Планета шампуня, стр. 26

Джасмин сдвигает с лица вниз цветастый саван и смотрит, как я достаю из шкафа и бросаю ей синее платье.

— Держи. Надень это, — говорю я, — Оно тебе идет, и еще… — Я роюсь на ее письменном столе. — Вот, годится. — Я вкладываю ей в руку флакончик духов «Ад»®.

— Я думала пойти в индейском платье. Культура инков.

— Джасмин, индейское платье — это такое до!

— До?…

— Ну, как до и после изобретения фотографии. — Я приподнимаю кончик простыни у нее в ногах и цепляю ей на пальцы пару синих туфель на каблуке. — Надень. Пусть видят, что у тебя красивые ноги.

Джасмин несколько раз разводит и сводит ступни — как автомобильные «дворники».

— Так что, Анна-Луиза знает про тебя и Стефани? Догадалась.

— Упаси Боже.

— Анна-Луиза девочка умненькая, Тайлер, и скоро сама сообразит, что к чему. Да и что тут понимать — всё на поверхности. Я к тебе в душу не лезу. Обсуждать эту тему не собираюсь. Но гляди, я тебя предупредила: ты играешь чувствами человека, который тебя любит. — Джасмин брызгает на стекла «бабушкиных» очков какое-то моющее средство и протирает их клинексом. — Я дам тебе один совет, Тайлер, — совет, который мне в свое время самой не помешало бы получить на уроках подготовки к самостоятельной жизни в старших классах школы в перерывах между заезженными фильмами-страшилками на тему «Бойтесь, дети, ЛСД» и «Не пей за рулем». Нашим наставникам следовало сказать нам: «Когда вы станете взрослыми, вам придется на себе испытать ужасное, страшное чувство. Имя ему одиночество — и если сейчас вам кажется, что вы уже понимаете, о чем речь, это не так. Вот вам перечень симптомов, и пусть никто не заблуждается: одиночеству подвержены все без исключения жители нашей планеты. Только хорошо запомните одну вещь — одиночество проходит. Вы преодолеете его и благодаря ему станете лучше».

— Я никогда не буду одинок, Джасмин.

— Что ж, видно, я попусту трачу слова, пупсик. Будем надеяться, хоть что-то из того, что я сказала, у тебя в памяти отложится.

Спальня Джасмин — антипод моему Модернариуму. На двери болтаются нити и плети всевозможных бус; в миниатюрные вазочки с гранулами из кошачьего туалета воткнуты уже обгоревшие палочки благовоний; подушки и подушечки с «этническим» орнаментом беспорядочно набросаны во всех углах. Плетеное кресло-трон, наши детские фотокарточки, пришпиленные к стенам брошками с цветными камешками. На окнах, наподобие жирных пауков, болтаются хрустальные подвески, и в их гранях во всех возможных видах, вспыхивая всеми цветами радуги, отражаются диснеевские фигурки из коллекции нашей соседки миссис Дюфрень.

Комнату Джасмин, в которой витает дух сексуальности, мы называем «Гарем», и даже Дэн ничего не пытался там изменить, хотя его собственные пожитки, его портативный компьютер и портфель-дипломат, смотрелись в таком антураже довольно дико, как какие-то чужеродные, слишком заумные устройства, — как бомбардировщик-невидимка «Стэлс» в детском мультфильме про синего гномика.

— У сегодняшнего счастливого претендента растительность на лице имеется? — интересуюсь я.

— Да, к счастью, — отвечает Джасмин. — Его зовут Марв. Он программист, раз в неделю бывает у нас в офисе, так что он при работе.

— Где обедаете?

— В «Бифштексах у Дейли», неподалеку от авторынка. Допрос окончен?

Джасмин, сидя на низеньком табурете, расчесывает свои короткие апельсиново-рыжие волосы — волосы, к которым мне все еще никак не привыкнуть. Я выглядываю в окно и вижу сполохи огненных листьев, пляшущих в тарелке спутниковой антенны. Она сама заговаривает снова:

— Он был у нас на работе раз тыщу, не меньше, и в мою сторону даже не смотрел, пока я не изменила прическу. Наверно, любит современных. Как думаешь, подложить плечики? — Она, скрестив руки, дотрагивается до своих плечей.

— Не надо. Ты хороша как есть.

