушах… и согревал душу, и хотелось услышать его еще и еще раз.
— Зовут, хозяин, — обратился к нему Диаф тихим голосом.
Гонец Евфрона сзывал всех на Совет.
— Ты должен отправится к Амаге, Сириск. — Евфрон уже знал, как и все, о подвигах Сириска, о его ранах, о том, как он, среди первых отражал натиск на стенах. Большая часть из них, поднявшись на стены, погибла, и все понимали, что Сириск был на волосок от смерти.
— Но мужайся, воин. — Евфрон произнес эти слова, и Сириск сразу же понял.
— Крит?
— Крит… он пал от стрелы, когда гоплиты прикрывали щитами девушек… пал как герой…
— Где он? — только и прошептал Сириск.
— Они лежат у насыпи…
И тут Сириск вспомнил — ковыль, и он идет с Симом… и Крит, а рядом Зет… Илон и Пифострат… и юный Апполодор.
— Апполодор? — Сириск сказал это, и Евфрон вздрогнул.
— Аппол исчез куда-то, — вымолвил старый Агасикл. Но не смолк еще его голос, как вбежал гонец. Он не решался ничего сказать.
— Нашли? — Евфрон с надеждой схватил гонца за руку.
— Нашли, — прошептал тот, — он там, среди убитых…
Евфрон оттолкнул гонца и кинулся вон из булевтерия. Сириск и многие из членов Совета бросились вслед. По пути к ним присоединился Сим. Сириск увидел его и не удивился.
На зеленом травянистом холме лежали убитые. И солнце померкло в глазах не только у Сириска. Все произошло так, как он уже видел тогда, еще до поездки к Амаге… И страх и ужас охватили его: стрела вонзилась Криту чуть выше панциря…
— О, боги… — прошептал он. — О, боги, пощадите… Откуда-то издалека он услышал голос Евфрона: «Шли гонцов к Амаге, Сириск…» Сириск оглянулся. Евфрон стоял рядом.
— Их нам уже не спасти… — глаза его были воспалены, но он мужественно держался и, казалось, ничто не поколебало его внутренней силы. — Мы должны спасти тех, кто еще жив… Скорее шли гонцов к Амаге — пусть, если может, ударит с тыла.
— Я сделаю это. — Сириск уже мысленно выбрал тех из воинов, кто был с ним в прошлой поездке. И решил послать всех четверых морем.
Ночью, в темноте, «Парфений» тихо отошел от пристани. На нем отплыли четверо воинов с лошадьми. Они знали: хотя бы один должен добраться до Амаги. Добраться и передать ей папирус.
ВСТРЕЧА
Тихо в доме Сириска. Уже выплакав все слезы, забылась в тяжелом сне Килико. Кария сидит рядом, у ее ног, и все еще всхлипывает во сне. Мама Аристо смотрит на Крита. Гераклид несколько раз пытался отвести ее на женскую половину, но, поняв, что не сможет, сел рядом. Слезы все катились из их глаз.
Сириск переживал это горе семьи. Порой лютая злоба подкатывалась к его сердцу, и он был готов выплеснуть ее на Диафа. Но тот, все поняв, сказал.
— Пойду к стенам, насобираю стрел. Завтра они очень будут нужны.
Сириск с благодарностью кивнул. В который раз он убедился в уме скифа.
Была ночь, он сидел за столом и писал. Описав все, что предшествовало набегу, и весь вчерашний день, он задумался. Вспомнилось знакомство с Диафом, убийство Кинолиса на берегу, бегство Тимона и тот разговор, тот спор с Евфроном на корабле. И особо терзала его память фраза Евфрона: «…кто — кого, Сириск. В этом мире нет другого закона… Силой ли, хитростью ли, коварством ли. И тот, кто не потрудился, кто проспал, кто дал себя обмануть — не достоин жизни. И это правильно. Ибо только сильнейший и умнейший достоин быть хозяином на земле…»
«Как легко ты готов пролить кровь… я не хочу крови…» — были тогда слова Сириска. «Лучше малая кровь сегодня и сила завтра, чем в болтовне погибнуть всем…» — был ответ.
