Через вселенную, стр. 39

Сейчас будет. Я прямо кожей чувствую. Сверлящая Дока мысль, что Старейшину все равно надо вызвать.

Он поднимает руку к вай-кому.

Вот оно.

— Не надо вызывать Старейшину, — говорю я. — Я ручаюсь за Эми и Харли. — Чуть сдвигаюсь, так, чтобы оказаться между ними и Доком. Я вообще высокий, но сейчас еще и не позволяю себе сутулиться. Наоборот, стараюсь выпрямиться так, что Доку приходится поднимать голову, чтобы смотреть мне в глаза.

Он колеблется, но в конце концов кивает.

— Ты — Старший, — он имеет в виду, что мне держать ответ перед Старейшиной.

— Мы с Рыбкой не проболтаемся, — вставляет Харли, кладя Эми руку на плечи. — О нас волноваться не надо.

Док все же сомневается.

— Может, все-таки вызвать Старейшину, просто узнать его мысли по этому поводу.

— Нет.

— То есть?

— У меня столько же полномочий, как и у него. Там, наверху, в самом разгаре Сезон, от которого зависит мое поколение. Док, тебе придется привыкнуть доверять и мне, а не только Старейшине. Я говорю, что Эми и Харли имеют право знать и мы можем доверять им. А еще я говорю, что пора уходить. Но сначала, — добавляю я, пока Док не успел вставить слово, — дай мне свою пленку.

— Что…?

— Твою пленку.

Забираю у него из рук компьютер. Сканер считывает отпечаток пальца, дает мне Старшую степень доступа, и я торопливо начинаю поиск убедившись, что с обратной стороны виден только черный экран. Не стоит показывать остальным, что я ищу.

Я пытаюсь выяснить, кто был на этом уровне. Сканеры на дверях считывают отпечатки пальцев, значит, несложно будет найти след, ведущий на этот уровень, к этому коридору, к этому убийству, к беспомощной, замороженной жертве. Да, и вправду несложно. Когда мы проверяли в прошлый раз, время не было известно — на уровне успели побывать и Док, и Старейшина, и полдюжины ученых в придачу.

Но с того момента помимо нас на криоуровень спускался только один человек.

Мой взгляд впивается в имя на экране.

Старейшина.

41

Старший не заходит в лифт вместе с нами.

— Есть одно дело, — объясняет он. В его манере держаться вдруг появилось что-то мрачное и серьезное. Пока он не расправил плечи, я даже не замечала, как сильно он сутулится. До этого момента я знала, что он станет главным на корабле, просто потому, что так говорили Док и Старейшина. А теперь, глядя на него, я вижу настоящего, решительного лидера.

Мне хочется остаться здесь, на криоуровне, защищать родителей от умника, который ухитрился отключить замороженного в присутствии трех человек, но, очевидно, Старшему по какой-то причине нужно остаться здесь одному, и я доверяю ему охрану мамы с папой.

— Старший, мне кажется, тебе стоит вернуться с нами и поговорить со Старейшиной, обеспокоенно произносит Док.

— О, я с ним поговорю, — отвечает Старший, тянется к кнопке лифта и, нажав ее за Дока, отступает, позволяя дверям закрыться. Но еще раньше, чем они закрывается до конца, он отворачивается и решительно уходит прочь по коридору.

— Малыш вырос, а? — роняет Харли беспечно. Слишком уж он весел, учитывая, что они только что выбросили в космос труп.

Док хмыкает.

Только лифт останавливается, Док тут же срывается с места. Провожаю его взглядом, ожидая, что он тут же нажмет кнопку за левым ухом и настучит на Старшего, но нет — он просто уходит.

— Пойдем обратно в Палату? — Харли приглашает меня взять его под руку в шутливом порыве галантности.

— Давай лучше в тот сад, который мне Старший показывал.

— Ах, значит, он показывал тебе сад? — на губах Харли появляется кривая ухмылка.

— Наверное, ему непросто, — говорю я, идя вслед за ним по коридору. — Он на корабле самый младший, но и вроде как главный. Не представляю, как смогла бы приказывать взрослым, да еще и ждать, что они послушаются.

Харли смотрит на меня краем глаза.

— Ты странная, Рыбка.

— Почему это? — подыгрываю я, ухмыляясь.

— Рассуждаешь о том, как Старшему непросто живется. Но ведь это тебя саму вытащили из воды на этот корабль.

