В память о Саре, стр. 57

— Отчасти. У меня сложилось впечатление, что главным образом это как-то связано с ее подругой.

— Как зовут подругу?

Майк ненадолго задумался.

— Я не запомнил ее имени, — признался он наконец.

— Господи Иисусе!

— А какая разница? Она же не подозреваемая, Нэнси.

— Не спешите с выводами. Кто вчера просил меня покопаться в этом деле?

— Я просил, но…

— Моя работа заключается в том, чтобы разговаривать с людьми, задавать им вопросы и выискивать нестыковки в ответах. И когда что-то не складывается, когда кажется, что чего-то не хватает, я начинаю копать. А теперь отвечайте: вы хотите, чтобы я дальше занималась вашим делом, или займетесь им самостоятельно?

— Хочу, — сквозь зубы пробормотал Майк. — Я хочу, чтобы им занимались вы.

— Ладно, проехали. Терри ничего не говорила о Джоуне?

— Нет. Собственно, она все время подчеркивала, что ту, другую его сторону, как она выразилась, она не знает.

— Именно так она и сказала? Это были ее собственные слова?

— Что-то в этом роде. «Та сторона натуры отца Джоуны, которая причинила боль этим девочкам и хранила их вещи под полом в его спальне… с этой стороны я его совсем не знала».

— То есть она сказала, что их вещи лежали под полом в его спальне?

— Да, именно так.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— А ведь об этом не было ни слова ни в газетах, ни по телевидению.

Майк не смотрел новости по телевизору и не читал газет.

— Ну, может, она услышала об этом от Меррика, — предположил он.

— Меррик не стал бы вдаваться в такие подробности в разговоре с ней.

— Но мне-то он сказал?

— Вы другое дело. Он поступил так, чтобы убедить вас… — Нэнси оборвала себя на полуслове. — убедить меня, что все кончено? Вы это хотели сказать?

— Когда она в последний раз разговаривала с Мерриком?

— Понятия не имею. Хотите, чтобы я вернулся к ней и спросил?

— Нет. Но поскольку вам не терпится поиграть в сыщиков, присмотрите за Терри Рассел, пока я не подъеду, — распорядилась Нэнси. — Сидите на заднице в своем грузовичке и немедленно звоните мне, если она попробует уехать. Я не хочу, чтобы она исчезла до того, как я поговорю с ней. Все, выезжаю. Ждите.

ГЛАВА 46

Майк нашел свободное местечко у тротуара примерно в квартале от дома сиделки в тени дерева, откуда ему было хорошо видно крыльцо и входную дверь. Откинув спинку сиденья, он закурил, разглядывая подъездную дорожку.

Майк вдруг, словно наяву, увидел себя, девятилетнего, едущего на новеньком велосипеде — подарок Лу на день рождения, ни больше ни меньше, — по такой же подъездной дорожке. Он попытался отогнать от себя непрошеные воспоминания и тут услышал, как Лу зовет его с заднего двора. Тот сидел на ступеньках заднего выхода. Он только что принял душ и надел чистую белую майку и отутюженные джинсы.

— Тормози, шеф, — сказал Лу и похлопал по бетонной ступеньке рядом с собой. — Нам с тобой нужно серьезно поговорить.

Стоял душный июльский вечер. В спертом влажном воздухе остро пахло скошенной травой и перегноем. Майк пристроился на другом конце ступеньки, подальше от отца — это расстояние понадобится ему, если придется удирать. Но Лу не выглядел рассерженным — пока, по крайней мере. Он не сводил глаз с их соседа, Неда Кинга, который, стоя на четвереньках, копался в своем саду. Его коричневые шорты и пластиковая искусственная нога были перепачканы землей.

— Это все мина, — сказал Лу. — Он наступил на нее, она взорвалась и оторвала ему ногу начисто. А теперь бедолага болен раком. Агент «Оранж» [21]. Господи, хоть бы ты сжалился над нами и дал передышку!

Луис Салливан, кавалер медали «Пурпурное сердце», покачал головой и вздохнул. Сердился он или грустил, или и то и другое вместе — в таких вещах Майк не разбирался никогда. Смену настроений отца предсказать было так же нелегко, как и погоду в Новой Англии.

— Твоя мать больше не вернется к нам, — заявил Лу. — Ни через неделю, ни через год. Она ушла навсегда, понимаешь?

