Ларец Самозванца (СИ), стр. 31
Пан Роман, однако, был хмур. Не подходило это место для прекрасной Татьяны, совсем не подходило!
— Еды! Вина! Пива! Корма лошадям задать! — резко, отрывисто приказал он шинкарю. Тут, старательно выбирая места, чтобы не запачкать подола и красивых тимьяновых сапожек, к нему подошла Татьяна и пан Роман, вспомнив их разговор прошлой ночью, добавил нехотя. — Баня-то есть? Истопить!
На лице шинкаря отразилось такое отчаяние, что стало ясно — всё и сразу исполнено не будет. Однако возражать он не осмелился, убежал стремглав. Спустя некоторое время, визжа и хватаясь за ушибленные места, из шинка выскочили служанки. За ними, со скалкой в руке, гналась дородная, поперёк себя шире, но ещё вполне молодая еврейка. Не иначе — хозяйка, жена или дочь шинкаря.
— Быстро, быстро, твари! — орала она, растрёпанная, похожая на ведьму. — Ай…
Дальше посыпалась отборная еврейская ругань, ляхам и литвинам непонятная, но зато заставившая крякнуть от восторга старого знатока Даниила. Он как раз тихонько пристроился за левым плечом спешившегося пана Романа…
— Ай! — ещё раз, уже на два тона ниже, сказала жидовка. — Ай. У нас гости. Мойша, старый ты дурак! Что ж не сказал, что такие моцные паны?! Ой, вэй, бедная я женщина! Ленка, Тонька — ловите курей! Поросят тащите!..
Тут она внезапно поперхнулся на полуслове и начала медленно краснеть… Пан Анджей, любитель как раз таких женщин, подогнал своего першерона, считай, что в упор и пристально изучал ту часть огромной груди, что выглядывала в вырез грязной рубахи.
— Моцный пан чего-то желает? — робким голоском этакой голубицы, пролепетала жидовка. — Я — Сара! Сара моё имя… Мой муж тут шинкарь, а я ему по хозяйству помогаю… немного.
— Да? — мартовским котом промурлыкал пан Анджей. — Тогда, наверное, ты можешь проводить меня в погреб, где вина хранятся! Ну-ка!
Он довольно ловко спрыгнул — даже не шлёпнулся на четвереньки, как обычно случалось, когда он пытался проявить молодечество. Кончар, правда, зацепился за стремя, и борьба с собственным оружием слегка испортила эффект, произведённый его прыжком. Однако, когда пан Анджей, приобняв жидовку за мягкие части, повёл её куда-то за шинок, мало кто в отряде усомнился, что победа будет за благородным шляхтичем. Чай не впервой!
Внезапно Марек чуть слышно хохотнул за спиной у пана Романа, который с некоторой завистью, смешанной с досадой, следил за приятелем.
— Что ты? — не оборачиваясь, поинтересовался пан Роман.
— Да эта… Ракель, что ли? Смотри, господин, как она на новую любовь пана Анджея смотрит! Как рысь! Того и гляди, когти выпустит, да прыгнет!
— Да и пусть её! — пожав плечами, ответствовал пан Роман. — Пойдём, что ли, госпожа моя!
Татьяна, опершись на его руку, вошла в шинок.
По двору, заполошно кудахча, метались курицы, за которыми, кудахча не менее шумно и дурно, носились служанки. Шинок медленно наполнялся жизнью. Что-то с грохотом опрокинулось в погребе…
2
Подтянув шаровары и затягивая потуже пояс на обширном пузе, пан Анджея с удовольствием и некоторой долей желания обозревал тело, белеющее наготой на мешках с репой. Да, место было не слишком романтичное, да и тесновато… Но жена шинкаря старалась в меру своих сил, пан Анджей мог быть доволен. Он и был доволен, чёрт побери! С момента выезда из Москвы, у него не было нормальной женщины. Эта дура, Ракель, царапалась и кусалась, визжала как кошка… В общем, одолев её сопротивление, пан Анджей так устал, что уже ничего не хотел. Вот сейчас — другое дело. Бедняжка Сара, не выла, хотя царапалась…
и сделала всё, чтобы он был доволен… и сейчас, вполне заслуженно, отдыхала, бесстыдно раскинув толстые ноги и нисколько не озаботившись тем, чтобы хотя бы прикрыться.
— Одевайся! — с неожиданно нахлынувшим раздражением сказал пан Анджей. — Муж ждёт!
