Невеста-сорванец, стр. 40

Лучше немедленно выяснить все. Повести разговор начистоту.

— У нас было настоящее приключение, Корри, правда?

— Великолепная авантюра, если бы ты не заболел так, что у меня от страха поджилки тряслись.

Он улыбнулся ее просторечию. Сразу видна школа Лавджоя!

— Понимаешь, весь Лондон, все общество теперь знают об этом событии. А тех, кто еще не знает, вне всякого сомнения, просветит Девлин.

Он внимательно рассмотрел крошечный заусенец на ногте, прежде чем поднять глаза и улыбнуться.

— Похоже, мне не придется охотиться за тобой, как за бешеной собакой.

— Ты о чем?

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Дуглас.

— Это г контрабандист, который пытался захватить тебя и Корри, — без предисловий начал он. — Я все задавался вопросом, кто это может быть. Beроятно, мне не раз приходилось играть с ним в карты.

Хотелось бы взглянуть на эту пещеру, попытаться узнать, что они перевозили. Говоришь, он показался тебе знакомым?

— Да, сэр.

— Кем бы он ни был…

Дуглас осекся, только сейчас заметив Корри, сидевшую на прелестном парчовом диванчике, подаренном Александрой.

— Корри! Выглядишь просто ослепительно, дорогая.

— Спасибо, сэр. Джеймс рассказал, что дядюшка Саймон считает, будто за мной будут охотиться, словно за бешеной собакой.

— Тебе лучше забыть об этом, Корри. У меня много дел, так что извините меня. Джеймс, еще десять минут, и немедленно возвращайся в постель. Ты слишком рано встал.

Он ушел осторожно прикрыв за собой дверь. Корри поднялась и расправила юбки.

— Знаешь, я тоже думала о нашем контрабандисте.

И согласна с твоим отцом: когда все это кончится, поедем посмотреть на пещеру. А теперь тебе нужно отдохнуть. Ты чем-то напоминаешь вампира. Очевидно, бледностью. Не такой, как у Девлина, но и золотистый тон кожи заметно поблек.

Джеймс медленно поднялся, опираясь ладонями о столешницу.

— Если попробуешь уйти, я перекину тебя через колено и отхожу на совесть.

Корри надменно вздернула подбородок.

— Сомневаюсь, что у тебя хватит сил удержать меня, не говоря уже о том, чтобы поднимать и опускать руку.

По-моему, стоит тебе сделать шаг, и ты грохнешься на пол.

— Да я могу побить тебя даже во сне.

— Ты раскраснелся, Джеймс, и это мне не нравится. Пожалуйста, сядь и успокойся.

Джеймс молча закатил глаза. Не может же он, в самом деле, поколотить ее, да еще в отцовском кабинете.

Вряд ли такой поступок поможет ему добиться цели…

Не то чтобы он очень хотел добиться цели.

— Садись, черт возьми.

Корри уселась и старательно сложила руки на коленях с видом оскорбленного ребенка.

Джеймс выговорил медленно, с усилием:

— Наше приключение, наверняка станет легендой, вернее, героической сагой, которую можно будет рассказывать нашим детям и внукам.

Ну вот, он все сказал, и эти слова прозвучали не только логично, но и искренне. Очень красивый, даже элегантный оборот речи. Но этим чертовым оборотом речи Джеймс, можно сказать, подписал себе приговор.

Определил дальнейшую судьбу. Судьбу, которая ждет его, когда мозг снова начнет функционировать.

Глава 23

Он ждал. И чувствовал себя странно отчужденным, словно наблюдал за происходящим со стороны. Как будто все это было не с ним В комнате царило полное и абсолютное молчание.

Корри подняла брови.

— Прошу прощения, я верно тебя расслышала? Или у тебя снова началась горячка? Может, позвать твоего отца? Врача? Очевидно, ты еще нездоров, и это меня беспокоит.

— Корри, не будь дурой.

— Хочу и буду, — проворчала она, теребя перчатки того же прелестного зеленого оттенка, как платье и туфельки. Ее следующие слова едва не повергли его в шок:

— Как по-твоему, Девлин собирается сделать мне предложение?

— Ладно. Можешь дурить, сколько хочешь, но я себе этого не позволю. Скажу прямо: у нас нет иного выхода, Корри. Совсем нет. Ситуация критическая.

Корри подскочила, попятилась за диван и встала там, подбоченившись и глядя на него.

