Эй, Нострадамус!, стр. 34

Когда же закончится заседание? И, Хэттер, если кто-нибудь вздумает прочитать твои стенограммы, тебе не поздоровится. А, наплевать! Все равно никто не проверяет.

Ну что со мной стало? Я спятила, не иначе. Эллисон — никакая не ведьма; она просто дура. Ну, забыла, может, зарядить телефон. Зачем сразу обвинять в вероломстве, когда единственный ее проступок — обыкновенная глупость? Секундочку. Эллисон — слишком уж странное имя для шестидесятилетней старухи. Больно новое. Ее должны бы звать Маргарет, или Джуди, или Пэм. Только не Эллисон. Это моих ровесниц зовут Эллисон. Или Хэттер. Когда лет через сорок мы начнем вымирать, те, кто читает некрологи в газетах, удивятся: «Ну не странно ли? Одни Хэттер умирают…»

Немного позже

Ну ладно, может, один раз я и заподозрила, что с Джексоном что-то не так — всего один раз, в парке «Ройяль», примерно за два месяца до исчезновения. Мы возвращались из примерочной в супермаркете, чтобы отдать рубашку, и вдруг Джейсон замер на полуслове. Я проследила за его взглядом: на скамейке мужчина уплетал мороженое, а рядом сидела женщина, похожая на его мать. Мужчина крупный, широкоплечий, славянской внешности, одет так, как, наверное, одеваются охранники ночных клубов где-нибудь во Владивостоке, считая, что копируют американцев. Его спутница производила впечатление туберкулезной больной с острова Эллис [18] года эдак из 1902-го.

— Джейсон, ты что?

— Не двигайся.

— Чего?

— Стой спокойно, говорю.

— Джейсон, ты меня пугаешь.

Мужчина оглядел нас и медленно положил мороженое. Потом закатил штанину — и я уж было думала, что он выхватит оттуда пистолет. Но оказалось, он показывал нам свою ногу. Вернее, какой-то металлический протез. Он постучал по металлу и недобро улыбнулся Джейсону.

Мгновением позже Джейсон тащил меня прочь, и мы очутились перед джинсовым магазином. Джейсон явно нервничал, а при виде магазина разволновался еще больше, даже вскрикнул: «Не сюда!» — запихнул меня на эскалатор, и мы поднялись на этаж. Я глянула вниз через перила: одноногий тип пристально следил за нами.

Несмотря на раздражение, во мне проснулось любопытство.

— Джейсон, что все это значит?

— Встретил одного бывшего коллегу.

— Непохоже на радостную встречу.

— Мы поцапались, когда он задолжал мне изрядную сумму. А от этих русских психов можно всего ожидать.

— Джейсон! Это расизм!

— Не важно. Появление этого парня — очень плохая новость.

И все — дальше он отгородился от меня каменной стеной. Я даже не пыталась больше спрашивать: опыт научил, что через эту стену не пробиться.

— Пошли к машине, — сказал Джейсон.

— Как? — попыталась возразить я. — Мы же только пришли! Даже рубашку еще не отдали.

— Мы уходим.

И мы ушли. Целые недели Джейсон оставался на взводе и беспокойно ворочался во сне. Может, и нет тут никакой связи. Я ведь не знаю всей правды. Но если мне еще попадется этот тип, его ждет целая куча вопросов.

Вторник, 13.30

Все в той же стенографической будке. Являю миру картину самого усердного трудолюбия.

За обедом я прослушала сообщение Эллисон.

Понимаю? Я понимаю? Эллисон, хватит нести чушь о том, что у тебя не получается. Можно подумать, перед тобой стоят вселенские проблемы, которые одному Господу Богу по плечу. Почини наконец свою гребаную машину и заткнись. И да, Эллисон, я понимаю, как все бывает сложно. Только все может быть гораздо проще, если перестанешь притворяться слабоумной и беспомощной старушонкой, неспособной справиться с задачами, которые решаются за пару минут.

Ведьма!

Можно подумать, я ее номера не знаю! Уж сколько раз по нему звонила — и все без ответа.

