Ларец Самозванца (СИ), стр. 70
— Ларец! — громко и отчётливо повторил Марек. — Странно, что его не нашли… Он, в общем-то, не особо и спрятан был! Я-то нашёл…
— Ты! — усмехнулся пан Роман, не отказав себе в удовольствии подколоть мальчишку. — Ты — проныра, в любую дырку, в любую щель пролезешь! Ты, Зарина, слушай да запоминай! Тебе не ангелочек достаётся! Я иногда думаю, что в Мареке слишком много от чёртика… по крайней мере, для христианина!
— Ничего! — кровожадно заверила Зарина, потупив, однако, скромно глазки. — Я его перевоспитаю… Если получится!
— Марека? — удивился пан Роман, с приязнью глянув на невесту своего слуги. — Ну, не думаю! Он у меня уже пять лет, с десяти. Его матушка, моя кормилица, решила пристроить своего младшего получше. Ну, и просила заняться его воспитанием МЕНЯ. Пять лет мучаюсь! Никакого уважения к старшим! Выпороть бы, так ведь жалко!
Марек стоял мрачный, впервые не усмехаясь польщёно шуткам господина. Это приятно, когда так «хвалят» при мужчинах. Тогда можно и попову дочку, и племянницу ксендза и невестку раввина, им соблазнённых, вспомнить. Можно и про сгоревшую из-за мелкой шалости Марека скирду свежевысушенного сена вспомнить… пан Роман тогда немало серебра вынужден был отдать. И про выпущенную в невод с рыбой щуку. Невод такую зверюгу удержать не смог, а предварительно она пообгрызла там половине рыб — кому головы, а кому только хвосты. Правда, тогда ему всё сошло с рук, да и пан Роман узнал о том, кто во всём повинен спустя пару месяцев, когда наказывать было уже поздновато… Таких историй ещё много можно было рассказать, да пан Роман пощадил своего отрока. Тем паче он покраснел и смотрел так умоляюще… так умоляюще… Прям до кишок затронул доброе сердце пана!
— Ладно, нашёл ты ларец! — сурово, сдержав рвущуюся наружу улыбку, сказал пан Роман. — Куда дел-то?
Марек почему-то вздохнул тяжело, глядел на него робко:
— Так это… на воз и спрятал! Среди других вещей!
Пану Роману почему-то тяжело стало дышать, да и ноги не держали. Стараясь не думать о худшем, он медленно сел на тюки.
— Куда? — перехваченный спазмом голос отказывался звучать в полную силу. — В какой из них, Марек?!
— Так… — Мареку сегодня явно приходилось туго, голос его звучал смазано и неуверенно. — Так в первый же воз! Туда, где твоя утварь лежит, господин!
Пан Роман медленно потёр лоб дрожащей ладонью. Ему было дурно, воздуха не хватало, а перед глазами мелькали красные круги. Господи, если только этот проклятый московит упился!!! Да сейчас, дождёшься… Пан Анджей, как ни старался, а первым ткнулся рожей в тарелку. Теперь проклятый сотник соперничал с Андреем Головнёй. Вот этого славного казака ещё никто перепить не мог! Никто. Никогда. Возможно, московит будет первым.
— Быстрее! — отчаянным шёпотом велел он. — Может, удастся перепрятать… Боже, я даже не знаю, что делать!!! И Анджей, как назло — пьян как собака!
Он снова обхватил руками голову, никак не способный придумать хоть что-то, способное спасти его от позора клятвопреступления. Боже, какой позор! Славный род Смородинских, двести лет преданно служащий королям Речи Посполитой — с короля Александра-Ягайлы, никогда прежде не знал такого! Боже, Боже, Боже… Да что же делать то?!
— Пан Роман, а может — ну его? — робко спросил Марек. — Ну не знал ты, чтоя там положил… господин!
— Знал, не знал… всё равно чести урон! — хмуро сказал пан Роман. — Нет, на тебя-то я не сержусь. Ты, Марек, нашёл то, что я очень хотел найти. Теперь только и надо — понять, что делать дальше…
Марек только руками развёл. Тут он был господину не помощник. Вряд ли самые гениальные его идеи пришлись бы по душе пану Роману…
— Ну, ничего… — пробормотал пан Роман, задумчиво изучая стену перед собой, на первый взгляд ничем особенным не выделяющуюся. — Не я, так пан Анджей что-нибудь придумает!
3
— Эй ты… лях поганый! — пьяным голосом окликнул мирно дремавшего рожей в мясной подливе пана Анджея, Павло Громыхало. — Ты что, не слышишь меня?! У, дурень! Кто ж так пьёт, коли не умеет?!
