Пока подружка в коме, стр. 55

— Да уж… Но ты мне вот что скажи: ты бы смогла почувствовать эту бессмысленность жизни, если бы привыкала к ней постепенно, шаг за шагом, как твои друзья?

Карен вздыхает:

— Скорее всего — нет. Доволен теперь? Может быть, вернешь мне мое тело?

Карен хватает с передней панели сигареты Пэм, затягивается и начинает кашлять.

— Ты куришь? — спрашиваю я.

— Ну ты и скотина! Да, теперь — курю. С сегодняшнего дня. Черт, голова кругом идет. Да, слушай, как тебе Бог?

— Карен, не строй из себя клоуна. Тебе это не идет. Мы ведь не на уроке обществоведения.

— Ладно, согласна, чушь сморозила. Тогда скажи, как ты? Ну, в том смысле, что ты ведь умер. Пойми, я не дурака валяю. Мне действительно интересно. Поставь себя на мое место.

— Да ты за меня не беспокойся. Я здесь просто тащусь. Волноваться скорее нужно за тебя и за остальных.

— За нас? Еще не хватало. Брось ты это. Мы — неудачники, кому мы, на хрен, сдались? Иди поищи себе кого поприличнее, вот за них и волнуйся.

— Карен, не говори так. Это неправда. И мы оба это понимаем.

Карен смотрит на меня так, словно я позволил себе похабную шуточку.

— Ладно, — говорю я, — пора мне. Еще в универсам зайти надо.

— Ну, я-то никуда не пойду, — на тех спичках, что у меня вместо ног, особо не расходишься. Я чувствую себя как стеклянная птичка, аккуратно-аккуратно опускающая клювик в стакан с водой. Да, кстати, если ты к ним в магазин собираешься, предупреждаю: Пэм с Гамильтоном изведут тебя. Совсем чумовые стали. В последнее время им приспичило смотреть кино про герцогиню Виндзорскую, в «Студии 54» [24] снимали, со звездами какими-то. Так они от этого кино совсем сдурели. Чушь несут — как сумасшедшие.

— Ну, это я перетерплю.

— Кстати, Джаред, ты еще не ответил на многие мои вопросы. Не уходи. Давай отвечай, и поживее: в чем все дело? Что будет дальше? Что — еще десять лет жить вот так? Или двадцать? Тридцать?

— Этого я сказать не могу. Кому как не тебе знать, как это бывает.

— Значит, ты все-таки что-то знаешь?

— Вот что, Карен, давай-ка открывай дверь.

Дверца машины открывается.

— Вытаскивай ноги, — командую я.

Карен повинуется.

Я подхожу к ней, опускаюсь на колени и целую ей обе лодыжки. Затем поднимаюсь и говорю ей:

— Вставай!

Карен, недоверчиво улыбаясь, шагает на землю.

— Беги! — требую я.

И она бежит. Обегает машину, затем мчится через всю стоянку, крича при этом от радости. Ее ноги опять здоровы.

— Джаред, ты чудо, я тебя обожаю! Я люблю тебя! — кричит она.

И я отвечаю, хотя она уже далеко и не слышит меня:

— Я тоже тебя люблю.

28. Будущее просто вранье

В здании универсама уже успели поселиться птицы и звери, не говоря уж о целых колониях насекомых. Пол покрыт пятнами самого разного помета, пучками перьев, ошметками шерсти, костями и прочей грязью. Белки и еноты смели всю бакалею, мясной отдел пал жертвой хищников. Запах разложения успел частично выветриться, а к тому же теперь его маскируют запахи шампуней и косметики — много флаконов попадало на пол в результате землетрясения, случившегося с полгода назад. Ричард, Гамильтон и Пэм идут по главному залу, освещая себе путь фонариками. Под потолком шуршат птицы. Словно в изящном менуэте, перешагивая через грязь, трио пробирается к аптечному отделу в центре зала. За прилавком сидит «протёчник» — одетый в белый халат скелет.

— Хреново мне от всего этого, — говорит Гамильтон, укрывая скелет запасным халатом. — Лично у меня, Хефа, последнего знаменитого на весь мир плейбоя, нет времени на то, чтобы гнить. Аньелли, Ниархос [25], принц Уэльский — все умерли. Я остался один, и мне надлежит стать хранителем аристократических традиций. «Voulez-vous un Cadillac [26], месье?» Что за жизнь — ночные клубы, выпивка да полеты на «Конкорде».