— О Старшем думать проще, чем о себе самой, — фыркаю я. Глаза вдруг начинает пощипывать от непрошеных слез. Сказанное получилось слишком близко к правде.

Добираемся до входных дверей, и Харли придерживает их для меня. Я выхожу на яркое солнце, в нос бьет запах травы после легкого дождя.

И липкий, мускусный запах секса.

— Зараза. Из головы вылетело, что сейчас Сезон, — говорит Харли, когда в него врезается полуголая парочка, настолько занятая страстными поцелуями и объятиями, что даже не замечает его существования. — Давай вернемся внутрь.

— Да ладно, просто найдем безлюдное местечко. Мне кажется, я больше не выдержу сидения взаперти. — Наверное, мне никогда больше не будет спокойно в помещении. Раньше, в детстве, до заморозки, у меня никогда не было клаустрофобии. А теперь даже тут, на границе сада, на улице, легкие словно что-то крепко сдавливает, взгляд притягивают стены, словно нависающие надо мной. Закрываю глаза. Если позволять себе задумываться об этом, становится еще хуже.

— Освещение тут всегда отличное, — замечает Харли, идя со мной по дорожке прочь от Больницы. — Были бы у меня сейчас краски!

— Давай, — смеюсь я. — Неси. Я тут подожду.

Харли колеблется.

— Слишком опасно. Потом.

Мне вспоминается толпа, с которой я столклась на первой пробежке. Сейчас, кажется, идеальное время прогуляться — никто на меня даже не посмотрит. Все слишком заняты друг другом.

— Нет, правда, — говорю я, заметив, с каким томлением во взгляде Харли оглядывается на Больницу. — Я пойду вон к той пшенице. Там никого — все в саду и на дороге.

— Пойдем со мной, — просит Харли. Взяв меня за руку, тянет в сторону Больницы, но я высвобождаюсь.

— Я правда не могу обратно под крышу. Мне нужен свежий воздух. Иди! — улыбаюсь я, подталкивая его. — Ничего со мной не случится.

Харли все еще сомневается, но зов красок слишком силен.

— Будь осторожна, Рыбка, — серьезно произносит он. Я с улыбкой киваю. Он бегом устремляется обратно к Больнице, а я бреду в другую сторону, к полю.

Я была права: чем дальше от сада, тем меньше виднеется людей. На дороге вообще никого, и только по стонам и вздохам понятно, что и в полях, и за деревьями, и в придорожной канаве — везде полно парочек. Я стараюсь не обращать внимания. Страшновато видеть людей в таком состоянии. Конечно, за свою жизнь на Земле я, наверное, миллион раз видела секс по телеку. Но когда все происходит прямо у тебя под носом — это совсем другое дело.

— Она.

Первый импульс — замри, второй — беги. По тону я чувствую: говорили обо мне. Осмеливаюсь кое-как обернуться. Трое парней возраста Харли, и все трое следуют за мной. Двоих я не узнаю — судя по накачанности, они из фермеров, наверняка занимаются каким-нибудь физическим трудом.

Внутри все сжимается.

Третьего я знаю.

Лют — тот, что все время пялится, наблюдает за мной в Палате.

— Эй, урод! — окликает Лют, увидев, что я обернулась. Насмешливо машет рукой, и его двое приятелей начинают гоготать.

Я иду быстрее. Интересно, если я буду звать на помощь, хоть одно из этих стонущих и пыхтящих потных тел поднимет голову? Что-то сомнительно.

За спиной я слышу тяжелые шаги. Они реже, чем мои, значит, эти трое уже идут быстрее.

— Не уверен, что хочу с уродом, — говорит один.

— Я хочу, — отзывается Лют.

Мне уже плевать, что обо мне подумают. Я бегу. Ноги тяжело шлепают по земле, ужас придает мне силы. Позади слышна ругань — погоня началась. Я сворачиваю в поле, но пшеница мешает бежать, смятые стебли оставляют за спиной четкий след панического бегства. Перепрыгиваю через парочку, которая не замечает даже меня саму, не говоря уже о моем состоянии. Оборачивать, чтобы посмотреть, насколько они близко.

Слишком близко.

Я сглупила. Споткнулась о копошащиеся на земле тела и, приземлившись в пшеницу, покатилась по высоким, острым стеблям. Девушка, оседлавшая своего партнера, смотрит на меня затуманенными страстью глазами и вдруг улыбается, приглашая присоединиться. Я отползаю подальше, сминая и ломая ростки пшеницы, и пытаюсь подняться на ноги.