Чёлн на миллион лет, стр. 149

Свобода отрицательно тряхнула головой, и русая прядь упала ей на висок.

— Это уже не так. Среди нас больше нет незаменимых. Мы выберем предводителем, кого сами пожелаем, если решим, что этот человек будет служить нам во благо. — Она помолчала. — Вам завтра кто-нибудь позвонит, когда мы тут посоветуемся и примем соответствующие меры. — Свобода улыбнулась. — Юкико, тебя никто не винит, все знают, что ты тут ни при чем. Спокойной ночи.

Экран погас.

Ханно продолжал сидеть, уставившись в него невидящим взглядом.

Юкико подошла сзади и положила руку ему на плечо.

— Не принимай так близко к сердцу. Ты просто вырвал ее из сна, вот она и вышла из себя. Отдохнув, она даже и не вспомнит об этом.

— Нет, причина лежит куда глубже, — покачал он головой. — Я не осознавал — мы слишком давно живем порознь, — что в глубине души они все еще лелеют свои обиды.

— Нет, клянусь тебе, нет! Обида уже забылась. Ты привел их, то есть нас, к берегу, хранящему куда больше чудес и находок, чем мы осмеливались надеяться. Верно, теперь можно обойтись и без тебя, так что твои капитанские полномочия под вопросом, а ты проявил недомыслие. Но рана эта пустяковая, к утру она затянется.

— Иные раны не заживают. Ладно, голову тут ломать без толку. — Ханно встал и криво усмехнулся. — Так что там насчет чаю?

Юкико несколько секунд молча глядела на него, а после едва слышно спросила:

— У вас обоих до сих пор не отболело, разве нет?

— А ты часто скучаешь по Ду Шаню? — отрывисто бросил он и притянул ее к себе. — Как бы то ни было, для меня эти годы были в радость. Спасибо тебе за это.

Юкико прижалась щекой к его груди.

— И для меня тоже.

— Сколько раз спрашивать, как насчет чаю? — с усилием засмеялся он.

32

Восток посерел, предвещая рассвет; воды реки блистали, словно тусклое серебро. На западном небосклоне клубилась мгла, и огромная заходящая луна тонула в сером мареве. В предутренней тиши журчание и лепет водопада, рушащегося со скалы в реку, казались особенно громкими. От воды тянуло прохладой, отдающей запахом тины.

Ханно и Странник стояли на пристани напротив друг друга, не находя слов.

— Ну, — сказал наконец Странник, — приятного отдыха!

— Тебе тоже, — отозвался Ханно. — Ты надолго уходишь?

— Толком не знаю. Дня на три, на четыре. А ты приходи домой сегодня же вечером, уговор?

— Конечно. Мы, финикийцы, никогда не ночевали в море, если удавалось.

И без того сумрачный лик Странника омрачился еще более.

— Не ходил бы ты, что ли. Особенно в одиночку.

— Это я от тебя уже слышал. Ты-то уходишь один, и даже рацию не берешь.

— Тут другое дело. Здешние леса я знаю, а здешних вод не знает ни один из нас. Мы лишь чуток покатались тут на лодках да ходили с туземцами на их ладьях, но чтобы познакомиться с экипажем, а не с их мореходным искусством.

— Слушай, Перегрино, я прекрасно знаю, что здешние условия не похожи на земные. Я уже испытал их на себе, разве ты забыл? Опять же, не забывай, что я за две тысячи лет до твоего рождения ходил на таких утлых суденышках, что и вспомнить страшно. Второй закон моря всегда гласил: «Смотри в оба».

— А первый?

— «Гальюн в трюме»! Они вместе посмеялись.

— Ладно уж, ладно. Нам обоим надо проветриться, только по-разному. По-моему, Коринне тоже. Сейчас ей вовсе незачем держать совет с Триединством, — сказал Странник.

Осталось недосказанным то, что понимали оба. Сбежать, расслабиться, сбросить напряжение, скопившееся за несколько дней словесных баталий: надо ли оставаться здесь, или лучше отправиться с алоийцами, когда они будут улетать, или что-нибудь другое? Пусть каждый поищет ответа в себе. У нас еще целые годы на размышление, но рана, нанесенная нашим отношениям, гноилась куда дольше и оказалась куда глубже, чем мы предполагали…

— Спасибо за помощь, — кивнул Ханно.

