Крылья Киприды, стр. 10

— Подождем здесь. — Евфрон соскочил с коня, все последовали его примеру. Они завели лошадей в небольшую пещеру под скальным карнизом. Внизу в свете луны, только что показавшейся над скалами, была видна тропа.

Они легли и затихли. Каждый думал о своем. Хотелось спать: так уютно пригревали овчины.

— А вот и гость, — прошептал Евфрон. Сириск тряхнул головой, мгновенно проснулся. Но кроме тропы, луны и костра в центре лагеря, он ничего не видел.

Евфрон быстро вынул стрелу из колчана на спине, осторожно положил ее на тетиву, поднял лук. Еще мгновение, и стрела ушла в ночь. Сдержанный крик огласил ущелье. Только тут Сириск разглядел человека: он упал с дерева, вскочил и, хромая, побежал по тропе вниз. В лагере поднялся шум.

Евфрон уже был на коне. Все трое кинулись за ним, не успев даже набросить овчины. Сириск мчался вперед, ветки хлестали его по лицу, а внизу уже слышались удары бича Евфрона и вопли, страшные вопли человека. Человек бежал, спотыкаясь и падая, к лагерю. А Евфрон, как только тот падал, бил его вновь бичом. Крит и Ахет делали то же самое. Они загнали его прямо к костру.

Сириск подъехал ближе и рассмотрел пленника: это явно был тавр-охотник. Одет он был в кожаные штаны и овчинную безрукавку. Из бедра торчал обломок стрелы. Удары бичей сыпались на него один за другим.

Евфрон подъехал к Сириску.

— Что же ты, Сириск? Вот он враг… сам подкрался, должно быть, хотел убить охрану и увести коня.

— Не велико геройство избивать одинокого охотника. — Сириск сказал это громко, и многие опустили бичи.

В этот момент вынырнул из темноты Сострат. Он взял в руки меч и стал медленно приближаться к тавру. Тот стоял спиной к костру, прижав руки к груди. Вдруг он резко поднял правую руку. Блеснуло лезвие, и клинок вонзился в грудь. Все произошло мгновенно. Тавр сделал несколько шагов вперед, к Сострату, и упал замертво.

Долго молчали греки. Только огонь гудел в костре, да кони безразлично потряхивали гривами, отмахиваясь от назойливых насекомых.

С тех пор прошел год. После смерти тавра Сириск не проронил больше ни слова. А по возвращении в Херсонес он взял обет молчания на один год. Постепенно все привыкли к молчаливому грустному юноше, всегда одинокому. Все время он проводил в храме Девы и не выходил из библиотеки с утра до вечера. Часто Верховный жрец привлекал его к помощи по проведению обрядов и праздников. И Сириск прекрасно справлялся во всем, что не требовало слов. Все, что можно было узнать о скифах и о таврах, он прочитал в обширной библиотеке, а то, что слышал и видел сам, он записывал в свой свиток:

«А тавры живут в горах и на южном побережье Понта. Занимаются охотой и, говорят, грабят проходящие торговые суда. Но я сам не видел. Чтобы узнать правду, я предпринимаю плавание на торговом судне в Ольвию с нашими купцами. О том напишу по возвращении, если боги даруют мне такую возможность».

Купцы охотно взяли Сириска с собой: Гераклид уплатил за фрахт и отправил с сыновьями сто медимнов зерна на продажу. Отец позволил и Криту отправиться с братом. Когда корабль, груженный хлебом, отплывал от пирса. Сириск увидел — Хелена подбежала и тоже помахала белым платком.

— Удачи тебе, Сириск, — сказала она. — Если сможешь, пришли мне весточку, и я отвечу тебе!

В этот день кончился обет молчания, и Сириск крикнул:

— Я напишу вам из Ольвии… Я напишу тебе, Хелена…

ОЙРОПАТЫ

Весь день дул южный ветер, и гребцы отдыхали; парус, огромный и тугой, полный попутного ветра, не ослабевал ни на мгновение. Вода уже не плескалась, а шипела о борта корабля, и ветер все усиливался.

— Если ветер не ослабеет, завтра к утру будем дома, — весело сказал Крит, глядя на Сириска.

— А чайки? — Сириск сидел, прислонившись к борту, и смотрел на парус, и на море, и на чаек, что медленно ходили по песчаной косе. Чаек было много. И они изредка поднимали головы, точно провожали корабль в дальний путь.

