Моя пылкая любовница, стр. 16

Пусть виски заглушит эту горечь. Рейф осушил стакан и встал, чтобы налить себе еще.

— Следующим будет Мидлтон? — спросил Итан. Услышав это имя, Рейф сжал кулаки. Бертон Сент-Джордж, самый отъявленный мерзавец из этих четырех.

— Нет. Его я приберегаю напоследок. Когда с ублюдком будет покончено, я позабочусь, чтобы он узнал, кто повинен в его крахе. Я долго терпел, могу подождать и еще немного. Андерхилла судьба уже настигла, а теперь и Чаллонера тоже. Следующим будет Херст, а последним… Мидлтон.

Он буквально выплюнул это имя, словно не мог выдержать его на языке. Наливая добрую порцию виски в свой стакан, Рейф пытался успокоиться.

— Будь поосторожнее, — произнес Итан, встав с кресла и подходя к камину.

Сделав еще один глоток, Рейф поставил почти полный стакан на поднос.

— Постараюсь учесть твое замечание.

Итан вернулся к своему креслу и плюхнулся в него.

— Я слышал, завтра ты встречаешься с какой-то весьма соблазнительной вдовушкой. Думаю, тебе не помешает быть в отличной форме.

На этот раз Рейф посмотрел на него по-настоящему сердито.

— Мне казалось, Ганнибал уже научился держать язык за зубами. Похоже, мне опять придется с ним серьезно побеседовать.

— Не волнуйся. Он едва упомянул об этом и решительно отказался назвать ее имя. — Итан снова медленно затянулся сигарой. — И ты, конечно, тоже не захочешь меня просветить, да?

Рейф заметил поддразнивающий взгляд друга и успокоился, поняв, что его и Джулианны тайна не пойдет дальше этой комнаты.

— Нет, ни под каким видом. И буду тебе очень благодарен, если ты вообще забудешь об этой леди.

Весси вскинул золотистую бровь:

— Ну надо же! Должно быть, она совершенно особенная, раз уж ты ее так оберегаешь!

Особенная? Да, Джулианна Хоторн и вправду особенная, и даже более того. При мысли о том, что скоро он ее снова увидит, Рейф напрягся всем телом. Он представил себе, как будет восхитительно, когда она начнет извиваться под ним. Ее пьянящий аромат остался в сознании, как сильный наркотик, а на языке ощущался ее вкус, теплый и ароматный, как мед.

Поняв, куда завели его мысли, Рейф остановился и резко тряхнул головой, прогоняя грезы.

Глава 7

Когда Джулианна вошла в дверь дома на Куин-сквер, Рейф ее уже ждал и приветствовал таким ошеломительным поцелуем, что пульс у нее заскакал, как камешек по безмятежной глади озера.

Он медленно, мучительно оторвался от ее губ.

— Давай-ка снимем с тебя этот плащ и шляпку, — пробормотал он низким бархатным голосом.

И, не дожидаясь согласия, расстегнул накидку, сдернул ее с плеч и бросил на перила, слишком нетерпеливый, чтобы аккуратно вешать в шкаф. Потом снял с головы бархатную шляпку и пристроил ее на резное украшение там же, на перилах, так, что изумрудно-зеленые ленты шляпки болтались, как вымпелы. Джулианна сняла перчатки и отдала их Рейфу. Нетерпеливо положив их, он продел ее руку в свою и повел вверх по лестнице.

Шагая рядом с ним, Джулианна трепетала.

«Как все похоже сегодня, и все-таки какая огромная разница», — думала она.

В первый свой визит в этот дом она чувствовала себя очень скованно. Внутри у нее все переворачивалось от волнения, и только преданность семье вынуждала ее оставаться верной своему обещанию.

Но сегодня не было ни страха, ни сомнения. Они вместе вошли в гостиную, в воздухе которой витали сладкие и пряные ароматы.

Джулианна втянула ноздрями воздух и улыбнулась. Горячее вино с пряностями.

Рейф очень заботлив, подумала она, заметив небольшой медный кувшин, стоявший на решетке камина, чтобы его содержимое не остыло. Рядом стояли два изящных резных серебряных кубка, так и дожидавшихся, чтобы их наполнили. Кинув взгляд в сторону спальни, она увидела, что и там все подготовлено: уютно горит огонь, одеяло и простыни на кровати отогнуты.

