Гимн моей любви, стр. 1
Шерил Кушнер
Гимн моей любви
Глава первая
Зоуи Рассел прокрутила в голове сотни, нет, тысячи сценариев грядущей встречи с Райаном О'Коннором. Однако ни в одном из них она не представала с измазанным грязью лицом и тяжелыми наручниками на запястьях.
Зоуи посмотрела на свои руки, стараясь не думать об испорченном маникюре за двадцать пять долларов. Она понятия не имела, с чего вдруг Райан вернулся в Ривербенд, но на секунду ей показалось, что между ней и свободой стоит только он. Любое проявление слабости в его присутствии будет ошибкой. Нужно дать ему попять, что Зоуи Рассел не из тех, кого можно не принимать всерьез.
Зоуи расправила плечи, сделала глубокий вдох и, не сводя глаз с Райана, направилась к двери камеры.
— Это просто ужасное недоразумение.
Райан поднял бровь и потер подбородок указательным пальцем. Да, она уже успела заметить, что та самая сексуальная ямочка не исчезла. Как и маленький шрам от неудачно брошенного бейсбольного мяча. Он качнулся на пятках и улыбнулся.
— Все преступники так говорят.
От этой улыбки по спине Зоуи тут же забегали мурашки. Щетина на подбородке ничуть не портила впечатления. Этот мужчина буквально излучал сексуальность. Зоуи заставила себя сосредоточиться. Никаких проявлений слабости. Только не перед человеком, которого она когда-то считала своим лучшим другом, который разбил ей сердце и не понял этого. Именно тогда Зоуи поклялась, что больше никогда не растает от его улыбки.
Она не станет расстраиваться по поводу того, что ее прическа безнадежно испорчена, а эксклюзивному джинсовому комбинезону осталось лишь устроить пышные похороны. Придется забыть о желании произвести впечатление светской львицы. Зоуи промокла, устала, проголодалась и безнадежно опоздала на примерку платья к свадьбе своей сестры Кейт.
А по выражению лица Райана ясно, что у нее большие проблемы. Зоуи до сих пор не могла понять, почему из всех, кто участвовал в городском митинге, арестовали только ее. Она всего лишь выполняла свою работу: брала интервью у протестующих, собирала материал для утреннего канала «Пробудись, Америка».
— Ты же должен ловить преступников в Филадельфии, — раздраженно бросила Зоуи.
— Я выяснил, что наиболее интересные… — он сделал паузу, бросив на нее многозначительный взгляд, — преступники попадаются именно на юге Огайо.
— Я не…
— Прибереги свои объяснения для судьи. Я ознакомился с полицейским отчетом. Ты сопротивлялась. Ударила офицера…
— Он споткнулся и упал.
— А потом ты вываляла его в грязи.
— Он надел на меня наручники.
— И в конце концов вы оба оказались в пруду. Ходят слухи, что ваша цветная фотография украсит первую полосу завтрашней «Трибуны Ривербенда».
Зоуи перевела дыхание, пытаясь успокоиться и не думать о том, какой урон снимок может нанести ее карьере на телевидении. Встреча с Райаном стала для нее неменьшим потрясением, и ей необходимо взять себя в руки.
— У тебя, как всегда, неверная информация.
— Так просвети меня, мисс Нью-Йоркская Телезвезда.
— Я скорее соглашусь есть улиток.
— В городе имеется пара французских ресторанчиков. Я могу узнать, нельзя ли организовать доставку.
Зоуи едва не вывернуло наизнанку. Она ненавидела этих скользких и гладких тварей. И Райан отлично знал ее вкусы.
— Нет, — неуверенно проговорила она. Но затем, придав твердости своему голосу, добавила: — Но спасибо за заботу.
— Сложно, должно быть, задирать нос, когда ты вся в грязи.
Да он издевается над ней! О, если бы только Зоуи удалось избавиться от наручников, уж она бы стерла не сходившую с его лица идиотскую, но чувственную улыбку!
Терпение не относилось к числу ее добродетелей. Она зажмурилась и мысленно сосчитала до десяти.
— Если ты не собираешься помочь мне, убирайся.
Услышав громкий смех, Зоуи открыла глаза.
Райан пожал плечами и последовал ее совету, однако на полдороге задержался и, приподняв бровь, взглянул на нее.
— Эх. — Он покачал головой и пошел прочь.
