Наследство Валентины, стр. 57
– Но ты больна, – в который раз умудрился выдавить он.
– Мне уже гораздо лучше.
– Прекраснее тебя нет на свете. Это было просто невероятно, Джесси.
– Да, – согласилась она, лизнула его в шею, прижалась к груди и через мгновение уже спала... и он все еще не вышел из нее.
Джеймс долго лежал, гладя ее спину, сжимая упругие ягодицы.
Прежняя Джесси, новая Джесси... какое это имеет значение? Главное – она его Джесси. Только его.
Джеймс не помнил, как заснул, но, казалось, прошло всего несколько секунд, прежде чем громкий вопль заставил его вскочить.
– Господи милостивый, неужели Лора пробралась в дом?
Джесси металась, словно в лихорадке, отчаянно размахивая руками, отбиваясь от кого-то невидимого, и кричала. Вопли перемежались рыданиями, страшными хриплыми звуками, насмерть перепугавшими Джеймса.
Она соскользнула с него. Джеймс схватил жену за плечи и начал трясти, пока та не успокоилась.
– Джесси, – прошептал он, поцеловал ее и снова встряхнул.
Джесси открыла глаза, взглянула на него и вскрикнула.
– Нет, нет, это я, Джеймс. Успокойся.
– Джеймс, – повторила Джесси.
О ужас, опять этот детский певучий голосок. Волосы у него встали дыбом. А этот незнакомый голос продолжал:
– Какой Джеймс? Я не знаю Джеймса. Кто ты? И почему здесь?
– Я ухаживаю за тобой. Ты упала и ударилась головой.
– Значит, вы доктор?
– Можно считать, так.
Неужели она не узнает его? Снова вернулась в детство и навеки останется ребенком?
– Доктор Джеймс. Странно звучит.
– Скажи, что ты видела во сне?
Джеймс пытался говорить спокойно, ободряюще, как отец с перепуганным, смущенным ребенком.
И неожиданно Джесси, отпрянув, ударила его в грудь кулаком и поцарапала щеку, прежде чем ему удалось поймать ее руки. У нее в глазах застыл безумный ужас.
– Нет, нет, – твердила она, – отпустите меня! Не смейте, остановитесь, перестаньте!
Снова этот жалкий тоненький голосок, исходивший из уст взрослой женщины! Джеймс в отчаянии смотрел на жену, не зная, что предпринять.
– Джесси, – наконец произнес он. – Случившееся с тобой как-то связано с мистером Томом?
Джесси вжималась в подушки, пытаясь вырваться, глядя на Джеймса так, словно ожидала, что он намеренно причинит ей боль. Он отпустил ее. Женщина прикрыла голову ладонями, защищаясь от невидимого удара, отпрянула к краю кровати и сжалась в комочек.
– Все хорошо, – спокойно повторял он тем же ровным тоном. – Спи, Джесси. Я буду с тобой. Спи.
Все еще всхлипывая, Джесси заснула с кулачком во рту. Он боялся дотронуться до нее. Боялся разбудить. Но будет ли она, проснувшись, прежней Джесси, а не перепуганной малышкой?
Джеймс подождал, пока она не заснет крепче, и притянул ее к себе. Этой ночью кошмар больше не повторился. Только сейчас до Джеймса дошло, что она видит этот проклятый сон каждый раз после того, как они любили друг друга. Нет, в первые два раза, когда ей не довелось испытать наслаждения, ничего не случилось, но с тех пор... это повторяется почти каждую ночь. И причина всему – полученное удовольствие? Джеймсу стало не по себе.
Утро выдалось ненастным и дождливым – ливень хлестал по окнам и крыше, деревья печально шумели, сгибаясь под порывами ветра. Открыв глаза, Джесси увидела Джеймса, сидевшего рядом. Сегодня он совсем не был похож на ангела. Скорее на очень встревоженного человека. Но Джесси думала о другом. Впервые она вспомнила все, что привиделось ей в кошмарах. Сев в постели, она повернулась к мужу и сказала:
– Джеймс, мистер Том был очень плохим человеком. Но дело не только в нем. Черная Борода. Пират Черная Борода. Я все поняла.
Глава 25
– Спирс, что вы думаете об этой чепухе насчет Черной Бороды? – спросил граф Чейз камердинера, благосклонно взиравшего на спящего Чарльза.
Джордж Рейвн не нашел этому никакого разумного объяснения (что было неудивительно при полном отсутствии воображения у эскулапа), только твердил о том, как через много лет у Джесси все прояснилось в голове.
