Розовая гавань, стр. 10

Грилэм придерживал голову раненого, а Гастингс осторожно вливала жидкость. Северн весь горел под тонким покрывалом, хотя лежал почти голым.

— Теперь нужно обтереть его холодной водой, — сказала она. — Этому научила меня Ведунья, когда заболел один из оруженосцев.

— Он выжил?

— Нет, кроме лихорадки, он страдал еще от множества недугов. — Когда Грилэм хотел снять с больного покрывало, Гастингс торопливо заметила:

— Это вовсе не обязательно.

— Ну и здоровый же он, — сказал через час Грилэм, покончив с обтиранием.

— Да, почти такой же большой, как и ты. Не вздумай заболеть лихорадкой, пожалей свою жену. А теперь я займусь раной. Взгляни, просто удивительно. Никогда в жизни не видела, чтобы рана заживала так быстро. — Гастингс приложила к ней горсть сушеных цветов куманики и сделала перевязку.

— Интересно, отчего у него лихорадка?

— Не знаю. Думаю, вообще никто не знает, отчего она набрасывается на одних и оставляет в покое других. Может, виной его дурное настроение. Он явился ко мне в спальню, угрожал и страшно на меня разозлился прошлым вечером. Может, он решил, что за это я прокляла его, наслав лихорадку.

— Явился к тебе? Он ни словом не обмолвился, что собирается к тебе, хотя мы до полуночи играли с ним в шахматы.

— Ox, — вырвалось у нее.

— Ты покраснела, Гастингс. Чем он тебе грозил? Был груб? Бил тебя?

— Наверное, хотел, но не смог. Только накричал на меня и ушел. Да, жар наверняка вызвала его собственная злоба.

Трист заверещал, протягивая лапку в сторону хозяина.

Жар сменился ознобом, от которого у Северна все застыло внутри. Он чувствовал тяжесть наваленных одеял, которые лишь тянули его еще глубже в ледяную бездну. Он изнемогал под этой тяжестью, но не мог и пальцем шевельнуть. Вдруг до него дошел какой-то странный звук. Оказывается, это он стучит зубами от холода. У Северна вызывали отвращение и гнусный стук, и собственная беспомощность, и дьявольский холод, но рассудок его мутился, лишая возможности бороться с ними.

Внезапно он ощутил как бы теплое дуновение. Это около него свернулся калачиком Трист, мягкий, невесомый в отличие от проклятых одеял. В голове у Северна немного прояснилось, он даже услышал ее голос. Вероятно, Гастингс наклонилась, коснулась его рукой, приподняла давившие на больное плечо одеяла. Он не хотел этих прикосновений. Не хотел, чтобы она догадалась, в какую ледяную бездну вдавливает его тяжесть одеял, какой невыносимой становится боль. Он не хотел, чтобы она видела его беспомощным.

— Он перестал метаться, — сказала Гастингс. — Хороший знак.

— Если у него опять начнется жар, я предоставлю ему утонуть в собственном поту, — ответил Грилэм. — Лучше сразиться с язычниками, чем обтирать его.

— Знаешь, есть поверье, — засмеялась она, — что, когда срываешь мандрагору, растение кричит от боли и в отместку насылает на тебя погибель.

— Я расскажу Кассии, — улыбнулся Грилэм. — Может, она поверит. В ней тоже есть колдовская жилка. Да, она непременно поверит. А теперь хватит заговаривать мне зубы. Северн мучил тебя?

— Нет, Грилэм, не мучил, но и не скрывал, что я ему неприятна. Он воспринимает меня как обузу, как часть добычи, притом явно не ту часть, которая была бы ему по сердцу. Он — воин, жестокий, неуправляемый, и видит во мне лишь вещь. Я для него значу не больше, чем, к примеру, вон та ванна в углу. Она выполняет только свое предназначение. Того же Северн ожидает и от меня. Я должна служить ему, беспрекословно исполнять его повеления. Делать это, ни о чем не задумываясь. Как ты думаешь, он убьет меня, когда окончательно завладеет отцовскими землями?

Так она считает его убийцей женщин, словно какого-то людоеда? Северн обдумывал мрачную мысль, пока в голове у него снова не помутилось.

— Не будь дурой, Гастингс. Ты устала и не способна рассуждать здраво. Он не станет тебя убивать, а вот тебе нужно бы прикусить язык, особенно когда он зол. Хотя ты в чем-то права. Вряд ли у него была возможность научиться терпению и уступчивости. Но Северн заслуживает всяческого доверия.