Часовой обеденный перерыв пролетел за несколько минут, пока я набирала и набирала номер Эллисон. Какое-то время я даже звонила из туалета, потому что голова кружилась так, что надо было посидеть в тишине. И почему из-за Эллисон я постоянно сижу в туалетных кабинках?

Теперь я опять в зале заседаний — увековечиваю, как все считают, это дурацкое бесконечное земельное дело. Взять бы и истцов, и ответчиков, и их адвокатов, вымазать в дегте, вывалять в пуху и пустить голыми по улицам, погоняя кнутом, за то, что они делают с простыми людьми.

Краем глаза замечаю обращенные на меня взгляды: народ интересуется, зазвонит ли телефон еще раз. Вот еще! Хотя, должна признать, довольно лестно стать на время звездой вместо этих болтунов, которые тянут и тянут волынку, чтобы можно было потом предъявить счет за бесконечные часы. Закон — сплошной обман! Обман! Обман!

Вторник, 14.45

Продолжаю стенографировать.

Только что опять запел сотовый. В самый ответственный момент, прямо посреди тщательно отрепетированного выступления одного из гленоподобных адвокатов. Судья сделал мне замечание — слишком резкое замечание, на мой взгляд. В самом деле, подумаешь — телефонный звонок. Говорит, это оскорбление суда. Но мне, если честно, глубоко плевать. Я сказала Его чести, что сменила тарифный план и еще не разобралась с особенностями новой системы. Он купился.

Так вот, сижу теперь в будке и примерно стенографирую — отчитанная, пристыженная начальством и полная раскаяния, если взглянуть со стороны. Ха, раскаяние, как же! Жду не дождусь, когда выбегу с этой душевной помойки.

Вторник, 22.00

Эллисон взяла трубку. Изо всех сил попыталась придать голосу беззаботность, как будто и не я звонила ей пару тысяч раз за последние двое суток.

— Эллисон?

— Хэттер! Наконец-то. Вы как?

Как дополна заправленный грузовик, с целым кузовом навоза и детонатором, отсчитывающим последние секунды.

— Ничего. Перебиваюсь потихоньку. Все как обычно. А что у вас?

— Да, знаете, моя машина… Их сейчас так тяжело обслуживать…

— А что у вас за машина?

— «Олдсмобиль-катлас» девяносто второго года.

Ну конечно, его тяжело обслуживать — ему уже десять лет, что ж ты от старика хочешь? О «революции качества» тогда еще и слыхом не слыхивали. Твоя машина — груда металлолома. Выброси ее на свалку. Купи взамен «понтиак-фаефлай» за девятнадцать долларов девяносто пять центов. Да сделай что угодно, мне все равно, только выкинь эту заводную игрушку, на которой ты ездишь!

Вслух я сказала:

— Современные машины гораздо лучше. Хотя и с ними бывает морока.

— Самозваные медиумы вроде меня так мало получают…

— Может, я смогу вам помочь.

— Правда сможете?

— Конечно, — великодушно ответила я. — Возможно, все не так дорого, как вам кажется. Я сведу вас с одним знакомым механиком, Гэри, на Пембертон-авеню.

— Вы так добры.

— Так мы сможем сегодня встретиться?

— Думаю, да.

— Когда вам удобнее?

— Ну, скажем, в семь.

— Где? Как насчет моей квартиры?

— Эмм…

— Эллисон? Что-то не так?

— Да нет, просто в семь я обычно ужинаю.

Мы условились встретиться в итальянском ресторанчике на Марин-драйв. Когда я пришла, она сидела там довольно давно. (По крайней мере бутылка первоклассного «мерло» на столе уже опустела.) Эллисон сказала, будто я выгляжу очень спокойной. Известный прием: стоит сказать человеку, что он спокоен, так он действительно успокаивается. Я спросила, понравилось ли ей вино. Эллисон ответила: да — еще бы! — и тут же заказала вторую бутылку. Просто удивительно, сколько вина влезает в такую крохотную ведьмочку.