— А теперь послушай меня, Джеймс Шербрук. Нет никакой критической ситуации. И вообще никакой, Знаешь, в чем твоя беда? Ты слишком много думаешь, постоянно все взвешиваешь, раскидываешь умом, ворошишь мысли и только потом принимаешь решения.

И чаще всего оказываешься прав, но иногда — вот как сейчас, в эту минуту — ни с того ни с сего приходишь к заключениям, от которых у меня начинается головная боль, так что немедленно прекрати. Забудь об этом, слышишь? Забудь.

— Две леди уже проигнорировали тебя. Неужели не понимаешь, что это означает? — тихо спросил он.

— Девлин порекомендовал не обращать внимания, и я намерена последовать его совету.

— Ты не можешь выйти за Монро. Правда, если поставила себе целью стать герцогиней, а не какой-то графиней…

— Что за вздор ты мелешь! Я ухожу.

— И куда именно?

— Добыть немного бренди из библиотеки твоего отца.

— Неужели не помнишь, что стряслось с тобой в тот раз, когда ты пила бренди? Ты и Нэтти Поул стянули бутылку лучшего бренди дядюшки Саймона, а потом вас целый час выворачивало в кустах за домом.

— Мне было двенадцать лет, — возразила она, но Джеймс покачал головой.

— Помню, тебе было так плохо, что ты лежала, задыхаясь, и бормотала самым жалобным голоском: «Во мне ничего не осталось, Джеймс, и теперь я обязательно умру. Пожалуйста, извинись за меня перед дядей Саймоном за то, что я стащила его бренди». А потом впала в ступор. Так что никакого бренди. На этот раз у меня не хватит здоровья, чтобы за тобой ухаживать.

Корри взялась было за дверную ручку, но, помедлив, враждебно посмотрела на него.

— Повторяю, иногда ты бываешь прав. Вот как сейчас. Ладно, пойду добуду большой стакан воды, — пообещала она и бесшумно выбежала из комнаты. Хорошо, что надела туфельки без каблуков!

Джеймс мрачно нахмурился. Богу известно, он не хочет жениться. Не просто на Корри… — при этой мысли ему дурно становится, — но и вообще ни на ком. Его отец не женился до двадцати восьми лет, прекрасный зрелый возраст, по мнению графа, в котором мужчина наконец осознает, что спать с одной женщиной каждую ночь и на вполне законном основании — совсем не так уж плохо.

Но ведь Джеймсу всего лишь двадцать пять! Три года свободы вылетят в трубу только потому, что Корри увязалась за ним и, видите ли, спасла.

Дьявол, преисподняя и адский огонь!

— Милорд, вы слишком раскраснелись, — сочувственно заметил Петри с порога. — Мисс Корри не следовало спорить с вами. Теперь у вас может разлиться желчь и снова начаться лихорадка. Я хотел просить ее удалиться, но она ушла сама. Зато у меня есть немного ячменной воды, которую оставила ваша дорогая матушка.

— Петри! — прошипел Джеймс, злобно глядя на камердинера, прослужившего ему больше пяти лет, а заодно и на проклятую ячменную воду. — Есть вещи, которые джентльмен просто обязан выдержать и вынести, даже ценой вернувшейся лихорадки. Дай мне это гнусное зелье, а потом оставь в покое. Клянусь, что выпью его, прежде чем доковыляю до постели.

— Ее сиятельство сказала, что добавила в питье кое-какие штучки, которые вам понравятся. Возьмите, милорд, и пейте залпом.

Джеймс пригубил ячменную воду, готовый немедленно ее выплюнуть, но, к своему удивлению, обнаружил, что вкус совсем не так уж плох. Он осушил стакан, вздохнул, побрел к лестнице и медленно поплелся по длинному коридору к спальне. Приклонив голову на подушки, он заметил, что Петри все это время шел следом. Вероятно, боялся, что хозяин хлопнется без чувств.

Джеймс лежал, досадуя, что дорога до спальни оказалась чересчур длинной. Он уже закрыл глаза, когда Петри дипломатично откашлялся.

— Ладно, Петри. Выкладывай, не то поперхнешься собственными словами.

— По моему опыту, милорд, от молодых леди не стоит требовать немедленных решений. С ними следует обращаться мягко…

— Петри, хотел бы я, чтобы ты увидел Корри, врывающуюся в дом верхом на лошади и с вилами под мышкой. Она ранила в руку одного из злодеев. Поверь на слово, она отнюдь не хрупкое, изнеженное создание.