Планета шампуня, стр. 35

— Я ухожу с работы — надоело корячиться на электронных плантациях, — выкладывает свою новость Скай, — так всю жизнь просидишь на телефоне рекламным толкачом.

— У нее синдром недооцененного сотрудника — я помогаю ей преодолеть кризис.

Я прошу Минк принести мне порцию «последствий автокатастрофы» — груду покореженных обломков жареного картофеля, обильно залитую томатным соусом, — и стакан содовой для Стефани.

— Как жизнь без Анны-Луизы? — любопытствует Скай.

— Ты ее видела? — спрашиваю я. — Она не подходит к телефону, а на автоответчике я оставил уже штук пятьдесят сообщений. И вообще, давайте называть вещи своими именами. Если бы она не полезла в бутылку, все бы было иначе.

— Никто никого ни в чем не обвиняет, Тай, — говорит Гармоник. — Остынь.

— Думаю, ты еще скучаешь по ней, — говорит Скай, на что я советую ей не доставать меня.

— Когда бабетка нас покинет? — спрашивает Пони.

— На следующей неделе, — отвечаю я.

— И станешь ли ты тосковать, когда пробьет час разлуки? — спрашивает Гармоник.

Я обдумываю про себя его вопрос. Ответа у меня нет, и я мямлю, что не знаю, и выкладываю псевдококаиновые дорожки из сахаринового порошка на псевдодеревянной столешнице. Я спрашиваю себя, сколько времени понадобится, чтобы восстановить то, что я разрушил в наших с Анной-Луизой отношениях, и поддается ли это восстановлению. Начиная со следующей недели, дела обстоят так: отношений нет, учебы нет, работы нет, карьерных перспектив нет. Автомат по приготовлению картофеля-фри — к нему-то я и пришел.

— Видел вчера вечером Хизер-Джо в «Дизайнерском батальоне»? — спрашивает Скай, переключая разговор на Хизер-Джо Локхид, нашу любимую звезду телесериалов. Хизер-Джо легко перепрыгивает из серии в серию, неизменно радуя своих поклонников соединением таких бесспорных достоинств, как темперамент, непримиримая борьба с преступностью, потрясные волосы плюс крепкое, аэробикой натренированное тело. В «Дизайнерском батальоне» — последней на сегодня серии с Хизер-Джо — она выступает в роли модного дизайнера (в дневные часы) и борца с преступностью (под покровом ночи).

— Хизер-Джо кому хочешь сто очков вперед даст, — говорит Скай. — У нее гардероб как бездонный колодец. — Мы все еще оживленно обсуждаем творчество Хизер-Джо, когда за стол возвращаются Гея и Стефани. Поскольку в присутствии Стефани никто не чувствует себя естественно, над столом повисает неестественная тишина.

— Э-ммм, — мяучит Скай, надеясь всколыхнуть застоявшееся болотце, — и какие же у вас с Тайлером ближайшие планы, Стефани?

— Мы едем в Калифорнию, — невозмутимо отвечает Стефани; я застываю от неожиданности, а она дотягивается до кусочка кроваво-красного жареного картофеля, который мне только что принесли. — Тайлер будет учиться на модного фотографа, а я на актрису.

Молчание.

— Это правда, Тайлер? — спрашивает Скай.

Я киваю, сам не веря в то, что киваю. С каждым годом мне становится труднее представлять свою будущую жизнь как видеоклип под звуки мощного рока, однако такие вот моменты с лихвой компенсируют все утраты. Я вижу, что Скай с трудом сдерживает себя, еще секунда — и сорвется звонить Анне-Луизе.

— И когда едете? — спрашивает Гея.

— На следующей неделе, — сообщает Стефани как ни в чем не бывало.

— Вот это да, даже не верится, — говорит Пони. — А вдруг на пляже в Малибу ты встретишь Хизер-Джо, что тогда?

— Попрошу, чтобы она написала на песке свое имя, и буду перекатываться с одного слова на другое и обратно, — поддаю я жару.

Я наконец перехватываю взгляд Стефани, и в глазах у нее читаю: «Да ладно, брось, — будто ты сам не знал, что мы едем в Калифорнию».

— Станете знаменитостями, — говорит Скай без тени злорадства, добрая душа.

— Да, — подтверждаю я, — мы станем знаменитостями.

— Подумай на досуге над моей идеей, ладно? — говорит Стефани по дороге к дому.

— Но на что мы будем жить?

— Для молодых, как ты и я, работа всегда найдется.

