Прелестная лгунья, стр. 35

Не раздумывая, Эдмунд выкрикнул:

– Ассл! На “а” начинается слово “асел”! Папа всегда называет Филипа Мерсеро ослом! А вот как тот его называет, я сказать не могу. Это нехорошее слово, папа не велел мне повторять его, он разрешил лишь прошептать его на ухо моему пони. И еще папа сказал, что это слово не для нежных женских ушей.

– Ну хорошо, тогда не говори. Только пишется не “асел”, а “осел”. “Осел” начинается на букву “о”.

Они продолжали заниматься. Эванжелине удалось сохранить серьезное выражение лица, когда мальчик заявил, что буква “г” похожа на “гордость” – как и его папа. Взглянув на часы, девушка изумилась, как быстро пролетело время. Когда Эдмунд написал свое имя, она крепко обняла мальчугана.

Подняв глаза, девушка заметила очень высокого тощего мужчину, который только что бесшумно вошел в комнату. Она несколько раз видела его, но еще не познакомилась. Он был одет во все черное.

Выскочив из-за стола, Эдмунд бросился ему навстречу и обнял за ноги.

– Баньон! – воскликнул он. – Ты пришел, чтобы спасти меня?

– Признаться, я еще не знаю, кого тут надо спасать. Прошу прощения за вторжение, мадам, – проговорил Баньон, высвобождаясь от рук мальчика и направляясь к столу. – Его светлость предложил мне освободить вас, пока молодой лорд не свел вас с ума. Я Баньон, слуга его светлости, – представился он.

– Баньон, только посмотри, я научился писать! – тараторил ребенок. – Вот смотри, я сам написал свое имя.

В противоположность Эллен Баньон не выражал никакого восторга по поводу успехов Эдмунда и не радовался его вниманию к своей персоне. Он даже не посмотрел на ребенка, а не сводил с Эванжелины своих темных глаз.

Улыбнувшись, девушка встала из-за стола.

– Да нет, ничего, я еще не заикаюсь от усталости. Эдмунд уже выучил много слов, он хорошо запоминает их. И научился писать свое имя. Вот, взгляните.

Баньон внимательно осмотрел большие печатные буквы, написанные ребенком.

– Его светлость, – заявил он, – будет доволен. Вы хорошо поработали. – Баньон пожал мальчику руку. – А вам пора ложиться спать, молодой человек. Ненадолго, всего на час.

– Но Ева сказала, что разрешит мне застрелить себя, если я выучу буквы. Ты поможешь мне разработать план? Чтобы я мог поймать и убить ее?

– С радостью, – отозвался Баньон. – А мадам известно, что ее ждет?

– Скажи ему, Ева! Скажи, что обещала сыграть в разбойника. Я поймаю и застрелю тебя.

– Это был самый настоящий подкуп, – проговорила Эванжелина, – да, чистой воды подкуп. Но я попрошу вас, Баньон, разработать хороший план. Не хочу быть убитой после короткой погони. Позвать Эллен, Баньон?

– Не беспокойтесь, мэм. Я сам с ним справлюсь, а то Эллен он вокруг пальца обводит. Такой сорванец!

Довольный собой, герцог медленно ехал обратно в Чеслей. Он купил собаку, и по хорошей цене. Направив Императора к конюшне, Ричард увидел Эванжелину, которая о чем-то серьезно разговаривала с Маккомбером. Герцог удивился: девушка явно была чем-то взволнована и даже жестикулировала.

– ..У меня не было возможности хорошо изучить нрав Доркас этим утром, Маккомбер. Только посмотри на Императора, он просто великолепен, – договорила Эванжелина.

Маккомбер задумчиво глядел на герцога, который медленно подъезжал на своем коне к конюшне.

– Но я сам проверил ее, мадам, – откашлявшись, произнес конюх. – Не тревожьтесь, вам будет хорошо на этой кобыле.

– Здравствуй, Эванжелина! – крикнул герцог, направляясь к ним. – Вижу, ты готова. – Он похлопал Императора по шее. – Мой скакун притомился, так что о галопе забудь.

– Может, Тревлину оседлать для вас Голубку, ваша светлость?

Ричард уперся глазами в белую шею, выглядывавшую из белоснежного кружевного воротничка блузки.

– Думаю, я и так как-нибудь справлюсь, – произнес он.

– Знаю, о чем ты подумал, но – нет, не справишься, – заявила девушка. – Я очень сильная. Даже Эдмунд с этим согласен.