— Гамильтон, заткнись, — обрывает его Ричард. — Фомку принес? Кувалду?

— Presto [27].

— Большое спасибо.

Ричард с Пэм начинают возиться с запертым на ключ ящиком, в котором лежат лекарства. Несколько уже привычных движений, и дверца распахивается. На пол вылетают какие-то коробочки и флакончики.

— Во кайф!

— Слышь ты, Хеф, давай рюкзак, — говорит Ричард; в этот момент у него под ногами шмыгает какая-то тень. — Атас, белка!

— Ой, какая миленькая, — восхищается Пэм. — Надо будет взять ее с собой, когда поедем к Бейб Лэйли на Бермуды.

— Дорогая, у нее вилла на Ямайке. А кстати, кто еще приглашен?

— Твигга. «Секс Пистолз». Джексон Поллак. Линда Евангелиста.

— Ребята, вы меня уже до ручки довели своими фантазиями, — возмущается Ричард.

— Если фантазировать — это преступление, то готов признать свою вину целиком и полностью.

Гамильтон делает глубокий печальный носовой вдох, в чем, естественно, тотчас же раскаивается. Ричарду на это наплевать.

— Ну-ка, ну-ка… Есть! Викодин, годен до двухтысячного года.

Из третьего примерно ряда раздается писк. Слышно, как какой-то зверь пробегает по гладкому полу.

— Черт! Тоже мне, фильм ужасов. Ладно, собираем что нужно и сматываем удочки. Гамильтон, притащи тележку, так проще будет.

— Слушаюсь.

Гамильтон приволакивает пустую тележку из отдела поздравительных открыток. Ржавые колесики скрипят и застревают. Ричард и Пэм сваливают лекарства в верхнюю корзинку.

— Блин, чуть не забыл. Карен просила ватных шариков и масла для кожи. Где это может быть?

— В соседнем ряду.

Чем дальше они углубляются в вонючие, затянутые паутиной недра останков магазина, тем темнее становится вокруг. По пути приходится перешагнуть через пару трупов, но все трое давно привыкли к этому. Медленно-медленно они продвигаются вперед. Неожиданно им под ноги попадается пара енотов. Зверьки испуганно пищат и удирают, карабкаются на Монблан из отсыревших бумажных полотенец.

— Черт!

— Тихо! Или показалось? Вроде бы Карен звала нас.

Три-четыре!

Враз вспыхивают все лампы под потолком. Становится светлее, чем на улице в солнечный день. От неожиданности свет еще сильнее режет глаза. С визгами и писками разбегается обезумевшая от страха живность. Картина запустения и разрушения предстает во всей красе.

Мои друзья тоже вскрикивают, поднимают головы и видят меня, Джареда, между потолочных балок.

— Это я, — говорю я и добавляю: — Я пришел дать вам свет.

— Ты мудак! — орет Гамильтон. — Мы из-за тебя чуть не ослепли.

— Ну, извини, перестарался. Хотел вам устроить световое шоу. А получилась фигня. Ладно, вечером увидимся. Пока.

— Какое еще световое шоу? — удивляется Пэм.

— Ему ведь, с чисто технической точки зрения, всего шестнадцать лет, — напоминает Гамильтон.

— А ведь верно, — бормочет себе под нос Пэм. — Он, значит, даже младше, чем Карен.

Венди осторожно пробирается по буро-коричневому лесу, начинающемуся сразу же за ее домом. Она вооружена ружьем двенадцатого калибра — на случай нападения одичавших собак. Ее волосы только что вымыты и уложены — в стиле, модном в 1997 году, а если подумать, то и в 1978 тоже. Под толстым бежевым непромокаемым плащом надето очень соблазнительное кружевное белье; этот комплект она сегодня утром раздобыла в секс-шопе на Марин-драйв. Она зовет меня:

— Джаред? Джаред?

Она боится, что я не услышу ее или не отзовусь. Но я здесь.

— Привет, Венди.

Я появляюсь на расстоянии броска камнем — парю в воздухе, золотистый в окружающем меня свечении, потихоньку проплываю между пихтами и лиственницами, что растут на склоне оврага. Вскоре я уже рядом с Венди.

— Ты пришел.

— А то нет. Ну, ты как? Накрылось тогда наше свидание, помнишь?