— Спасибо. — Она вздыхает, привычно взглядывает в зеркало, проверяя, как у нас сегодня насчет морщинок-веснушек, точь-в-точь как Анна-Луиза — та тоже с утра первым делом устраивает лицу контрольную проверку. Я смотрю на Джасмин, и вот какое у меня возникает чувство: что с возрастом становится все труднее ощущать себя счастливым на все сто — чем дальше, тем больше ты ждешь всяких срывов и подвохов; ты становишься суеверным, боишься искушать судьбу, боишься навлечь на себя беду, если в один прекрасный день вдруг почувствуешь, что тебе как-то уж слишком хорошо.

Динь-динь. Час шампуня. Чем я сегодня себя порадую? Какими средствами умащу свои волосы? А начну-ка я с «Живой воды»® -средства с мощным тонизирующим и восстанавливающим жизненную силу эффектом, которое занимает почетное место в отделе средневековья и научной фантастики моего музея шампуня.

Ну а дальше? Хм-мм… Сбрызнем чуточку «Последней порошей»®, очищающим лосьоном против перхоти, а потом уже от души польем «Победителем», шампунем для рожденных побеждать, с запатентованной десятиминутного действия формулой, в основе которой протопласт водорослей. Шампунь этот производится фирмой «Камелот»™ при торговом центре «Парамус-Парк» в Нью-Джерси — одной из четырех величайших торговых цитаделей на земле. Три другие — «Шерман-Оукс-галерея» в Калифорнии, «Уэст-Эдмонтон» в канадской провинции Альберта и торговый центр «Ала Моана» в Гонолулу на Гавайях.

Теперь кондиционер. Да, вопрос… такая холодная сухая погода для волос просто погибель. Может, подойдет «Горячая лава»® с масляно-лечебным составом? А может, лучше перестраховаться и взять уж сразу «Ночную смену»™ — восстановительную систему для секущихся волос: действует в течение восьми часов, «пока ты спишь»?

Нет. В конце концов я останавливаюсь на «Стоунхендже»®, содержащем вещества для поддержания жизнеспособности фолликул, изобретенные древними друидами и вновь открытые благодаря ученым, которые до сих пор ведут раскопки где-то там, где раньше жили друиды, и извлекают на свет их руны.

И чтобы все это удержать как следует вместе — «Наралоновый туман»®, чудодейственный лак для укладки с революционной фиксирующей формулой «Чародей»®, производства компании «Идеальные волосы»тм корпорации «Большой сюр», Калифорния.

Банку «Наралонового тумана»® мне подарила Джасмин, вернувшись после недельного семинара в «Большом сюре» несколько лет назад, но я им почти не пользовался — средство не из самых рекламируемых и оттого кажется подозрительным. Всегда спокойнее покупать широко рекламируемый товар, а лучше всего продукцию, которую рекомендует знаменитость вроде Берта Рокни, моего любимого актера, — эдакая накаченная стероидами «машина смерти», звезда голливудского блокбастера «Воин-ястреб»; лично я смотрел этот фильм пять раз, и всем советую. Каждый затраченный на эскапистское зрелище доллар благодаря Берту возвращается сторицей.

Безотносительно: чистые волосы, чистое тело, чистые помыслы, чистая жизнь. В любой момент ты можешь прославиться, и вся твоя личная жизнь будет выставлена напоказ. И тогда, что откроется тогда? Включай душ.

Вывалившись из двери своей спальни, я шлепаю по коридору и дальше вниз по лестнице мимо Марка, дорвавшегося до своей законной дозы эмоциональной наркоты, жадно всасывающего в себя цветные комиксы, уже под завязку налопавшегося подслащенных сухих завтраков, но все еще не вылезшего из ночной пижамы, разрисованной персонажами «Стартрека». Я бреду в кухню за своей плошкой мюслей, чтобы съесть их в компании Дейзи, которая, нацепив на себя что под руку подвернулось, так и сяк вертит утреннюю газету в поисках своего гороскопа и одновременно приступает к ритуалу непременных телефонных обзвонов.

Я с трудом привыкаю к Дейзиным дредам — мало мне гламурно-роковой суперкоротко стриженной и перекрашенной Джасмин! А может, люди со всякими эдакими причесонами — как строительные сооружения, которые становятся по-настоящему интересными, только когда превращаются в развалины, — флоридские дома-ранчо, наполовину завалившиеся в выгребную яму, обанкротившиеся торговые центры, цивилизации после атомной войны. Во мне подымается сентиментально-трагическая жаркая волна при мысли, что я если и стану интересен миру, то не раньше, чем от меня останутся одни руины.