— De nada, amigo. [56]

Они стиснули друг другу руки. В Гестии Ханно еще ни разу не пожимал руку с такой сердечностью и не ощущал такого же искреннего ответа. Спросить напрямую он не мог, но в душе верил, что Странник окончательно простил его. Пробежавшая между ними трещина оказалась для него не столь глубокой, как для некоторых других; а еще, с точки зрения Странника, жизнь доказала правоту старого друга. И на последних советах восьми оба отстаивали одну и ту же позицию.

А вот в стане противников такого единства не было. Макендел, Патульсий, Алият, Ду Шань, Свобода… Свобода была сама любезность: в конце концов, она тоже в принципе за исследования. Но по негласному уговору она и Юкико остались в постелях, когда мужчины встали, чтобы снести снаряжение в лодку.

Странник отвернулся и размашисто зашагал прочь. Шелест шагов на пристани понемногу стих, рослая фигура Странника еще раз мелькнула на идущей вверх тропе и растворилась в предрассветном сумраке. Ханно ступил на борт лодки, быстро сбросил брезент с грота, развернул его, затем вытащил из чехла кливер, поднял и закрепил оба паруса и с тем отчалил. Озаренные наливающимся на востоке светом паруса маячили белесыми призраками; вот они захлопали, поймали ветер и наполнились. «Ариадна» накренилась и заскользила вниз по течению.

Ханно нравился этот ладный шестиметровый шлюп — некогда такие же покоряли на Земле океанские просторы (ходит ли там еще под парусом хоть кто-нибудь?). Шлюп строил от случая к случаю Ду Шань, пользуясь подмогой роботов и хранящимися в базе данных чертежами. Ему главным образом хотелось выстроить нечто не только полезное, но и красивое. Но оказалось, что ни у кого не хватало времени толком воспользоваться судном, а в конце концов оно осталось совсем без дела. Итагенян оно заинтересовало, но его компоновка не подходила им. Ханно похлопал ладонью по палубе позади кокпита.

— Бедняжка! Небось, плакала тайком по ночам, пребывая в одиночестве? Ничего, сегодня мы непременно пройдемся на славу!

Он с удивлением поймал себя на том, что говорит по-пунически. Сколько уж лет… десятков веков прошло с тех пор, когда он в последний раз говорил на этом языке?

Эстуарий становился все шире. Теперь дующий с суши бриз уже не встречал преград и окреп. Ветер, течение и отлив несли суденышко вперед. Отлив должен кончиться как раз к тому времени, когда оно достигнет моря; здесь желательно ходить по тихой воде. Из-за высокой силы тяжести волны водовороты и всякие турбулентности перемещались на Ксеногее более стремительно и непредсказуемо, чем на Земле.

Впереди взошло красное, затуманенное облаками пятно солнца, не так уклоняясь к штирборту, как на Земле на той же широте в это время года. Хотя планета вращалась несколько быстрее, наклон ее оси сулил Ханно долгий-долгий летний день. На юге громоздились мрачные тучи, и оставалось лишь надеяться, что они не устремятся на север, угрожая окатить его ливнем. Сезон дождей уже прошел, но тут ничего не скажешь наверняка. Ксеногейская метеорология по-прежнему строилась в основном на догадках. Параметры ее оставались толком не изученными, а у людей и их компьютеров хватало проблем и без того, и притом куда более интересных. Кроме того, здешняя погода весьма и весьма неустойчива. Хаос, в физическом смысле этого слова, вторгался в вычисления уже на ранних этапах.

Ничего, судно крепкое и остойчивое, Ханно со Странником погрузили в него навесной мотор, а попав в настоящую переделку, он может попросить о помощи, и за ним прилетит флаер. При этой мысли Ханно нахмурился. Лучше уж думать о более приятных вещах. Межзвездные странствия… Нет, эта тема слишком задевает за живое. Она-то и расколола Реликтов на два враждующих лагеря.

Винить желающих остаться не за что — они трудились в поте лица, страдали, выжимали из себя силы до последней капли; они прикипели к этой планете душой, она стала для них домом, и вселенной — для их детей. А если кто ищет приключений, что ж, Миноа вместе со своими многочисленными царствами — лишь один-единственный материк целой планеты. Если же кто только и мечтает жить под боком у негуманоидов, то на подходе совершенно новое племя. Чего тут еще желать?