Рождение победителя, стр. 82

— Как скажете.

— Убитых демов четвертовать, но не жечь. Куски тел погрузить на телеги и отправить в лесной лагерь. Туда же снести тех, которые остались на берегу. Разложить так, чтоб за ночь замерзли, а днем держать в тени. И пусть это добро охраняют ополченцы — иначе волки со всей округи сбегутся. Пошлите сотню. Думаю, со зверьем они справиться способны.

— Дан, вы что задумали?!

— Я задумал отправиться к себе в холодную башню, переодеться, выпить немного вина. А когда выйду, вон там должна лежать куча оружия и доспехов, которые мы захватили утром и ночью. Мне плевать, чьи они трофеи: все до последнего ржавого ножа должно лежать там. Правило распространяется и на будущее: деньги, украшения, одежда — это меня не волнует. Но решать, кому принадлежит оружие и амуниция, буду только я. Если кто-то присвоит хоть вшивый кинжал — я лично забью украденное в жадную глотку. Если кому-то не нравится такой порядок, силком не держу. Пусть уходит из Межгорья, потому что хозяин здесь я и закон здесь мой.

Епископ хотел было что-то добавить к сказанному, но, внимательно изучив мои глаза, передумал.

Сегодня я победитель — в двух боях разгромил сильное войско страшных детей могил и сделал это с мизерными по бесчеловечным местным меркам потерями. Сегодня я могу диктовать условия. Не факт, что обойдется без эксцессов, но как бы ни было хреново на душе, я не упустил случая воспользоваться моментом и толкнул этих туземцев на путь больших изменений. Они этого еще не поняли, да и я понимаю не совсем четко. Но когда я успокоюсь, обдумаю все хладнокровно.

Я слишком сильно устал от нескончаемого бега и слишком много потерял, чтобы оставить все по-прежнему.

Лишь бы до этого не сорваться, не зайти в подвал со Штучкой в одной руке и матийцем в другой, не осклабиться в предвкушении, глядя на вытягивающиеся лица пленников…

— Пей. Пей сколько влезет.

Зеленый, не сводя противоречивого взгляда с полного бокала красного вина, ответил неожиданно, причем тоном не наглым, разве что каким-то странным — будто сам не может поверить в то, что говорит:

— Милая, убери чарку: я завязал.

— Да ты что? Спасибо, повеселил. Пей, сказано!

Подбоченясь крыльями, Зеленый по-змеиному вытянул в мою сторону голову, состроил злобную гримасу, зашипел рассерженным котом:

— Хамишь? А я вот выпью.

Ухватив отвергнутый птицей бокал, я поднес его к губам и тут же с яростным криком швырнул через весь зал.

— Вот и я не могу… на кровь похоже…

— Ты бы поспал, что ли, — заискивающе предложил попугай.

— Ага… так я и усну… Птиц, знаешь, что сказала Альра? Сказала, чтобы я себя не винил. А я вот виню. Не привык, понимаешь ли, близких терять. Сколько крови вокруг, но впервые теряю действительно близкого человека… А виню за то, что виноват именно я. Зеленый, во всем нашем проклятом войске за эти дни даже сотни убитых и пропавших не насчитали. А здесь, в замке, мы потеряли почти двести человек. Женщин, детей, стариков — тех, кого хотели сберечь. Я и ее сберечь хотел — не взял с собой, хотя знал бы ты, чего мне это стоило. Как она рвалась… Но настоял на своем. Сберег, называется… Молчишь?

— Хотелось бы спеть для всей ярмарки, но без платы серебром что-то с душой неправильное. Лучше помолчу.

— Первый раз вижу, чтобы ты от вина отказался. Спасибо… Зеленый, не такая уж ты сволочь… Пленных осмотрел? Подозрительных среди них нет? И среди наших?

— Вшей на красотках не обнаружено.

— Хорошо бы по округе рейд сделать — несколько тварей ушли через стену. Но не до них сейчас — демы важнее. Пойдем, Зеленый, нечего нам здесь сидеть. Только хуже себе делаю…

Костер получился знатный. Для него не пожалели пары сараев — разобрали, из лесу приволокли множество сухих деревьев и охапок валежника. Зажгли его с последними лучами солнца и дожидаться прогорания не стали.