— Да пусть ему крыша на голову свалится! — разразилась проклятьями жидовка. — Да чтоб он… Прости, мой господин… Наболело! Видишь ведь, шинок наш пришёл в упадок, во дворе — только грязь да куриный помёт, в сарае — лишь две коровы, а не дюжина, как бывало. Погреб, и тот пустой! Последнюю мальвазию выставим, чтобы вас, моцные паны, удоволить! Да я ради этого ничего не пожалею!
— Баню стопи! — буркнул пан Анджей, слегка смягчившись. — Попаришь потом, зайдёшь! Иди, иди!
Жидовка выскользнула, игриво зацепив по пути бедром. Пан Анджей, которого это прикосновение неожиданно взволновало, двинулся, было, следом… но в последний момент себя сдержал и пошёл в зал. Силы, так обильно потраченные, совершенно не лишним было бы подкрепить.
В зале было душно, стоял крепкий запах пота, ещё пахло пролитым пивом, жареным мясом и грязными портянками. Орлиным взором окинув зал и отметив, что бедняги жиды отсажены куда подальше, пан Анджей шагнул вперёд. Кажется, кто-то крикнул ему «осторожно», но было уже поздно. Нога пана Анджея, скользнув по чему-то жидкому, поехала вперёд, вторая осталась на месте, и пан Анджей под треск разрываемых портов плюхнулся со ступенек вниз. Колобком перекатившись через голову и ещё не очухавшись, он сразу же вскочил на ноги… Почему-то никто не осмелился смеяться над ним. Даже пан Роман. А Яцек, побледнев, вскочил с места и бросился с платком наперевес — отчищать белесые комочки, покрывшие новый кафтан его господина. Комочки эти издавали резкий и отвратный запах. Как будто это было блевотина… Блевотина?! Пан Анджей почувствовал, что его самого начинает поташнивать.
— Где здесь вода? — напряжённым голосом спросил он, лихорадочно отыскивая другой выход из зала, чтобы не пришлось шагать по размазанной по полу массе.
— Здесь, господин, здесь! — подхватив его под локоть, под его наиболее чистую часть, Яцек повёл разгневанного пана подальше от стола. А то что-то некоторые лихие шляхтичи зеленеть начали при виде своего командира…
— Ну, что ж! — сказал пан Роман, наконец-то получив возможность ухмыльнуться пошире. — Наш драгоценный пан Анджей в очередной раз влип в историю… Надеюсь, мы все сохраним молчание о ней, так как это не тот случай, разглашение которого не порушит чести!
Что шляхтичи, что казаки, все поддержали его речь одобрительными выкриками. И впрямь, позор — измазаться в блевотине — слишком велик, чтобы пан Анджей, с его-то гонором, пережил его бесследно. Другое дело, он вполне может обрушить свой гнев на того, кто разболтает эту историю… А в гневе пан Анджей был страшен! Пан Роман до сих пор с содроганием вспоминал, как они поссорились. Раздувшийся, словно кочет, низенький пан Анджей отчаянно пытался допрыгнуть до него, чтобы врезать кулаком именно по голове. Части тела пана Романа, находившиеся в пределах досягаемости, его не интересовали. С тех пор прошло много лет… Пан Анджей не изменился.
— Кстати, где же хозяин? — раздражённо рявкнул пан Роман. — Он нам, кажется, гусей обещал! В яблоках!
— Окстись, пан! — проворчал Клим Оглобля. — Откуда весной… ну, пусть ранним летом — яблоки?! Если только мочёные, с прошлого урожая. Да и то, небось, сплошь гниль да черви!
— Обещал, пусть подаёт… Пан Анджей, ты вернулся?!
Пан Анджей, бурый и насупленный, молча уселся на оставленное для него место. По слабому мановению его длани, Яцек бегом принёс ему полть куры, гороховой каши, чарку мальвазии, которую донесла-таки хозяйка.
Придирчиво изучив куру, пан Анджей мрачно куснул её. Потом ещё раз, ещё… Понравилось. Мальвазия, к слову — тоже по вкусу пришлась. Добрая мальвазия! Старая… Теперь такой уже не бывает.
— А что, пан Роман! — задумчиво протянул он. — Вечер на дворе! Не стоит, пожалуй, дальше ехать! Останемся…
— Да ты что, пан Анджей?! — изумился тот. — Какой вечер?! Полдень едва-едва минуло! Ты вроде и не пил ещё толком…
— Вот-вот! — подхватил уже изрядно повеселевший пан Анджей, опрокидывая в себя вторую чарку. — Я и говорю, пить надо меньше! Ты уже захмелел, для тебя — полдень! А я, трезвый, лучше соображаю. Для меня — вечер! Завтра с утра, по холодку-то выедем, куда как лучше ехать будет!