Невеста-соперница, стр. 62
И тут Джейсон, не выдержав, зарычал на нее. По-настоящему зарычал, и, оставив ее, устремился вниз. И едва не упал, пораженный шоком, когда из густых теней, окружавших гостиную, донесся мрачный голос:
– Мастер Джейсон, это вы, сэр? О Господи, что случилось? Я слышал голоса, спорящие голоса, в основном голос вашей жены. Ах, так я и знал! Какая горькая ошибка! Она использовала в своих интересах такого чудесного человека! Вам пришлось жениться на ней, а теперь она втягивает вас в споры.
Другой голос, куда выше и громче, перебил Петри:
– Ты жалкий неповоротливый слизняке куриными мозгами! Не смей говорить о моей дорогой хозяйке таким тоном! Моя хозяйка – лучшее, что случилось с мастером Джейсоном. Она смешит его, заставляет улыбаться, и разве не мы все слышали, как он стонет?!
Петри в халате, черном, как поповская ряса, гордо выпрямился и выпятил грудь.
– А как насчет нее, Марта? Собственными ушами слышал, как она стонала так громко, что я боялся за только что повешенную люстру. Какой позор, что леди способна так…
Марта молниеносно набросилась на него с такой яростью, что подол белой ночной сорочки обвился вокруг ног. Она прыгнула на Петри, сбила на пол, вцепилась в волосы и стала бить головой о паркет.
– Злосчастный, пустоголовый рыбий глаз! Как всякий мужчина во вселенной, все, о чем ты способен думать, так это о криках! Конечно, она кричит, ты, битый горшок! Да как она может не кричать! Думаешь, хозяин совсем неопытен? Думаешь, он такой неуклюжий любовник? Думаешь, ему не стоит кричать? Думаешь, моя хозяйка дурочка? И мужчинам совсем не обязательно заставлять женщин кричать? Неужели у тебя совсем мозгов не осталось? И никаких чувств в сердце? Бум, бум, бум.
Петри застонал. Джейсон на секунду замер, опасаясь, что череп несчастного не выдержит, но тут же бросился спасать Петри.
– Нет, Марта, не убивай беднягу, – уговаривал он, отрывая ее от дворецкого. – Кстати, насчет мужских сердец… боюсь, что чувства кроются ниже, гораздо ниже.
И тут он заметил, что Петри смотрит на Марту с очень странным выражением, словно терзается болью, что, вероятно, так и было.
– Мастер Джейсон, можете отпустить ее, пусть добивает меня, и даже боль в разбитой голове ничего не значит. Зато у нее такое сладкое дыхание, что я не понимаю, на каком оказался свете. Я в полном недоумении… и ожидаю просветления свыше.
Марта, взвизгнув, попыталась лягнуть его.
– Марта, спасибо за то, что защищаешь меня, – поблагодарила подошедшая Холли. – Но теперь тебе и Петри лучше разойтись по спальням.
Она помедлила, глядя на Петри, лежавшего неподвижно, с видом озадаченным и возмущенным. Темные волосы, взъерошенные Мартой, стояли дыбом. Удивительно, что Марта не выдрала их с корнем!
– Идите спать, Петри, – повторила она. – И не думайте ни о чьей постели, кроме своей. Не думайте о сладостном дыхании Марты. Все хорошо. Мы больше не спорим. Мастер Джейсон просто хотел бренди. Кстати, никто не знает, нельзя ли нагреть бренди?
– Видите ли, говорили, что в году 1769-м, – начал Петри, – старый лорд Брендон страдал малярией. Его камердинер, мой предок, нагрел немного бренди над небольшим огоньком в камине. Мать утверждала, что нагретое бренди через полчаса исцелило его.
– Я буду спать с Генри на конюшне, – объявил Джейсон и промаршировал к двери.
– Но вряд ли тебе будет приятно идти по двору босым, – окликнула Холли. – Петри, почему бы вам не принести хозяину сапоги, надеть свои собственные и тогда вы оба сможете свернуться калачиком на соломе по обе стороны от бедного Генри.
Она улыбнулась и направилась к кухне.
– Джейсон! На случай, если твое настроение изменится, пойду присмотрюсь повнимательнее к кухонному столу.
Джейсон молча оделся, вскочил на неоседланного Ловкача и умчался.
Глава 39
Корри растерла сведенную судорогой ногу. Не стоило позволять Джеймсу брать ее в такой позе, но это было так забавно!