И правильно — даже утром эта исполинская груда углей и золы продолжала дымиться, выбрасывая язычки пламени.

А затем я ввел еще один новый обычай. Не бьющий по кошелькам подданных и не требующий от них слишком многого. Просто каждый из присутствующих должен был принести некоторое количество земли. Сколько именно — не столь важно: от каждого по возможности. Подобное и раньше здесь практиковалось, но я на порядок увеличил масштабы.

Всего в замке собралось около трех тысяч человек. Старые обитатели, ополчение из межгорцев, ближайшие к Мальроку жители, сотни освобожденных рабов. Если каждый принесет от озерного обрыва хотя бы ведро земли и камней, всего получится тридцать кубических метров грунта. Естественно, надо вычесть немощных стариков и маленьких детей. Но прибавить трудолюбие большей части дееспособного населения — эти ведром не отделаются. Три-четыре ведра в среднем на каждого, и уже сто кубометров, а займет это не более пятнадцати — двадцати минут.

Когда до людей начали доходить масштабы происходящего, на многих напал азарт. Зримо видеть, как на глазах получается что-то большое, включающее частичку и твоего труда… Нечто подобное, наверное, ощущали строители пирамид — не зря эти сооружения до сих пор поражают их потомков.

Некоторых воинов пришлось оттаскивать чуть ли не силой — они собирались таскать ведра, мешки и носилки до вечера. Но некогда — войско выступает на восток. Не все — лишь три сотни бойцов, вооруженных и экипированных не хуже демов. Если уж совсем точно — аналогично экипированных. Трофеи пригодились.

Остальные не останутся без занятия: охраняя замок до нашего возвращения, они будут заниматься хозяйственными делами, продолжать насыпать курган, убирать свои же заграждения на реке, чтобы провести в озеро захваченные корабли.

Глава 26

«Добро пожаловать…»

— Дан… Можно у вас спросить? — не выдержал епископ.

— Вы опять о наших неживых попутчиках?

— Да. Меня не может не волновать этот вопрос. Дан, для чего они вам понадобились? Люди очень волнуются. Говорят, что вас сильно расстроила гибель приглянувшейся девушки и то, что замок едва не взяли, залив кровью. Поймите меня правильно — вы сами подбрасываете дрова в огонь слухов, велев тащить за войском эти проклятые телеги.

Обернувшись, я уставился на то, что задевало тонкие струны еретической души, — вереницу крытых рогожей повозок, тянувшуюся в хвосте короткого обоза. Я знал, что, если подойти к ним поближе, ноздри уловят неприятный запашок. Хоть и морозная погода, но все же недостаточно холодно — тела демов потихоньку разлагаются. Возничими там ставили провинившихся — кому понравится такой груз?

Во всем войске лишь я один знал, с какой целью мы тащим за собой эту тухлятину. И то, если честно, знал смутно. Так… на уровне общего замысла, и впрямь отдающего ненормальностью. Мысль возникла спонтанно, когда, говоря о том, как надлежит поступать с телами, вспомнил услышанное однажды описание устья реки — начало водного пути в центральные части Межгорья.

К демам я не испытывал уважения, а к их телам тем более. Если от них можно получить хоть какую-то, пусть даже эфемерную, выгоду — в душе ничто не дрогнет. Но игнорировать епископа дальше тоже нельзя.

Попробую перевести его мысли на альтернативную тему:

— Конфидус, о другом сейчас думать пора. У нас назревает проблема. Серьезная. Мы потеряли много женщин позавчера. Взять их в Межгорье негде — здесь их тоже не хватает, ведь мужчинам было выжить проще. И еще: рабы, которых мы освободили и, надеюсь, освободим, — как правило, люди без дома. Они попадали в плен или со всей деревней, при набеге, или в битве, будучи солдатами. Солдат — зачастую человек без корней, а крестьянину возвращаться на пепелище бессмысленно.

— Вы к тому, что надо бы их оставить у нас после всего?

— Да. Но насильно мил не будешь — мы должны их завлечь, привязать домом и семьей. А чем, если у нас даже свои мужики без женщин остались?

— Я тоже об этом подумывал. Дан, деньги нужны.