В память о Саре, стр. 42

Это была его мать.

Он быстро просмотрел остальные фотографии. На каждой была снята мать со своим спутником, неизвестным мужчиной намного выше ее с ястребиным профилем, длинными бакенбардами и густыми, вьющимися черными волосами — банкиром или инвестором, судя по его костюму. Трудно сказать. Зато мать была от него без ума — в этом не было никаких сомнений. На всех фотографиях она держала его за руку. На последнем снимке мужчина обнимал ее за плечи, когда они шли по оживленной улице, и мать радостно улыбалась, глядя куда-то в сторону. Она была счастлива, вернувшись в Париж, свой родной город, в котором прошли ее детство и юность.

ГЛАВА 35

Подсознательно Майк ожидал встретить кого-то похожего на Сэм в мужском обличье: высокого, консервативно одетого человека с поджарой фигурой, поддерживающего форму с помощью утренних пробежек и послеобеденных матчей в сквош, мужчину, отрывающегося в выходные вместе со своими приятелями Престоном и Эштоном на палубе яхты, которую держит на пристани у своего летнего дома где-нибудь в Хайаннисе.

— Вы спрашиваете себя, как могло получиться, что еврейский парнишка выглядит, как Тони Сопрано, верно? — улыбнулся Вайнштейн, демонстрируя крупные лошадиные зубы. Вес его приближался к добрым тремстам фунтам, но на теле не было ни капли жира. — Моя мать — стопроцентная итальянка, а отец — чистокровный еврей. Я и мои младшие братья унаследовали внешность матери и ум отца. Я женился на итальянке, а у моих двоих детей кожа бледная, как у ирландцев. Причуды генетики, вот что я вам скажу.

— Вот ваши деньги, — сказал Майк и перебросил конверт с купюрами Вайнштейну. — Я хочу повидаться с ним наедине.

— Вы тоже весь в отца, сразу берете быка за рога. Что ж, мне это по душе. Идемте. Я отведу вас к нему.

Двое охранников, старых служак с пивными брюшками и двойными подбородками, приказали Майку выложить содержимое карманов на пластиковый поднос.

— Ремень и шнурки тоже, — добавил один из них.

Вайнштейн пояснил:

— Потенциальное оружие. Не беспокойтесь, вам все вернут в целости и сохранности.

После того как Майк сдал все лишнее, другой охранник обшарил его палочкой металлодетектора, попросил снять ботинки и тщательно осмотрел каблуки и стельки, прежде чем вернуть их обратно.

Охранник кивнул своему напарнику, прозвенел зуммер, и решетка с металлическим лязгом поползла в сторону.

Они двинулись по коридорам. Двери открывались и вновь запирались за их спиной. Вайнштейн показывал дорогу, а Майк снова мысленно прокручивал предстоящий разговор с Лу.

Тюремный охранник кивнул, завидев Вайнштейна, вынул ключи и отпер дверь. Сквозь стеклянную панель Майк увидел Лу, сидящего на стуле и одетого в оранжевую тюремную робу. Опустив голову, он изучал наручники, сковывавшие запястья, цепь от которых обхватывала его талию.

— У вас есть пятнадцать минут, — сказал Вайнштейн, а потом, наклонившись к уху Майка и обдав его мятным запахом жевательной резинки, добавил: — И будьте с ним помягче, ладно? Ваш отец не спал всю ночь, его рвало и буквально колотило от озноба. Им пришлось даже вызывать врача. Похоже, он где-то подцепил простуду.

«Это не простуда. Правильный диагноз — клаустрофобия».

Адвокат открыл дверь. В небольшой комнате стояли лишь стол и два стула, здесь пахло мылом и кремом для бритья. Лу заговорил, по-прежнему не поднимая головы:

— Он передал тебе деньги, Мартин?

— Все в порядке, — ответил Вайнштейн. — Лу, если тебе что-нибудь понадобится, я буду за дверью.

Вайнштейн вышел и притворил за собой дверь. Майк придвинул стул и сел.

— Рассказывай.

— О Джесс или о фотографиях, которые ты нашел в сейфе? Ты ведь нашел их, верно?

— Нашел, — не стал Майк отрицать очевидного. — А еще я нашел фотографии Сары на твоем комоде. Когда ты их сделал?

При упоминании внучки Лу прищурился.

— А что говорит Джесс о своем романе выходного дня?

