Здравствуй, лето... и прощай, стр. 17

Глава 12

На следующее утро я зашёл к Кареглазке, и мы решили пойти на Палец, посмотреть на прибытие большого корабля. С удобного наблюдательного пункта мы могли бы оценить, направляется ли он в гавань или, как предполагала Кареглазка, к новой пристани.

– В «Груммете» говорят, что вчера он бросил якорь возле Пальца, – сказала она. – Возможно, на нём привезли какое-то военное снаряжение. Кто-то сказал, что в океане он подвергся нападению астонских военных кораблей и получил повреждение двигателей. Вот почему они опоздали. Они должны были быть здесь ещё до грума.

Я в очередной раз подумал о том, насколько быстро доходили новости до «Золотого Груммета». Новости, о которых рассказывала мне Кареглазка, обычно оказывались более свежими и точными, чем в газетах, которые столь жадно поглощал мой отец.

Мы зашли к Ленте, сочувствуя ей после того, как обошлись с её отцом на собрании. Она выглядела достаточно бодро и явно была благодарна нам за возможность отвлечься, в то время как Стронгарм по-прежнему пребывал в ярости и гневно говорил о необходимости организовать вооружённые отряды.

Оставив Уну нести это бремя в одиночестве, мы направились по главной улице в сторону гавани.

Возле монумента стоял Вольф, на этот раз без матери и явно без определённых намерений. К несчастью, он заметил нас и поспешил навстречу, абсолютно не смущаясь тем, что много дней избегал нас.

– Рад вас видеть, – весело воскликнул он и по-хозяйски взял Ленту за руку. Она посмотрела на него, как на пустое место, и он внезапно опомнился. – Э… есть какие-нибудь новости о Сквинте?

– Никаких, – очень тихо ответила Лента.

– Плохо. Ужасная история. Знаешь, я думал об этом, и у меня появилась одна мысль. Как ты думаешь…

Голос его замер, когда Лента вырвала из его руки свою и уткнулась лицом мне в плечо, громко всхлипывая.

– Ради Фу, сделай так, чтобы он замолчал, Дроув, – в отчаянии рыдала она. – Я этого не выдержу!

Я не знал, что делать в подобной ситуации. Я стоял посреди людной набережной гавани Паллахакси с рыдающей девушкой на плече. Того гляди, соберутся зеваки. Да и Кареглазка поглядывала исподлобья.

– Ладно, Лента, ладно, – я похлопал её по плечу. – Пойдёмте-ка отсюда, ведь мы же собрались на Палец посмотреть на большой корабль.

Лента затихла, вытерла слёзы, и мы втроём отправились дальше.

Смущённый Вольф поплёлся за нами.

Так он снова присоединился к нашей небольшой компании, добровольно согласившись на некоторое понижение в ранге.

Мы стояли на Пальце и смотрели на ясное, спокойное море. Поверхность воды была испещрена танцующими рыбками, и грумметы без конца устремлялись вниз, захватывая полный клюв живой добычи, и глотали её на лету, взмывая на восходящем потоке к вершинам скал. Потом – а некоторые из них парили столь близко, что можно было увидеть их глотательные движения, – они вновь по спирали устремлялись вниз, снижаясь к маслянистым волнам, скользя столь низко, что их ноги иногда касались воды, пока они набирали новую порцию рыбы в свои клювы-мешки.

Корабль снялся с якоря и двигался в нашу сторону, хотя до него всё ещё было более тысячи шагов. Его буксировали на канатах четыре паровых катера, по два с каждого борта; буксиры были расположены так, что они тянули корабль не только вперёд, но и в разные стороны.

– Это корабль с глубокой осадкой, – объяснила Лента, – оказавшийся посреди грума. Плотная вода вытеснила его, и верх стал перевешивать; вот почему им пришлось вызвать буксиры. Теперь с каждого борта натянуты канаты, чтобы удержать корабль на ровном киле. Видите того человека на мачте? – Она показала на казавшуюся знакомой фигуру на площадке на половине высоты мачты. – У него индикатор крена, и он контролирует положение буксиров. Когда корабль начинает накреняться, он даёт сигнал паре буксиров с этой стороны, чтобы они ослабили канаты, а с другой стороны – чтобы натянули их сильнее, и корабль снова выравнивается. Всё это время они тянут его в сторону берега. Когда он окажется достаточно близко, к нему прицепят тросы с суши и с помощью лебёдок подтянут его с двух сторон.