Строки сами ложились на папирус: «…выходит, прав был Евфрон — если бы не его воля, если бы не собрал он всех в мощный кулак — что было бы теперь с городом? То, что теперь творится за стенами: смерть, насилие, огонь и разрушение. Что будет завтра? Будут ли живы наши матери, сестры, жены? О, всемогущие боги! Дайте нам силы! И если мне суждено погибнуть, знайте люди — это я писал, Сириск, сын Гераклида из Херсонеса. Писал с любовью к вам, живые…»
Дверь тихо скрипнула…
— Кто там? — Сириск привстал, повернул голову и… услышал голос Гелики.
— Это я, Сириск… — Она сняла таврский колпак и золотистые волосы рассыпались по плечам, одетым в таврскую охотничью куртку. — Ты ждал меня? — Она улыбнулась, но улыбка исчезла с ее лица, как только она увидела скорбь в глазах Сириска.
Он кинулся к ней и, ни слова не говоря, обнял и упал на колени. И они стояли так и боялись шелохнуться. Точно боялись спугнуть то, что нельзя объяснить словами. Она тоже опустилась на колени и долго-долго смотрела в глаза его.
— Я знаю, твой брат погиб, — прошептала она.
Слезы брызнули из его глаз. Гелика, покрывая его лицо поцелуями, шептала слова утешения.
— Меня ждет лодка, мне надо к сыну, — сказала она наконец.
— К сыну! — лицо Сириска вспыхнуло, и сквозь слезы горя блеснули лучики надежды.
— Да, муж мой… Сириск… у нас есть сын, Лагорин, как ты и велел назвать его…
— Но как же… он же еще совсем…
— Ему ничего не грозит — он в надежном месте и кормилица смотрит за ним. Да и твоя жизнь разве не стоит, чтобы оставить сына на неделю?
— Моя жизнь? — Сириск начал смутно догадываться…
— Все… жизнь моя… уже рассвет вот-вот настанет… мне надо уходить… — Она рывком встала и пошла к двери.
Сириск кинулся следом.
— Нет, не ходи со мной. Так надо. Я обещаю, как только сын подрастет, — я буду у тебя… и с нашим сыном.
Она тенью промелькнула за дверь. И растворилась в ночи. Сириск бросился за ней, но не было вокруг никого. Только ночь, да звезды на небе, да едва слышный шум волн с берега. И голос, все тот же голос, любимый и неповторимо прекрасный: «Угодны вы богам, херсонеситы». «Я буду у тебя… и с нашим сыном». И голос был один и тот же.
КАБАНЬЯ ЗАПАДНЯ
Прошла неделя. Каждое утро херсонеситы ждали на стенах. Но штурма все не было. Когда напротив гавани и торгового порта встали на якорь девять триер, стало ясно, как и почему Агар ударил с тыла. Среди триер многие моряки узнали суда ольвиополитов. Значит, прежде чем взять Састер, скифы покорили Ольвию. И уже на их кораблях, ночью, захватили Састер.
— Он хитер, но и мы не простаки! — Евфрон собрал Совет, когда стало ясно, что Агар решил взять город измором.
На Совете были: Агасикл, Сириск, Апполодор — Верховный жрец, Сострат, Ахет, Алким, все лохаги, тридцать человек.
— Он должен узнать наше «слабое» место. — Евфрон окинул взором воинов. — Кто пойдет на вылазку?
Все лохаги как один встали.
— Хорошо. Пойдет лох… — Евфрон прошелся вдоль ряда сотников. — Ахет пойдет!
Ропот пробежал по рядам. Слышалось: «Юн… слишком молод… скиф!»
— Да, скиф! — твердо сказал Евфрон. — И один из лучших граждан города… Как и отец его…