— Я знаю свои права! — выкрикнула ему вслед Зоуи. — Вы должны предоставить мне один звонок. И адвоката. И я хочу поговорить с тем, кто здесь главный.
— Главный… — Райан вновь оказался перед ней, — это я.
Она уставилась на него, изо всех сил стараясь скрыть, что он опять застал ее врасплох. Но внутри у нее все задрожало. Райан О'Коннор — глава полиции Ривербенда? Последнее, что Зоуи слышала — конечно, чисто случайно, — было то, что ему выразили благодарность за героизм и с повышением в должности перевели в Филадельфию.
Так почему же он вернулся в Ривербенд? Не то чтобы его возвращение ее сильно волновало… или все-таки волновало?
Зоуи должна дать понять Райану, что они могут говорить только по делу. Она показала ему свои скованные запястья:
— У тебя нет оснований для ареста. Я не нарушала закон. Я хочу, чтобы с меня сняли наручники — и немедленно.
— Вообще-то, у меня есть основания. Нарушение общественного порядка, в чем, насколько я помню, ты всегда преуспевала. Ключ от наручников на дне пруда, — произнес Райан с преувеличенным терпением, которое, однако, не обмануло ее. Зоуи знала, что ему доставляет удовольствие то затруднительное положение, в котором она оказалась. — Мои сотрудники ищут его.
— Разве у вас нет универсального ключа?
— Мне сказали, что его потеряли в день открытия тюрьмы. Примерно… дай подумать… двадцать пять лет назад.
Она постаралась сохранить спокойствие.
— Ну а как насчет слесаря?
Райан пожал плечами:
— У него выходной. В пятницу они заканчивают в пять часов. Здесь тебе не Нью-Йорк. В Ривербенде никто не работает круглосуточно.
С улыбкой, обозначающей все что угодно, кроме извинения, он скрылся за углом.
— Подожди! Куда ты уходишь? — Зоуи неосторожно задела решетку своими наручниками. От грохота у нее запыли зубы. — Мы еще не закончили. Ты не можешь так просто уйти, Райан! Вернись!
Она была уверена, что слышала его смешок. Другого ответа не последовало. Да она, собственно, и не ждала. Здорово! Стать арестантом в тюрьме своего родного города, а надзиратель — не кто иной, как человек, к которому она ни за что не обратилась бы за помощью.
Прошло десять долгих лет с тех пор, как Зоуи видела Райана в последний раз. Но ей так и не удалось вытравить его из памяти. А теперь — внезапно, неожиданно — он врывается в ее и без того сложную жизнь. И на мгновение, короткое и нелепое, ей неудержимо захотелось задать ему тот самый вопрос, который оставался без ответа целое десятилетие.
Чудесно, что Райан не послушал ее и не вернулся. Бог знает, что бы она ему наговорила и что бы услышала в ответ.
Зоуи обвела взглядом камеру. Восемь на двенадцать футов. В ее квартире места гораздо больше. И не так холодно. На койке — плоская подушка и неаккуратно сложенное жесткое серое полотенце. Крошечное окошко, едва пропускающее солнечные лучи, было единственным источником свежего воздуха.
— И не забывайте о модных железных прутьях на окнах и дверях, — пробормотала Зоуи, дважды пройдясь по камере, прежде чем плюхнуться на койку.
Она уткнулась лицом в подушку, стараясь не думать о том, что в своей безумно дорогой нью-йоркской квартире чувствовала себя пленницей даже больше, чем здесь. Ей нельзя сейчас думать о Нью-Йорке. Или о любимой работе в качестве обозревателя на канале «Пробудись, Америка», которая все же понемногу начинала разъедать ее сердце и душу. Но Зоуи никогда не признавалась в этом ни коллегам, ни друзьям.
Все думали, что Зоуи довольна жизнью. Всего месяц назад они отмечали ее последнее достижение в одном из лучших клубов Нью-Йорка. Тогда она, простой репортер, получила вожделенное эфирное время на «Пробудись, Америка». Люди, от которых Зоуи годами не получала ни весточки, звонили или присылали электронные письма, прочитав о вечеринке в одном из разделов «Нью-Йорк таймс». Она так обрадовалась, когда увидела статью матери о себе на первой полосе «Трибуны Ривербенда» с не слишком оригинальным названием «Провинциалка выбилась в люди».