– Ты, наверное, видела всё это раньше, Лента, – заискивающе сказал Вольф.

– Несколько раз. Часто они прибегают к услугам моего отца в качестве проводника на мачте, но сейчас там его нет. Это корабль парлов, и отец не стал бы работать на них. – В том, как она это сказала, послышалось презрение, но Вольф не принял это на свой счёт, задавая новые вопросы и ведя себя с преувеличенным пониманием и вежливостью.

Немного погодя, я сказал Кареглазке:

– Пойдём прогуляемся.

Мы оставили Ленту и Вольфа сидеть на вершине скалы и направились в сторону деревьев. Каре-глазка некоторое время молчала, но когда мы отошли на расстояние, с которого нас нельзя было услышать, язвительно сказала:

– Забавно она держится с тобой. Я почувствовал, как что-то сжалось у меня в желудке.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду – забавно, как Лента к тебе прижималась там, на набережной, когда плакала. И она постоянно ходит вместе с нами. Ты всё время разговариваешь с ней, всё время. – Она всхлипнула, и я с ужасом понял, что она готова расплакаться. Это был не мой день.

Я сел на траву и усадил её рядом с собой. Было тёплое летнее утро, и нас окружали лишь деревья. Она сидела выпрямившись, опустив голову, безвольно держа свою руку в моей.

Она снова всхлипнула, её плечи вздрогнули, потом она внезапно отбросила волосы с глаз и посмотрела прямо на меня.

– Возможно, я могу потерять тебя, Дроув, – удивительно спокойным голосом сказала она. – Это не твоя вина, возможно, виновата я сама. Я не могу ни в чём обвинять и Ленту. Но мне кажется, что я теряю тебя, но не знаю, что мне делать.

– Ты вовсе меня не теряешь, – с несчастным видом пробормотал я.

– А хорошо иметь такую красивую девочку, как я, Дроув? – мягко спросила она.

– Кареглазка… пробормотал я. – Я…

– Тогда поцелуй меня, пожалуйста, Дроув, – прошептала она.

Я склонился над ней и неловко коснулся её губ своими. Её руки охватили мою шею, и что-то произошло у меня в груди; внезапно наши губы стали намного мягче и намного ближе друг к другу, и я почувствовал, как её язык касается моего, в то время как она издала долгий вздох наслаждения.

Когда наконец я решил, что пора вздохнуть, она неуверенно посмотрела на меня.

– Дроув, – сказала она, – обещаешь, что не будешь смеяться?

– Угу.

– Я хочу тебе кое-что доверить, но о таких вещах говорят люди намного старше, – поспешно сказала она. – Так что это может показаться смешным, Дроув…

– Да?

– Я буду любить тебя всю жизнь, Дроув.

Когда мы вернулись к скале, Лента и Вольф сидели в некотором отдалении друг от друга и молча глядели на воду. Услышав наши шаги, Лента с явным облегчением подняла глаза.

Вольф продолжал смотреть на корабль внизу. Тот значительно ближе продвинулся к берегу, и теперь я смог узнать человека на мачте.

Это был Сильверджек.

– Думаю, лучше они никого не могли найти, – заявила Лента, когда я сказал ей об этом. – В конце концов, он достаточно хорошо знает здешнюю акваторию. Если бы он только не был столь не надёжен…

Мы смотрели на приближавшийся корабль. Это было самое большое судно, какое я когда-либо видел, – двухмачтовое, но все паруса были сейчас спущены. Разбитая рея и какие-то обломки на корме наводили на мысль об астонских пушках. Посреди корабля возвышалась большая труба, а по обеим сторонам от неё с каждого борта – гигантские гребные колеса. Они тоже оказались повреждены; по мере их медленного вращения видны были болтающиеся обломки дерева. На палубе стояли какие-то предметы, закрытые белой парусиной, а трюмы, видимо, были полны груза. Несмотря на это, осадка корабля была крайне низкой, и он скользил по поверхности грума, словно плывущий снежник.