— Заслуживает доверия? Ну, это мы еще увидим. По крайней мере хотя бы сегодня он не будет мне приказывать.

Ее последние слова дошли до Северна. Ладно, как только он чуть-чуть оправится, она получит столько приказаний, что у нее распухнут мозги. И случится это именно сегодня. Интересно, а сейчас все еще сегодня или уже завтра?

— Я хочу дать ему горечавки с маслом, чтобы он поспал несколько часов.

Северн не желал спать весь день напролет. Он хотел обдумать услышанное. Грилэм сказал, что он заслуживает доверия. Конечно, заслуживает, а она усомнилась даже в этом. Наверное, он просто не похож на утонченного кавалера, воспетого менестрелями. Но мужчина, воин должен править твердой рукой. В том числе и ею. Черт возьми, она могла бы ему доверять. Убить? Может, он и пожелает ее отлупить, но убить…

Северн хотел высказать ей это, однако не было сил даже открыть глаза или дать знак, что он слышит ее разговор с Грилэмом. А ведь Грилэм ей не муж. Хоть бы он сказал ей, что Северн вовсе не такой бесчувственный, как жаба.

И еще что-то. Ах да, он хотел сказать, что выздоровеет и без ее проклятых снадобий. Нечего ей хвастать своим великодушием. Но к его губам уже прижали кубок, сильные пальцы заставляют открыть рот, у него нет сил сопротивляться.

Когда Северн уснул, Грилэм позвал его слугу Гвента, настоящего гиганта. Несмотря на грубость речи и огромные руки, великан обращался с хозяином и Тристом на редкость осторожно. И, что больше всего радовало Гастингс, зверек его любил. Она немного успокоилась — Я принесу тебе эля и хлеба, Гвент. И чего-нибудь для Триста.

— Их маленькое лордство любит вареные яйца, но чтобы желток был еще мягким. Однажды яйца сварили вкрутую, и он выплюнул желток в меня. Думаю, вам следует об этом знать. Он, конечно, избалован, но не очень, зато развлекает и успокаивает хозяина.

— Ты давно служишь лорду Северну, Гвент? — спросила Гастингс, отметив, что титул «маленькое лордство» весьма к месту.

— С тех пор, как ему исполнилось семнадцать и он попал в Святую Землю. Он вызволил меня из сарацинской тюрьмы, а мой прежний хозяин погиб. В тот же день я и поклялся ему служить. Да, с хозяином не соскучишься.

«Еще бы Гвенту соскучиться», — думал Северн, чувствуя, что мысли рассыпаются, словно песок, совсем как тогда в ужасных подземельях Руана. Почему она расспрашивает Гвента? Нужно позаботиться, чтобы она держала свое женское любопытство при себе. Северн хотел было сказать, что Гвент не даст ее в обиду, но почему он вообще должен ей что-то говорить? Лучше оставаться немым. Он глубоко вздохнул, снова погружаясь в тьму беспамятства.

Гастингс ужасно хотелось продолжить расспросы, только ей надо еще присмотреть за слугами, поговорить с Макдиром, коренастым шотландцем, великим мастером по части жареных каплунов, обладавшим знаниями о травах и специях, намного превосходившими ее собственные.

Пощупав уже холодный лоб мужа, Гастингс решилась оставить его на Гвента. Наконец-то он спокойно заснул. Значит, будет жить.

Глава 6

— Тебе пора уезжать, твои люди уже беспокоятся, — произнес Северн.

— Уеду завтра, если станет ясно, что лихорадка больше не возобновится. Гастингс в этом уверена, но ведь она может ошибаться. А в Лондоне я обязан доложить Эдуарду, что все сделано как надо.

— Будем надеяться, что Ричард де Лючи убрался отсюда.

— Малый, которого ты отпустил, расскажет ему, что наследницу Оксборо выдали замуж и лишили невинности, — ответил Грилэм, полируя железную рукавицу. — Де. Лючи здесь больше нечем поживиться, но этот жалкий трус может подослать к тебе убийц. Говорят, от жадности он даже не побрезговал выковырнуть самоцветы из рукояти отцовского меча прежде, чем положить его в могилу. Норберт рассказывает, что злодей отравил жену, но она умерла недостаточно быстро, поэтому он не сумел напасть на Оксборо до того, как ты женился на Гастингс. А еще Норберт говорит, что де Лючи с радостью бы ускорил смерть жены, да помешал священник, который не отходил от ее постели.