Не прошло и нескольких минут, как герцог уже вел их на юг по узкой дорожке, спускавшейся к морю. Ричард рассказывал Эванжелине о купленной им собаке, когда его прервал громкий гудок, донесшийся из приближавшейся почтовой кареты.

– Уступим дорогу, Эванжелина, – сказал он, направляя Императора на обочину.

Едва девушка успела натянуть поводья, как карета сделала поворот, кучер еще раз задудел в рожок, Доркас перепугалась и, попятившись, встала на дыбы и тряхнула головой, отчего поводья вырвались из рук Эванжелины.

Подняв изумленные глаза на Ричарда, девушка вылетела из седла и упала на землю рядом с дорогой. Несколько мгновений она просто сидела, не двигаясь, не понимая толком, что произошло.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил герцог, подбежав к ней. – Ты сильно ушиблась? Эванжелина потерла рукой бедро.

– Со мной все будет хорошо, но вот моему мягкому месту досталось.

– Не сказал бы, что оно такое уж мягкое, – улыбнулся Ричард, – однако надеюсь, что смягчить удар оно все же смогло.

– Все время ты что-то критикуешь, – упрекнула его Эванжелина.

– Так и есть, – отозвался Ричард, помогая ей встать. Он уже хотел было потереть ей бедра, а для этого, естественно, привлечь Эванжелину поближе к себе, но, осознав, что собирается сделать, уронил руки и выругался.

– Как печально, – проговорила Эванжелина, глядя на клубы пыли, все еще парящие в воздухе. – Какой-то дурацкий почтовый рожок – и я лечу с лошади!

– Послушай, если ты упала на.., мм.., мягкое место, как ты выразилась, то отчего это перо у тебя на шляпе сломано?

– Не представляю. – Эванжелина сняла с головы шляпу, и волосы каскадом рассыпались по ее плечам.

Ричард оторопело смотрел на великолепное зрелище. Блестящие кудри сзади спадали ей до пояса, курчавились на лбу, плясали вокруг нежного рта. И вновь герцог уже протянул было руку, чтобы убрать непокорные пряди с ее лица и прижать девушку к себе, и снова, выругавшись, опустил руки.

– Почтовая карета обдала тебя грязью. Пожалуй, тебе надо было ехать на Голубке. Уж она-то наверняка не стала бы сбрасывать со спины наездницу – для этого она слишком ленива, – заметил Ричард.

– Думаю, даже вы, ваша светлость, в подобной ситуации выпали бы из седла. Доркас просто испугалась и с перепугу встала на дыбы.

– Ладно, надеюсь, на обратном пути она будет смирно вести себя, – кивнул молодой человек. – Поехали домой.

Глава 18

– Баньон весьма своеобразно демонстрирует свое недовольство, – проговорил герцог, разрезая за ужином жареный с кровью ростбиф.

– Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь демонстрировал тебе недовольство, – пожала плечами девушка.

– Стало быть, ты считаешь меня тираном?

– Нет, вовсе нет, просто… Просто ты здесь хозяин, чье мнение не обсуждается.

– Еще бы оно обсуждалось! – ухмыльнулся Ричард. – Кто осмелится противоречить?

– Да никто. Знаешь, я помню, как ты разговаривал со мной, когда впервые увидел в библиотеке. Ты сразу же дал мне понять, кто в замке хозяин. Я чувствовала, что раздражаю тебя.

– Ты и сейчас меня раздражаешь, – заявил Ричард. Нахмурившись, он покосился на жареную картошку, которую только что нанизал на вилку, а затем перевел взгляд на Эванжелину, сидевшую на противоположном конце огромного стола. На девушке было перешитое Дорри темно-синее платье Мариссы. Волосы Эванжелины Дорри заплела в две косы и, переплетя их, заколола на макушке. Несколько кудряшек выбились из прически и спадали на лицо и шею девушки.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – добавил он.

Так оно и было, но Эванжелина не собиралась признаваться.

Герцог продолжал хмуриться, опустив глаза на бокал с вином. Он решил, что на Эванжелину вообще лучше не смотреть.

– В тот день я был в дурном настроении, – промолвил Ричард. – Твое появление удивило меня. – Он пожал плечами. – Не знаю уж, как мужчина должен обращаться с женщиной, внезапно оказавшейся в его библиотеке. Но, увидев тебя в первый раз, я понял, что тебя, должно быть, хорошо обучили твоей роли.