«Боже милостивый, я его хочу!» Впервые в жизни она ждала, когда сможет лечь в постель с мужчиной, по-настоящему хотела всех тех интимных вещей, которые он будет с ней, вытворять, которые они будут делать друг с другом — в постели, средь бела дня!

От этой мысли у нее закружилась голова.

— Как прошло твое утро? — любезно поинтересовался Рейф, отпуская ее руку.

«Мое утро?» Зачем он спрашивает о таких скучных вещах, когда можно затащить ее в спальню и бросить на кровать? Может, думает, что ей опять нужно помочь расслабиться? В конце концов, это всего лишь вторая их встреча.

Он подошел к камину.

— Утро прошло чудесно, — ответила она, глядя, как Рейф наливает вино в кубок. — Я занималась обычными делами.

— Какими же?

— О, ничего особенного. Завтрак и утренние рутины. Сегодня, к примеру, я встречалась с экономкой, чтобы посмотреть меню на неделю и поговорить о делах прислуги. И немного рукодельничала.

Он протянул ей кубок.

— Вышивала, надо полагать?

— Да. Я вышиваю в подарок носовые платки. — Джулианна взяла кубок. Его мягкое тепло приятно согревало замерзшие пальцы. Она поднесла кубок ко рту и сделала глоток, наслаждаясь контрастом вкуса — сладко, но терпко, крепко, но мягко.

Рейф взял кубок у нее из рук.

— Иди сюда.

У Джулианны перехватило дыхание. «Он в самом деле хочет, чтобы я села к нему на колени?»

Рейф снова поманил ее и протянул руку. Джулианна долго смотрела на нее — сильная мужская ладонь, длинные изящные пальцы, умеющие доставить такое изысканное наслаждение.

Чувствуя, что коленки вот-вот подогнутся, она торопливо шагнула к нему и позволила усадить себя на колени. Он обхватил ее за бедра и подтянул поближе.

— Это даже лучше, чем я думал, — негромко пробормотал Рейф.

Значит, он уже давно хотел это сделать? От этой мысли соски напряглись, упершись в ткань лифа, и Джулианна поняла, что ей это нравится. Нравится и его несомненное возбуждение — мужское естество дерзко упиралось в ее бедро, но Рейфа это, похоже, ничуть не смущало.

Он погладил ее по спине, и от этой ласки где-то глубоко внутри возникло томление.

— Ну, а что изображено на твоих носовых платках? — полюбопытствовал он. — Может быть, цветы?

— Вообще-то я вышиваю монограммы для моего брата. У него скоро день рождения. Мне кажется, мужчине всегда требуются носовые платки.

— Очень верно. Самый подходящий подарок, тем более сделанный своими руками. — Рейф наклонился и прижался губами к ее шее. Пальцы его скользнули вверх и начали расстегивать пуговки на платье.

Ресницы Джулианны затрепетали.

— А какой цвет ты выбрала? — Еще одна пуговка выскочила из петли.

— Синий, — выдохнула она. — Он нравится брату.

Он погладил ей шею сзади, потом проложил дорожку из поцелуев от шеи к уху, прихватил ушную мочку зубами и легонько прикусил.

Джулианну словно всю охватило пламенем — до кончиков пальцев на ногах. Она выгнулась и почувствовала, что его естество сделалось еще тверже.

— А какой цвет предпочитаешь ты сама? — пробормотал он ей в ухо. — Какой у тебя любимый?

Расстегнутый лиф провис, бархатные рукава собрались у локтей.

— Я… люблю п-пурпурный. Пурпурный, да.

— Страстный царственный цвет. Одобряю. Как-нибудь ты должна прийти ко мне в пурпурном платье. В нем ты будешь ослепительна.

Его пальцы быстро и ловко двигались по шнуровке корсета.

— А любимое блюдо? Есть что-нибудь, против чего ты просто не в силах устоять?

Голова у нее кружилась от попытки следить за нитью разговора, а тело захлестывали примитивные желания.

— О, я… не знаю. Я много чего люблю.

— Выбери что-нибудь одно.

Видимо, корсет расшнурован, потому что вдруг перестал давить на тело. Джулианна отчаянно пыталась вспомнить.

— Шоколад. Я люблю шоколад. И часто пью го-горячий …шоколад… на завтрак.

Он начал целовать ее вдоль ключицы. Очень обольстительно.

— Мог бы и сам догадаться.

— О чем?

— Что ты любишь горячий. Горячий, исходящий паром, густой.

Что-то внутри у нее содрогнулось.