Ларец Самозванца (СИ), стр. 55

Тут он раскрыл свою сумку с инструментами и добыл оттуда, как из сказочной сумки-без-дна огромный шмат сала, ароматно пахнущий, свежий каравай хлеба и небольшую бутыль зелёного стекла.

— О! — ожил пан Анджей. — Так ты и впрямь не предатель?! Молодец, мессир Иоганн! Просто молодец… Только что ж ты вино такое кислое взял?!

— А тебе, конечно, мальвазию подавай! — буркнул, нехотя подымаясь с пола, пан Роман.

Поесть им, однако, не дали. Вновь раздались шаги и, прежде чем они успели спрятать еду, дверь раскрылась.

Сначала внутрь вошли восемь одетых в тегиляи разбойников. Каждый был прекрасно вооружён и явно находился наготове. Неудивительно… даже безоружные, пан Роман и пан Анджей немало костей наломали в той драке.

Следом за вооружёнными разбойниками, внутрь вошёл ещё один, словно для контраста — безоружный и бездоспешный. Черноволосый, смуглый как ногай, весь одетый в чёрное, он выглядел странно и необычно.

— Ты — Ворон! — вставая в полный рост, сказал пан Роман.

— Да, я Ворон! — спокойно и даже миролюбиво подтвердил тот. — Я — владыка, царь и Бог здешних земель. Я — вождь тех людей, которых вы убили, мститель за их невинно погубленные души…

— Это у разбойников-то души невинные?! — взвился пан Анджей и тут же захлебнулся кровью из разбитых губ — один из разбойников коротко, без замаха, ударил его рукоятью бердыша в лицо.

— Зря ты так, Барсук! — холодно сказал Ворон. — Я приказа не отдавал. Когда уйдём, отправишься к Ломану, пусть даст тебе десяток плетей за своеволие!

— Воля твоя, Ворон! — благоговейно выдохнул Барсук, выкатывая глаза как у рака — от усердия.

Коротко кивнув, Ворон счёл для себя вопрос закрытым и снова взглянул на пленников.

— Что же мне с вами делать… — протянул он, будто в задумчивости. — Ну, ладно! Хоть вы и убили многих моих людей, убивать вас не стану. Слишком дорого вы мне обошлись! Продам! Татарам — в Крым, или прямо туркам, мне всё одно. Вы-то сами кого предпочитаете? Или, может, у кого-то из вас есть родственники, чтобы выплатить за вас выкуп? Я много не запрошу, добрый что-то… Только ты не дёргайся, сиволапый! От тебя ж за версту казачьим духом несёт, да ещё с берегов вольной Волги-реки! Так что сиди уж… гуляка! К татарам пойдёшь! Нет, лучше всё же к туркам — им всегда на галерах гребцы выносливые нужны. Да опытные! Ты же умеешь грести?

Дмитр ответил так грубо, как только сумел.

— И ты не трепыхайся, лекарь! — коротко глянув на бледного, как полотно, мессира Иоганна, сказал Ворон. — Лекарь, да ещё такой добрый, мне нужен. Так что ты — остаёшься! Радуйся! Скоро ты увидишь, как высоко вознесётся Ворон!

— Среди нас есть женщина… — запнувшись, сказал пан Роман. — Она — знатного рода и замужем за знатным боярином из Москвы! За неё дадут хороший выкуп!

Ворон оскалился, показав жёлтые, редкие, кривые зубы… так, по крайней мере, показалось пану Роману.

— Есть! — согласился он радостно. — Ну, с ней я торопиться не буду. Для начала, сам позабавлюсь, а потом уже и мужу можно отдавать… если возьмёт!

Пан Анджей коротко бросил несколько своих любимых слов, от которых Ворон мгновенно пришёл в ярость. Но прежде чем он успел отдать приказ, каким бы ни было его содержание, с пола в его сторону метнулась тёмная тень…

Пан Роман к концу разговора вновь обессилел и вынужден был усесться, хотя это и было против его чести. Однако, услышав про свою возлюбленную такие слова, он внезапно обрёл эти самые силы и коротким, яростным прыжком прямо с пола достал до Ворона, в конце своего полёта врезавшись ему головой в живот.