— А как же… Ну я не знаю!

— Тебя что-то держит в Ланкастере, Тайлер?

— Да нет.

— А сможешь ты стать богатым и знаменитым в своем Ланкастере?

— Вряд ли.

— Значит, тебе нечего терять. Просто подумай над этой идеей.

Что тут делает машина Дэна — на нашей подъездной дороге?

А может, жизнь как глубоководная рыбалка. Утром просыпаемся, забрасываем сеть и, если повезет, к исходу дня вытаскиваем из воды одну — в лучшем случае две — рыбешки. Иногда в сеть попадется морской конек, а иногда акула — или спасательный жилет, или айсберг, или морское чудище. А по ночам во сне мы перебираем наш Дневной Улов — сокровища, добытые в результате длительного, медлительного процесса, и мы едим плоть выловленных рыб; выбрасывая вон косточки и вплетая воспоминания о когда-то блестящей рыбьей чешуе в наши души.

Точно, Дэн в кухне, сидит себе между довольнехонькими, слегка будто подвыпившими бабушкой и дедушкой. Джасмин склонилась над раковиной. Я вижу их снаружи через запотевшее стекло, под кроссовками у меня с хрустом рассыпаются замерзшие бархатцы, словно кто-то просыпал мне под ноги горсть кукурузных хлопьев.

Дэн отхлебывает из бутылки безалкогольное пиво «За рулем»™ и угощается в свое удовольствие заботливо расставленными перед ним закусками: то «Сырной радости» отведает, то нитритно-ветчинных рулетиков, то «Начо-медочи». Мой желудок словно превращается в спущенный воздушный шар.

— Там Дэн, — докладываю я Стефани, забираясь назад в Комфортмобиль.

— Тогда отвези меня в гостиницу, Я здесь не останусь.

— Перестань, Стеф…

— Нет.

Возле «Старого плута» Стефани выходит из машины.

— Привези мои вещи, Тайлер. Я буду у себя в старом номере. Посмотрю кабельное. Чао.

Вот засада.

Я возвращаюсь домой, вхожу в кухню и чувствую прилив психической энергии далеко не лучшего свойства, когда дедушка встречает меня приветственным, без тени иронии, возгласом: «Эгей, Тайлер, тут твой папка вернулся!»

Джасмин отворачивается, не в силах посмотреть мне в глаза, и сразу превращается в женушку-робота — подсыпает Дэну пивной закуси и пытается создать видимость хлопотливой деятельности где-то поближе к раковине. Мне хочется, чтобы Джасмин взглянула на меня не тем остекленело-радушным взглядом, каким она сейчас одаривает всех вокруг, — но нет. Я начинаю подозревать, что все мои усилия заставить ее посмотреть на меня по-другому, обречены на провал, как бессмысленные попытки привлечь кормом птиц после захода солнца.

— Я завязал с питьем, Тайлер, — говорит Дэн. — Хочу, чтобы мы с тобой снова стали друзьями. — (Снова?) — Не будем поминать старое, начнем сначала, ведь мы семья.

Он это серьезно? Бабушка с дедушкой благодушно смотрят на меня, не сомневаясь, что я соглашусь, — не дождутся. Единственный ответ им всем — зыбкие переливы Джасминовых «новоэровских» колокольчиков, доносящиеся из стереосистемы в гостиной. Дэн звучно выпускает воздух. Выдергивает из вазы гиацинт и машет им, рассеивая вонъ, и бабушка с дедушкой смеются до слез.

— Слушай, Джас, — говорит Дэн, все больше входя в роль шута — любимца публики, — как твоя новая прическа-то называется, «Новобранец»?

Дедушка с бабушкой снова давятся от хохота.

А я уже как сваренное в микроволновке яйцо: лопнет, если кто-нибудь вздумает хотя бы дыхнуть на него. Для меня сидеть в нашей кухне рядом с Дэном — значит открыть шлюзы для потока воспоминаний о той поре, когда я был еще пацаном и пытался, всегда безуспешно, наперед вычислить, что же на этот раз вызовет у Дэна приступ ярости — после того, как он за ужином закинет в себя пятую порцию виски и третий кусок жратвы. Я хорошо помню, как Дейзи, Марк и я просто-напросто перестали высказывать свое мнение и проявлять какие-либо эмоции, не желая добровольно поставлять спусковые механизмы, прекрасно вписывавшиеся в его стратегию наращивания вооружений. Я помню, как рядом с ним мы превращались в непроницаемых роботов.