— Кто этот человек на фотографиях?

Лу поднял голову и улыбнулся. В свете флуоресцентных ламп лицо его выглядело серым, под глазами набрякли мешки от недосыпания, а в тонких губах не было ни кровинки. На лбу у него блестели мелкие капельки пота.

— У тебя не хватило духу расспросить ее, верно?

— Мы будем говорить о маме, и ты начнешь с того, что расскажешь, как узнал, где она скрывается.

— Скрывается… — повторил Лу. — Ты что, и впрямь настолько подзадержался в умственном развитии?

— Господом Богом клянусь, если ты намерен шутки шутить..

— Арнольд Макей.

— Это еще кто?

— Почтальон О'Мэлли. Макей регулярно захаживал к МакКарти каждую пятницу по вечерам. Однажды подходит он ко мне и спрашивает, дескать, почему письма для тебя приходят домой к О'Мэлли? Он видит, что я ничего не понимаю, и рассказывает о посылке, которую ты получил из Парижа. Мы разговорились, я поставил ему пару пива и попросил проследить, не будет ли еще писем на твое имя. А если будут и он принесет их мне вместо тебя, то я дам ему двести долларов.

— Значит, она прислала вторую посылку?

— Скорее, открытку. Дорогую, на плотной бумаге. Твоя мать всегда питала слабость к дорогим вещам. Я никогда не рассказывал тебе, как однажды она едва не разорила меня? Поначалу с деньгами у нас было негусто, но это не мешало твоей матери бывать в дорогих ресторанах и вообще развлекаться в Бостоне от души. Покупая вещи, она прятала их в доме. Ты никогда не замечал за ней ничего подобного?

— Что было написано в той открытке?

— Она говорила тебе, откуда у нее тот голубой шарфик?

— Не помню.

— А я-то думал, что ты пришел узнать правду, Майкл. Или ты ждешь, чтобы я подтвердил твою версию событий?

— Она сказала, что его подарил ей отец.

Лу откинулся на спинку стула и скрестил руки на животе.

— Ее отец работал официантом, так что им едва хватало даже на еду. А мать умерла, когда Мэри было четыре года.

Майк напряг память, пытаясь вспомнить, что рассказывала ему о своих родителях мать, надеясь опровергнуть слова Лу и уличить его во лжи. Так ничего и не вспомнив, он спросил:

— Что было написано в открытке?

— Я не помню в точности ее слова, но там было что-то о том, что она очень скучает по тебе, что она все время думает о тебе — ну, ты меня понимаешь, все эта сентиментальная чушь.

— И все? Она больше ничего не написала?

— Ты хочешь сказать, написала ли она, когда приедет за тобой? Помню, она назвала свой адрес, но номер телефона не указала. Я еще удивился, почему она не дала тебе его. — Лу улыбался с видом победителя. На лице его было написано выражение полного удовлетворения, какое появлялось всегда, когда он загонял собеседника в угол. — Знаешь, а я ведь сохранил ту открытку.

Майк почувствовал, как учащенно забилось сердце.

— Хочешь знать, где она? — осведомился Лу.

Лу предоставлял ему выбор — отступить или идти дальше.

— Ступай домой, Майкл.

— Где открытка?

— Внизу, в подвале, — ответил отец. — В верхнем ящике «Герстнера».

«Герстнером» был старый дубовый верстак для инструментов, сработанный компанией «X. Герстнер и сыновья». Именно там Лу хранил все свои драгоценные инструменты. Майк сказал:

— Значит, в открытке она указала обратный адрес. Вот так ты ее и нашел.

Лу подмигнул.

— В самую точку.

— А как только ты узнал ее адрес, то сел в самолет и полетел в Париж.

— Правильно.

— С фальшивым паспортом.

— В то время у меня с властями вышло одно недоразумение. Они почему-то решили, будто я имею какое-то отношение к краже электронных штучек со склада в Южном Бостоне.

— Вот только ты боишься летать, потому что страдаешь клаустрофобией.

— Я не летаю, потому что не доверяю аэропланам.

— Тогда почему ты не позвонил ей? Если уж у тебя был адрес, то узнать номер телефона было проще простого. К чему создавать себе проблемы и лететь на самолете?

— Мальчику нужна мать, — ответил Лу, и Майк ощутил в его голосе сдерживаемую ярость.