Бедняга Ворон, успев только всхлипнуть что-то неразборчивое, оказался похороненным под паном Романом, так что его охранники начали действовать самостоятельно…

То, что никого не убили, великое счастье. Видимо, смерть показалась им слишком лёгкой карой для оскорбителей самого Ворона… Или же, дисциплина в «войске» Ворона и впрямь была столь высока, что без его слова никто не посмел прервать их жизни. Били, правда, со вкусом и пану Роману вскоре небо показалось с овчинку. Досталось и пану Анджею, отчаянно отбивавшемуся и свалившемуся только после крепкого удара обухом по лбу и мессиру Иоганну, который драться не собирался, но всё равно получил полную порцию плюх. Досталось даже Дмитру, который вообще здесь был ни при чём!

Взревев от несправедливости и обиды, Дмитр бросился в драку. Даже когда его скрутили, он пытался вырваться и при этом завывал, как дикий зверь. Бык там, или козёл… Двое расшибли себе кулаки об его дубовый лоб, третий, не успев увернуться, получил затылком в нос. Затылок выдержал. Нос хрустнул…

Дмитр свалился последним, но, уже теряя сознание, он ещё видел, как, ругаясь и подсчитывая синяки и ссадины, уходили наверх тати. Ворона, неверно стоящего на ногах, уводили под белы руки, заботливо уговаривая. Потом отключился и казачий атаман…

7

— И это — твои развалины? — мрачно спросил Кирилл, исподлобья оглядывая «развалины», вырастающие будто из воды саженей на двенадцать-пятнадцать. — Ничего себе — развалины! И как к ним прикажешь подбираться? Там же вода кругом! Болото!

— Так, это… — промямлил Яцек, виновато и испуганно покосившись на страшного московита. Плечо и тёплый бок Зарины рядом, впрочем, слегка приободрили его, и Яцек уже в полный голос сказал. — Дамба же есть! По ней можно…

Зарина рядом тихо вздохнула. Марек посмотрел презрительно, как на идиота.

— Говорил же, мне надо было идти! — со вздохом, обращаясь напрямую к Зарине, сказал он. — Разведчика нашла…

— Дамба наверняка под присмотром! — сказал сотник. — Впрочем… Если другого выхода не останется, будем атаковать через дамбу. Однако не хотелось бы. Что думаешь, Прокоп?

— Это — монастырь! — сказал Прокоп веско.

— Вот спасибо, просветил! — ухмыльнулся Шагин. — А мы думали, это — Кремль!

— В монастырях обязательно бывают подземные ходы! — Прокоп проигнорировал выпад Шагина, как если бы его не было вовсе. — Надо бы поискать…

— Времени нет, Прокоп! — поморщился Кирилл. — Вот если б хотя бы сутки… Но мы столько стоять здесь не можем. Нас — мало, меньше чем татей. Каковы бы они ни были — как воины, они знают этот лес, здесь наверняка масса ловушек. Да в конце концов, открытым приступом нам этот твой монастырь не взять! Он и впрямь как замок!

— Я знаю, что делать, сотник! — вмешался помалкивавший обычно Михайло Турчин.

— Ты?

— Я! Не забывай, я — запорожский казак. Мы и не такие лужи переплывали!

— Ну, говори! — заинтересованно сказал Кирилл.

— У моих хлопцев есть бурдюки. Немного, но два десятка наскребём. Ну, а переправиться на них — дело плёвое. Переплывём! Здесь и всего-то гребков сто надо сделать! Получаса в воде не проведём! Тем более — лето. Вода тёплая.

— Как парное молоко! — проверив на всякий случай, подтвердил Павло Громыхало. — Чур, я иду!

— Нет! — покачал головой Кирилл. — Пойду я. Ещё охотников набрать — по числу бурдюков. Ты атакуешь по дамбе, как только я подам сигнал от ворот. И полно спорить — я решил!

Несмотря на всю его твёрдость и на то, что бурдюков было всего лишь восемнадцать, охотников идти нашлось куда больше. По правде сказать, вся сотня вознамерилась идти! Другое дело, большинству пришлось довольствоваться отказом…

Спустя долгих полчаса, полуголый Кирилл вошёл в воду. Пистоли и саблю он устроил на бурдюке, без доспеха придётся обойтись… Следом за ним, в воду вошло ещё семнадцать человек — шестнадцать охотников — казаков и ратников и Шагин, никому не позволивший обскакать себя. А вода и впрямь была как парное молоко! Изумительная, нежная, ласковая, она обнимала и убаюкивала… Другое дело, воняло от неё уже не озером — болотом, преотвратно. Ну, да ничего. Воинам ещё не в таком… дерьме… купаться приходится! И чаще всего — не по собственной воле. Охотники, плывущие рядом с Кириллом, равно как и сам сотник, могли утешать себя хотя бы тем, что они полезли в воду по собственной воле.