Планета шампуня, стр. 45
— Она толстеет.
— Здорово, Анна-Луиза будет в восторге. Она по тебе скучает. Ты слышал, что я сказала, Тайлер? Я тут столкнулась с ней в ее киноцентре. Мы с Мюрреем ходили смотреть «За руль еще рано». (Классный фильм, кстати сказать. Обязательно посмотри.) Но Анна-Луиза скорей ведь умрет, чем признается, что вспоминает о тебе, — и вообще, тебе нет прощения.
— Если Анна-Луиза не хочет обо мне говорить, с чего ты взяла, что она без меня скучает?
— Уж очень она старалась о тебе не упоминать. И еще она на жесткой диете. Это она подсадила меня на «рвотную очистку». Если бы она тебя забыла, она бы отрывалась в салат-баре за милую душу.
— Дейзи, не наезжай на меня. Только не сейчас. Мне и без того паршиво.
— Правда?
— Правда.
— Дэн свалил.
— Что?
— Свалил. Он и недели у нас не прожил, мама его выставила. Она вот-вот должна получить судебное постановление — чтобы он не смел сюда больше соваться.
— Обалдеть… Но почему?
— Он пил.
— Оххх!
— Старая песня: «Всего одну бутылочку пива, а то за день так наломался!…» Ну а стоит дать ему отпор, тут же срывается на хамство. Короче, пошел жечь листья на заднем дворе, а мама взяла и заперлась от него на все замки. Он давай горланить, что она извращенка, и швырять в дверь садовой мебелью. Миссис Дюфрень позвонила в полицию. И теперь он снова в апартаментах Джеймса Бонда в Луковой балке.
— Невероятно.
— Так чего ты торчишь в Калифорнии? Возвращайся домой.
Мы обменялись еще какими-то новостями — и глупыми, и грустными.
Скай страдает оттого, что ей хронически нечего носить. Они с Гармоникой все еще встречаются. Эдди в больнице с пневмонией. Погода ясная, но холодная. Я дал ей свой адрес.
— Дейзи, как отреагировала Джасмин, когда узнала, что я уехал?
— Как настоящая хиппи. Стала нести, что ты отправился путешествовать, познавать мир, и твой отъезд — вещь совершенно понятная, в смысле — только так и надо поступать. Но в ту неделю, пока здесь жил Дэн, ужас что творилось. Мама была как робот. Ты правильно сделал, что уехал отсюда. Думаю, твой отъезд дал ей силы вышвырнуть Дэна гораздо быстрее, чем если бы все оставалось по-прежнему. Так что мы с Марком у тебя в долгу.
— Эй, за тобой должок еще с прошлого лета, когда ты наварила супа по-вьетнамски в самый жаркий день в году.
— Да ладно тебе вспоминать, Тайлер. Скажи лучше, какой у тебя номер телефона.
— У нас нет телефона. — Торчок из героинового семейства подходит к будке, мусоля в руке монетку, намереваясь, вне всякого сомнения, откликнуться на шуточные рекламные объявления о концерте рок-группы, расклеенные на всех телефонных столбах: Заработай на продаже неиспользованных таблеток!
— Нет телефона? Вы что, коммунисты какие-нибудь? Телефоны есть у всех. Не бывает так, чтоб не было телефона. Как вы тогда существуете? Это все равно как жить без легких.
— Скоро и у нас будет телефон.
— Откуда же ты звонишь? Из будки в Гаване?
— На ближайшем углу. По карточке Гармоника. Тут, кстати, кому-то еще позвонить надо. Пора сворачиваться.
— Но что же дальше? Ты остаешься в Голливуде? А твои вещи — твой мини-холодильник? А мы — мы как же? Мы скучаем.
— Скоро позвоню. Мне надо еще кое-что уложить у себя в голове. Скажи Джасмин, что жизнь — классная штука.
— Ты мамин любимчик, Тайлер. Сам знаешь.
— Я скучаю без тебя, Дейзи. И без Марка, и мамы, и всех остальных. Эта поездка — не то, что поездка в Европу. Я больше не чувствую себя самодостаточным. Хотя я вроде бы не один.
— Давай дерзай, братец мой дорогой.
На этом наш разговор прекращается, и героиновый человек забирает у меня трубку, следя за тем, чтобы не наступить на мою тень.
52
Рабочие, чинившие трубы в квартире Лоренса, нашего соседа, обнаружили в стене под штукатуркой старые кости — бедра, ключицы, позвоночники… Точного ответа на вопрос, какому биологическому виду принадлежат эти костные останки, власти пока не дают. Так что мы со Стефани, сославшись на эксгумацию, проводимую лос-анджелесской полицией, устроили себе выходной и рванули подальше от этой жути — на Венецианский пляж, где намерены пробыть целый день вдвоем, впервые за несколько недель. Стефани пообещала, что не сбежит на прослушивание и не станет затевать никаких дел ни с Джаспером, ни с другими его подопечными — Ла-Шанной, Таней или Корри.
