Магия лета, стр. 33

Миссис Дженкинс покачала безукоризненно причесанной седой головой. Она не решилась высказаться до конца. так как привыкла проявлять лояльность по отношению к хозяевам, кроме того, Отис, старый упрямый осел, мог случайно обмолвиться о ее сетованиях маркизу.

«Ничего, я привыкла действовать самостоятельно», — подумала она и поспешила прочь.

Фрэнсис присоединилась к мужу и свекру за ужином, но за весь вечер не проронила ни слова. Маркиз распространялся о делах давно минувших дней: о скандалах, в которых было замешано то или иное громкое имя, и состояниях, обретенных или утраченных за карточным столом, — и она слушала его затаив дыхание.

Хок тоже впал в молчание, стоило ей появиться в столо-вой. За весь ужин он едва ли бросил взгляд на жену. Маркизу ничего не оставалось, кроме как болтать за троих сразу. И отличие от сына он никогда не служил в армии, но это не мешало ему иметь чутье на заранее обреченное мероприятие (как генералу — на возможное поражение). Он начал бояться, что завтрашний званый ужин провалится с треском.

Как только представился удобный случай, Фрэнсис ускользнула из-за стола. Горничная сидела у камина, с аккуратностью зашивая разошедшийся шов на одном из жутких платьев Фрэнсис.

— Не стоит так стараться, Агнес. Оставьте все как есть и идите.

— Вы ожидаете новые туалеты, миледи! — просияла горничная.

— Нет. Ради Бога, уходите, Агнес!

Некоторое время она лежала без сна в ожидании звука открывающейся двери и сумела даже не вздрогнуть, когда он наконец раздался.

— Фрэнсис?

— Я здесь. Одну минуту, милорд, сейчас я подниму для вас рубашку, — сказала она пустым, монотонным голосом.

— Фрэнсис… хм… дело в том… — виновато начал Хок, которого словно окатили ушатом ледяной воды.

— Я все понимаю, милорд: вы хотите, чтобы я забеременела. Я готова. Прошу вас, постарайтесь поскорее покончить с этим.

Так он и поступил. На этот раз он не забыл про крем и больно ей не было. Она ни разу не шевельнулась и не сказала больше ни слова. Как только все кончилось, Хок поспешил вернуться в свою спальню.

Только позже, лежа в постели, он понял, что так и не коснулся груди жены.

Званый вечер не провалился, как того ожидал маркиз. Лорд и леди Буршье прибыли из Сэндбери-Холла немного раньше назначенного времени, и Алисия (добрейшая из жен-шин, благослови ее Бог!), преодолев первый шок, сделала все от нее зависящее, чтобы подружиться с Фрэнсис. Что касается Джона, если бы обстоятельства потребовали, он взялся бы очаровать и гремучую змею. Маркиз тоже был в ударе.

Фрэнсис держалась так незаметно, что порой казалось, что ее просто-напросто нет за столом. Во время протяженного ужина Хок невольно представлял на ее месте Виолу или Клер. Уж они-то не посрамили бы чести хозяйки дома. Каждая из них воспользовалась бы случаем разодеться в пух и прах, каждая лезла бы вон из кожи, чтобы завязать с соседями дружбу.

Что ж, он упустил этот шанс. Оба шанса. Он предпочел жениться на Фрэнсис, которая ничего не чувствовала к нему, кроме отвращения.

Гости отбыли, и он, пожелав отцу доброй ночи, угрюмо поднялся по лестнице. Очевидно, жена хотела поскорее спровадить его из Десборо-Холла. Что ж, в этом их желания совпадали.

Но почему ей было не приложить усилий к тому, чтобы выглядеть более презентабельно? Когда все они перешли после ужина в гостиную и маркиз попросил Алисию спеть что-нибудь, Хок, затаив дыхание от страха, ждал, что отец обратится с той же просьбой к Фрэнсис. После Алисии, которую Бог наградил чистым музыкальным голосом и прекрасным слухом, выступление Фрэнсис напомнило бы визг перееханной колесом собаки. Он послал горячую мольбу небесам, когда маркиз расшаркался перед невесткой, и мольба эта была услышана. Фрэнсис отказалась петь все тем же монотонным голосом, к которому он начал привыкать

Похоже, она была полностью лишена чувства собственного достоинства. Хок с самого начала считал ее застенчивой и неловкой, но постепенно склонился к мысли, что серьезно недооценил недостатки жены. Она была застенчивой до такой степени, что казалась совершенно неотесанной.