Пан Анджей и впрямь перестарался, и ныне — храпел, отчаянно и оглушительно, пуская слюни, дыша ртом… нос, обожжённый раскалённым стволом пистоля, по-прежнему отказывался нормально функционировать и дышать славный шляхтич мог только через рот. Через рот или через другое место… ведь давно небритой рожей пан Анджей был в соусе!
— Вот ведь, а ещё спорил! — удивился сотник Кирилл, весело ухмыльнувшись. — Говорил ведь я, с русским воином никакой лях не справится… по крайней мере, в питии!
— Ну, я-то не лях! — возразил ему Андрей Головня, твёрдой рукой наливая себе в кувшин густой, как сироп мальвазии. — Ты — будешь?
— А то как же! — удивлённо протянул Кирилл. — Лей, не жалей! Доброе вино… твой пан его бочонка два прихватил, а этот… лях, так и вовсе полдюжины!
— Да, пан Анджей знает толк в вине! — дружелюбно согласился Головня. — Наш пан Роман — не таков! У него поменьше опыта в питии.
— Да, я заметил, что он предпочёл сбежать! — насмешливо припомнил Кирилл. — Гляди-ка, сколько уже место пустует. И боярыня наша — сбежала! Ладно, пусть милуются голубки… напоследок!
В зале стоял шум, почти никто уже не говорил шёпотом и каждый — пытался перекричать собеседника. Однако вошедший в этот момент в зал пан Роман каким-то чудом услышал слова сотника и, встав против него в нескольких шагах, холодно поинтересовался:
— Это как?
— Как, как! — немедленно подпустив холода и в свой голос, ответил ему Кирилл. — Так! Она — мужняя жена боярина Ильи Совина. Жена перед Богом и людьми! Ты — православный… как станешь жить с ней? Во грехе? Если у вас и будут дети, они будут байстрюками! Незаконнорожденными! Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы род твой пресёкся? Чтобы не было больше на земле его? Тогда вези её к себе, в Смородиновку! И послушай, что скажет тебе твой священник! Вряд ли это будет благословение святой церкви…
Пан Роман смертельно бледнел с каждым словом и судорожно сжал в ладони рукоять кончара.
— Ты закончил? — тяжело спросил он, когда московит умолк. — С чего ты решил, что имеешь право говорить мне такие слова? Кто ты такой, чтобы судить меня? Кто ты такой, чтобы судить ЕЁ?!
— Я-то? — просто спросил Кирилл. — Меня послали за ней. Думаю, я привезу её обратно…
— Послушай, сотник! — отчаянно сказал пан Роман, делая шаг вперёд и цепко хватая его за плечо. — Только послушай, потом будешь возражать!
— Да слушаю я тебя, слушаю! — скупо усмехнулся Кирилл.
— Тебя ведь твой царь за чем посылал? За ларцом! Так?
— Так…
— За Татьяной он тебя не посылал! — за Кирилла закончил пан Роман. — За ней тебя её муж, сам боярин Совин послал! Ну, так ведь и Бог с ним, с боярином! Что он тебе?
Кирилл ещё мрачнее усмехнулся:
— Хорош я буду, если не привезу ни ларца, ни бабы! Царь ладно, он ещё и не царь… если не повенчался спешно, пока ещё какого претендента не нашли. А вот боярин Совин… с ним мне ссориться не резон. Тем более, если без ларца вернусь! Он сейчас многое может, за ним — городовые казаки и стрельцы. За ним — тысяча воинов и он куда ближе меня к царю Василию!
— Он прав, мессир Роман! — внезапно подал голос сидевший вне подиума, но, тем не менее, прислушивающийся к разговору лекарь Иоганн Стефенссон. — Нельзя ж и на ёлку влезть, и штаны не ободрать… Так у вас, московитов, говорят?
— Приблизительно! — буркнул Кирилл, напряжённо следя за тем, как изменяется лицо пана Романа, как на нём отражаются перипетии борьбы, происходящей в глубине души молодого шляхтича.
— Так я и говорю, надо делиться! Либо ларец, но его нет, либо — девка! — докончил свою мысль лекарь.
— Так ведь ларца — нет! — напомнил ему Андрей Головня, даже не представляя при этом, какую бурю поднял в душе пана Романа
— Раз ларца нет, остаётся одна только панна Татьяна! — оторвав рожу от тарелки, промычал пан Анджей. — Надо бросать жребий!