— А что чайки? — Крит не унывал. — Чайки как чайки. Вот пройдем Ахиллов Бег — а там и Херсонес недалеко. Отдохнем! Увидим Хелену! Думаю, она заждалась тебя, Сириск! Отец встретит нас с радостью! Еще бы! Столько пшеницы мы еще никогда не продавали! Думаю, исполнится твоя мечта — отец выполнит обещание и отпустит тебя в странствия по Скифии! Ты сможешь изучать своих любимых скифов и тавров! А если…

— Послушай, Крит, ты можешь помолчать? — Сириск с тревогой всматривался в горизонт. Солнце клонилось к западу, ветер крепчал. Корабль слегка накренился и все набирал ход. Скрип снастей усиливался, но судно шло ровно, слегка покачиваясь на волнах.

— Что ты там увидел? — Крит посмотрел на запад, туда, где багровое солнце, еще не дойдя до горизонта, тонуло в черных, плотных, бескрайних облаках, Сразу потемнело, ветер зловеще засвистел в канатах. — Шторма боишься? — Крит хотел еще что-то добавить, но Сириск оборвал его:

— Боги не любят трусов, но они не любят и болтунов!

— Сейчас месяц фаргелион, а весной сильных штормов не бывает! — Крит сказал это не так громко, и его голос заглушила команда кибернета:

— Убрать парус! Поставить долон [16].

Тотчас несколько свободных гребцов кинулись к парусу. Но убрать его оказалось из-за сильного ветра не так просто. Вскоре маленький долон с хлопком натянулся, корабль чуть сбавил ход. Наклон судна тоже стал меньше, и волна все чаще била в корму и борт. Брызги были холодные, и ветер был холодный, и жуткая темень предвещала ненастье.

— Язык бы тебе вырвать, — процедил старый кормчий Геродот.

Он слышал весь разговор братьев и, проходя мимо, сплюнул в сторону Критобула. Юноша промолчал. Волны уже заливали палубу, и кибернет дал команду крепить груз и все, что можно, снести в трюм.

— Шторм идет, — сказал кибернет, поравнявшись с Сириском. — Думаю, вам с братом лучше спуститься вниз.

— Нет, мы побудем здесь, — ответил за двоих Сириск. — Возможно понадобится помощь.

Кибернет, ничего не ответив, ушел в свою палатку на корме судна.

Неожиданно ветер подул с севера, море потемнело и корабль развернуло набок. Судно вздрогнуло. Волны, те что появились с севера, сталкивались с пологими попутными волнами, и все море покрылось белой пеной. Со всех сторон огромные бурлящие гребни волн. Все, кто не был занят управлением судна, скрылись в трюме, лишь Геродот и Теофил, второй кормчий, крепко держали кормовые весла, направляя корабль против очередной волны.

Только теперь Сириск понял свою ошибку — чтобы спуститься в трюм, им надо было пробежать по палубе к палатке кибернета, но волны, огромные, холодные уже покрывали всю палубу, А трюм был наглухо закрыт. Они держались за канат у борта, и Крит дрожал, видя, как Геродот метал на него злые ненавистные взгляды.

— Что делать? — Сириск едва услышал сквозь рев ветра и шум волн вопрос брата.

Он ничего не ответил. Очередная волна накрыла судно и надо было набрать воздуха в легкие, чтобы продержаться до того времени, когда вода схлынет. Сириск испугался — не столько волны, сколько Геродота. Он знал, что означает такой взгляд старого морского бродяги, если на корабле был каркун и Посейдон ревел во всю глотку, требуя жертвы.

Волна схлынула, и Сириск увидел — Геродот что-то кричал Теофилу, и тот согласно кивал в ответ, глядя на братьев, прижавшихся к борту под спасительной крышей задраенной носовой рубки. Все это Сириск заметил во время одной из частых вспышек молний и осознал, что, кроме Посейдона, Зевс-громовержец не менее разгневан на болтовню Крита. И это не сулит ничего хорошего.

Раскаты грома, шум и рев волн, вой ветра — все это слилось в единый гневный глас богов, но кормчий, несмотря ни на что, правил корабль против волн, и он каждый раз выходил из волны, разрезая ее своим острым носом. И фигура бога Гермеса вновь появлялась из кипящих бурунов, показывая направление своей деревянной рукой.