Хок тяжело вздохнул, отпустил Граньона и разделся

— Вы снова здесь, милорд? — равнодушно спросила Фрэнсис, когда он прошел в ее спальню. — Разве ужин не утомил вас?

— Не настолько! — огрызнулся Хок.

— Очень хорошо, — сказала она голосом до того унылым, что он не выдержал.

— Неужели тебе было трудно вести себя хоть, немного любезнее? Это ведь были мои друзья! И они оба так старались понравиться тебе!

— Да, они очень приятные люди.

И это было все. Хок присел на кровать, чувствуя. как матрац легонько колеблется: Фрэнсис поднимала подол ночной рубашки. Внезапно он почувствовал себя очень несчастным. Это в конце концов несправедливо! Жизнь не может быть такой унылой, такой безотрадной! Он сгорбился, зажан ладони между колен.

— Я бы предпочел, чтобы наши отношения были получше…

— А я бы предпочла, чтобы между нами не было вообще никаких отношений, — ровно ответила Фрэнсис.

— Тебе недостает «Килбракена»? —Да.

— Прости, но…

— Да, — перебила она с глубоким, невыразимо печальным вздохом, — всегда есть какое-нибудь «но». Я очень устала, милорд. Нельзя ли поскорее покончить с тем, за чем вы пришли?

— Разумеется.

Желание войти в нее немедленно наполнило Хока, он вздохнул с облегчением: в нем начал развиваться страх перед импотенцией. Если бы это случилось, он был бы полностью уничтожен. В момент семяизвержения он как будто расслышал приглушенное рыдание и замер, почти забыв про облегчение, которое испытал. Ей что же, все-таки больно? Невозможно было определить это в полнейшей темноте. Зачем только он позволил себе забыться, погрузиться поглубже — ведь она была такой узкой! Но он не сумел выдавить из себя вопрос, все ли в порядке, боясь услышать равнодушный, лишенный всякой эмоциональной окраски голос, произносящий очевидную ложь.

Когда он отстранялся, она вновь передернулась.

Фрэнсис не шевельнулась до тех пор, пока муж не вышел из спальни. Дверь захлопнулась с мягким стуком, словно на свежую могилу упала надгробная плита.

На этот раз ей совсем не было больно. Она могла бы встать и вымыться, но осталась в постели, чувствуя глубочайшее безразличие ко всему. Ей не было больно, но в том, что только что случилось, не было ничего человеческого.

Фрэнсис заглянула в будущее — и отшатнулась. Перед ней простиралась вдаль дорога пустоты и одиночества. Мужчина, с которым ее связала судьба, мог время от времени приходить к ней в спальню, чтобы зачать очередного ребенка. Ничего более волнующего ее не ожидало.

Она повернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Как она хотела вернуться в «Килбракен»! Только там она могла быть собой, могла смеяться, шутить, лечить домашний скот, плавать в озере, лежать голышом под горячим солнцем где-нибудь в чаще вереска. Она могла быть свободной в Шотландии!

«Что же ты ноешь теперь, когда твоя затея принесла плоды? Скоро твой муж в спешке покинет поместье, потому что не может видеть тебя, не говоря уже о том, чтобы проводить время в твоем обществе. Разве не этого ты хотела?»

Он был прав, этот въедливый голос рассудка: свобода была близка. Вот только… что с ней делать, с этой свободой?

Наступившее утро не улучшило настроения и не принесло ответа. Надежда на верховую прогулку и та померкла, как только Фрэнсис вспомнила, что накануне за ужином муж не обратился к леди Буршье с просьбой одолжить амазонку.

Глава 11

— Нет! — сказал Хок.

— И это все, что ты можешь сказать? Ты приводишь самое хилое оправдание, которое только можно себе вообразить, а на все уговоры отвечаешь просто «нет»?

— Вот именно.

Если бы можно было испепелить взглядом, подумал Хок. у ног отца уже лежала бы кучка пепла, оставшаяся от его наследника.