— Куда ушла? — спросил Майк, уже зная ответ.

Через месяц после ее исчезновения на имя Майка пришло письмо, отправленное на адрес Билла. Внутри лежала серебряная цепочка-брелок для ключей и открытка.

«В следующий раз я напишу, когда у меня будет адрес, на который ты сможешь писать мне. Скоро ты будешь жить со мной здесь, в Париже. Верь, Майкл. Помни, нужно иметь веру, как бы тяжело тебе ни было. И не забывай о том, что об этом письме нельзя рассказывать никому. Мне не нужно напоминать, что со мной сделает твой отец, если узнает, где я скрываюсь…»

Париж. Его мать жила в Париже.

Лу отпил глоток пива из бутылки и, не выпуская ее из рук, уронил их между колен. Майк внимательно следил за руками Лу, чтобы заметить, когда они сожмутся в кулаки, — верный признак того, что его ждет трепка.

— Какая разница, куда она уехала? — продолжал Лу. — Она бросила нас. Вот что имеет значение. И никакая молитва не вернет ее обратно. Господу Богу наплевать на твои проблемы. Его не волнует, что тебе оторвало ногу миной, что твой брат погиб на какой-то дерьмовой войне или почему сбежала твоя мать. Он гребет под себя и будет грести дальше, потому что на самом деле Господь Бог — проклятый садист. Помни об этом, когда будешь слушать, как отец Джек вещает насчет того, что, дескать, у Господа для каждого из нас есть свой план.

Майк на мгновение представил себе, что будет, если он скажет отцу правду. Это станет ощутимым ударом. Но Майк не сомневался, что если Лу узнает, где прячется мама, то выследит ее и убьет. Майк уже слышал истории о том, как отец заставлял исчезать других. И не только слышал, а и на себе испытал бешеный нрав Лу. Этот бесценный опыт в буквальном смысле запечатлен на его теле.

— Если хочешь поплакать, давай, не стесняйся. Здесь нечего стыдиться. Я тоже плакал, когда узнал, что мой брат погиб на войне. И когда хоронил свою мать, тоже плакал.

Лу всматривался в лицо сына, ожидая его реакции.

— Я в порядке.

— Ты хочешь вести себя, как подобает мужчине. Молодец. — Лу положил руку на шею Майку и сжал ее. По спине у Майка потекли капли пота. — Не бойся, Майкл. Все будет в порядке. Вот увидишь.

Майк спросил, можно ли ему идти, — он должен был встретиться с Биллом «У Баззи». Лу кивнул, и Майк вприпрыжку помчался по коридору к своей комнате. Проходя мимо спальни отца, дверь в которую была приоткрыта, он вдруг заметил яркий металлический блеск и остановился.

Поверх раскрытого чемодана Лу лежал фотоаппарат — классная штучка, судя по виду. Зачем Лу вдруг понадобился фотоаппарат? И где он пропадал последние три дня?

Майк осторожно выглянул в окно. Отец все еще сидел на ступеньках заднего крыльца. Майк вошел в комнату и, взяв в руки фотоаппарат, заметил конверт, засунутый в угол чемодана. Внутри лежали билеты на самолет до Парижа, только выписаны они были на Тома Петерсона — и то же имя значилось в паспорте с фотографией Лу, на которой он был с бородой и усами.

Сидя в грузовичке, Майк вспоминал тот вечер в церкви со своей матерью. Настоящая — подлинная — храбрость бывает только духовной. Например, когда ты веришь, что твоя жизнь сложится хорошо, хотя это и кажется невозможным. Иметь веру — вот настоящая храбрость, Майкл. Всегда имей веру, как бы плохо ни шли дела. И не позволяй своему отцу или кому-нибудь другому разубедить тебя в этом…

Психологическая установка, за которой последовало первое письмо: «…и не забывай о том, что об этом письме нельзя рассказывать никому. Мне не нужно напоминать, что со мной сделает твой отец, если узнает, где я скрываюсь…».

А потом и второе: «.. я скоро приеду за тобой… Потерпи еще немного… Постарайся, чтобы твой отец не узнал этого адреса… Если он узнает, где я скрываюсь… Мне не нужно напоминать тебе о том, на что он способен…».

Майк представил себе, как мать опускает эти письма в почтовый ящик или как там они называются в Париже — она точно знала, что делает.