Судорога не проходила. Черт возьми, до сих пор Корри и не подозревала о существовании такой мышцы. Может, стоит намазать ногу специальной согревающей мазью свекрови, которая проникает до самых костей.
И тут она услышала легкий шум. И замерла, забыв о судороге. Застыла, также неподвижно, как Джеймс, лежавший на спине и глубоко дышавший во сне. Почти мертвый, как объявил он перед тем, как упасть на спину с ангельской улыбкой на лице.
Снова этот шум. Шум, исходивший от окна! Господи, опять!
Когда Корри прокралась к окну с кочергой в руках, над подоконником показалась чья-то голова.
Корри молча наблюдала, как деверь приподнялся и перекинул ногу через подоконник.
– На этот раз я надеялась на злодея! – прошипела она, но все же подала ему руку. – Я была вооружена и готова к нападению.
– Спасибо за то, что положила кочергу, Корри. Прости, что снова влез в окно, да еще так поздно.
– Ну, не настолько. Я уморила бедного Джеймса. Вот он, храпит на кровати.
Она явно гордилась собой. Джейсон коснулся ее щеки кончиками пальцев.
– Сейчас разбужу соню. Он не заслужил такой роскоши, – буркнул он и потряс брата за плечо.
– Вставай, жалкая имитация мужчины!
Джеймс немедленно распахнул глаза и уставился в раздраженное лицо брата.
– Я прекрасно себя чувствую, – заверил он, улыбаясь.
– Чего ты совершенно недостоин, черт бы тебя побрал. Вставай! Мой мир рухнул, а ты лежишь здесь, размышляя о том, как прекрасна жизнь! Нет, ты такого не заслужил!
– Это все? – осведомился Джеймс с легкой головой и легким сердцем.
– Что случилось, Джейсон? Что стряслось? – встревожилась Корри.
Джейсон с нежностью взглянул на невестку, чья белая рука сжимала его рукав. В сияющих глазах стыла тревога, хотя, так ли это, в полумраке понять было трудно.
– Ты так красива, Корри, с этой непокорной гривой волос, обрамляющей лицо!
Джеймс тут же вскочил.
– Не смей восхищаться моей женой, пес ты этакий! Черт возьми, у тебя есть своя собственная. И отойди от нее, пока не получил в челюсть!
– Что-то стряслось, Джейсон?
– Я покинул Лайонз-Гейт, – выпалил Джейсон, отступая от невестки, поскольку знал, что брат вовсе не шутит.
Поэтому он скользнул на пол, прислонился головой к стене, закрыл глаза и обхватил руками поднятые коленки.
Джеймс накинул халат, окинул взглядом жену и сухо приказал:
– Ложись в постель, Корри. Не желаю, чтобы у Джейсона возникли непристойные мысли.
– Мысли? Да как он может думать обо мне и этой прелестной сорочке из персикового шелка, когда оставил дома такое сокровище?
Корри зажгла свечи, послушно легла в постель и неожиданно охнула:
– Ты бросил Холли?
– Рубашка действительно прелестна, – пробормотал Джейсон, не поднимая глаз, – но я вовсе не думаю о том, что она скрывает. Моя жизнь сломана, и нет желания подбирать осколки. Я хотел переночевать в конюшне, но вместо этого приехал сюда. Не знаю, что делать.
Джеймс погладил жену по щеке, старательно накрыл одеялом, после чего подхватил брата под мышки и поднял.
– Пойдем вниз. Выпьем бренди. Там расскажешь, что случилось.
– Не знаешь, Джеймс, какое на вкус нагретое бренди?
Войдя в контору, братья увидели отца, уже наливавшего бренди в бокалы. На нем был темно-синий халат с протертыми почти до дыр локтями.
– Итак, Джейсон, – спокойно начал он, хотя сердце бешено колотилось, а сам он едва не умирал от страха, – почему ты покинул дом и свою молодую жену среди ночи и всего через несколько недель после свадьбы?
– Собственно говоря, не так уж поздно, – заметил Джеймс, – еще и полуночи нет.
– Не заставляй пристрелить тебя, Джеймс, – предостерег отец.
Джейсон залпом проглотил бренди и закашлялся. Стоило ему чуть отдышаться, как отец наполнил второй бокал.
– На этот раз можно помедленнее. Возьми себя в руки. Расскажи, что стряслось.
– Вряд ли стоит греть бренди. В животе и так горит. Это все Холли.