Венецианский пляж: доказательство биологической невозможности того, что человек может быть хорош собой и беден одновременно. Супермодные джинсы, черные носки, рой за роем возбужденно гудящих любителей непременно отметиться в каждом кафе; анаболически-стероидная, доведенная до совершенства технология производства безупречной глянцевой мускульной машины; стильные «Мустанги»; джипы «Десстар»; пригожие, как Иисусики, подростки из Санта-Барбары с неоново-светящимися поясными кошельками на липучках; микроавтобусы-«фольксвагены» с наклейками на боках: ЛЕД ЗЕП и ЗОСО; «гольфы» с откидным верхом, разукрашенные яркими надписями ШЭННОН ЛИНДА ДЕНИЗ ДИДИ и ПЭТТИ; «заслонки от ветра» из стекловолокна; подвески из кевлара; роликовые коньки цвета сахарных горошин, пропитанных вакциной от полиомиелита. Десятки лет качания мускулов, тетрациклина, ортодонтии, MTV и заменителя сахара не прошли даром: все материализовалось в этом мощном, торжествующем великолепии. Мимо проплывает «порше-911» цвета воды в бассейне, и парень за рулем, одарив платиновой улыбкой Стефани и меня, бросает: «Позвони по 911, киска».
— Тут все такие продвинутые! — восклицаю я, тщетно пытаясь расшевелить безразличную ко всему Стефани, тщательно задрапированную в черное, чтобы солнечные лучи не попали на кожу, которая и без того уже кажется полупрозрачной от солнцезащитных снадобий. Она попросту не желает проникаться атмосферой пляжа.
Но я-то очень проникаюсь местной атмосферой, хотя в какой-то момент у меня возникает беспокойный вопрос, не растрачивает ли сегодняшняя молодежь — пусть даже зрелище это очень эффектное — себя попусту: как фейерверк при свете дня. А с другой стороны, картина, которую я перед собой вижу, настолько сексуальна, что я, кажется, готов взорваться и залить горячие стильные машины и горячие стильные тела содержимым моего раскаленного нутра — как взрывается обитатель морских глубин, когда его поднимают на мелководье, в область непривычно малого для него атмосферного давления. Я растопыренными пальцами провожу по волосам, сегодня свободно зачесанным назад и уложенным только с помощью лосьона, без геля, для создания образа естественности и непринужденности: волосы, сбрызнутые дождем.
— Тайлер, я хочу сидеть в тени, — говорит Стефани и вдруг взвизгивает, по-французски обругав кого-то, кто «пульнул» в нее из водного пистолета. — За—шшем в меня стреляют. Я тут шшу-жяя. Это так неприятно!
— Если тебя полили — считай, сделали комплимент. Пацаны стреляют из своих «Калашниковых» только в тех, кто им понравился. Кто к вечеру мокрый, тому почет и уважение.
Я вместе с какими-то туристами стою в тенечке позади лотка с мексиканской едой. Стефани выходит из туалета, откуда только что слышались возмущенные возгласы.
— Что за шум? — спрашиваю я.
— Четыре девушки застали свою подругу, когда она брызгала водой себе на рубашку. Наверно, ей хотелось думать, что она всем понравилась.
Скрываясь за черными очками, Стефани мало-помалу уходит в какой-то свой собственный мир, и где бы он ни был, этот мир, меня туда больше не допускают. Порывшись в сумке-кошельке на поясе, я возвращаюсь к своей теперь уже неотвязной привычке писать фломастером на купюрах:
ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО БЫ ПОДРУЖИЛИСЬ С ЧУДОВИЩЕМ
ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ПОБЛИЗОСТИ ВСЕГДА РАБОТАЕТ ДВИГАТЕЛЬ
ОТРАСТИ ХВОСТ
ВСЕ МЫ — ТЕМАТИЧЕСКИЕ ПАРКИ
ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРЕЖДЕ ВСЕГО ДЛЯ СКОТОВ
Еще недавно мне нравилось приобщать Стефани к безудержности и безоглядности Нового Света, но от меня не укрылось, как в процессе этого радостного приобщения наметился некий сбой, что-то вроде скрытого генетического недуга, который теперь, на поздней стадии, заявил о себе уже со всей очевидностью. Сбой этот вот в чем: поскольку Стефани не родилась здесь, ей это «здесь» никогда не понять.