– Настоящее имя пирата Черная Борода – Эдвард Тич. Очевидно, он и есть первопричина всего случившегося, – пояснил Спирс, откашлявшись. – Не знаю, понимаете ли вы, что я имею в виду.
– Ничуть, но это никогда не останавливало вас прежде. Продолжайте, Спирс.
– Да, милорд. Я обстоятельно поговорил с доктором Рейвном. Похоже, Джесси преследуют видения. Она, кажется, помнит жуткие подробности прошлого, которые молодой девушке лучше не ведать. Джесси не рассказывала о них никому, кроме Джеймса. Очевидно, много лет назад она сильно заболела в результате ужасного случая и, очнувшись, ничего больше не помнила. Мистер Баджер со мной согласен: чтобы выжить, ребенку просто необходимо забыть. Мэгги возражает. Она уверена, что лихорадка, перенесенная в детстве, подобно удару по голове, погрузила Джесси в небытие. А новый удар возродил воспоминания.
– А каково мнение Самсона? – осведомилась Дачесс, отодвигая в сторону крохотную, изумительно сшитую распашонку, которую, как предрек муж, Чарльз испортит в первые же полчаса, обслюнявив или срыгнув на воротничок.
– Мистер Самсон заявил, что все это чепуха. Джесси должна рассказать, почему тот чертов пират так важен для нее и как связан с давним несчастным случаем. Как вам известно, милорд, мистер Самсон не любит ходить вокруг да около и сразу пытается добраться до сути дела.
Дачесс даже бровью не повела, когда Эсме прыгнула ей на колени, свернулась клубком прямо на шитье и начала умываться. Графиня невозмутимо погладила кошку, которая так громко замурлыкала, что Чарльз немедленно проснулся, посмотрел на отца, потом на Спирса и издал оглушительный вопль.
– По-моему, молодой хозяин проголодался, – заметил Спирс, – и готов приступить к обеду.
– Маленький обжора, – проворчал Маркус. – Дачесс, я подержу проклятую Эсме, если ты позаботишься о Чарльзе.
– Делать нечего, – заметила Дачесс, поднимаясь. – Скоро приедут Джеймс и Джесси, и тогда мы все узнаем. Дорогой, боюсь, Эсме не станет лежать спокойно, пока ты ее гладишь.
Маркус в ужасе опустил глаза. Кошка шаловливо выпускала когти, пытаясь оставить отметину у него на бедре.
– Кошка и жена, – вздохнул он, почесывая шейку Эсме. – Частенько я не могу различить, кто поставил мне очередную метку.
– А ты, дорогой мой, – спокойно парировала Дачесс, наклоняясь, чтобы поднять вопящего сына, – зачастую не понимаешь, когда переходишь границы.
Маркус разразился громким хохотом, потревожив Эсме, которая немедленно вскочила, глубоко запустила когти в хозяина и негодующе удалилась.
– Погоди, Дачесс, придет и мой черед. Все, чего я добиваюсь, – чтобы ты хоть раз вышла из своего гнусного равновесия и на несколько минут лишилась этого мерзкого благодушно-невозмутимого выражения. Был бы счастлив видеть это хотя бы раз в неделю.
– Дачесс, милорд, – объявил Спирс, величественно выпрямляясь и оглядывая хозяина, ухмылявшегося, словно обжора перед подносом со сладостями, – собирается вскармливать грудью вашего сына. Следовательно...
– «Вскармливать», Спирс? Вы это из Библии взяли?!
– Сомневаюсь, Маркус, – бросила Дачесс, прижимая к себе Чарльза, – что ты распознаешь цитату из Библии, даже если тебе подсунут ее прямо под нос!
– Спирс, – едва выговорил Маркус, – вы выглядите ужасно смешным и взъерошенным, как только впадаете в ярость. Когда же вы поймете, что Дачесс не нуждается в вашей защите? Уходите. Оставьте меня в покое, наедине с этой негодяйкой кошкой.
Дачесс, смеясь, выплыла из комнаты. Спирс, преисполненный оскорбленного достоинства, последовал за хозяйкой.
Баджер подал Джесси блюдо из тонкого севрского фарфора. У Джесси потекли слюнки.
– О, ваши булочки со взбитыми сливками! Какое чудо! Если бы голова у меня все еще болела, то немедленно прошла бы при виде такого зрелища!
– Булочки известны своими целебными свойствами, – заметил Баджер, пристально вглядываясь в Джесси, и лишь спустя несколько секунд начал обносить остальных.