Когда боги спали, стр. 3

Не обращая на него внимания, Бадави вновь обратился к Сарну:

— Позвольте, я отведу вас к себе домой. И вы увидите, что я сказал чистую правду.

Сарн долго не сводил глаз с уродливого смертного по имени Бадави.

В другое время он быстро приказал бы разделать эту тушу. Но тогда бы они не смогли полакомиться домочадцами Бадави.

Сарн и его банда являлись одним из многочисленных бандитских кланов, беззаконно промышлявших разбоем в демонских краях. И до недавнего времени его тщеславие не поднималось выше желания совершать набеги и убивать. Но к нему прибыл от короля Манасии эмиссар с предложением заключить сделку. Сарну выдавалось королевское соизволение на переход Запретной Пустыни в поисках богатств и добычи среди людей. Взамен королю нужна была лишь информация. Сарну предписывалось продвинуться к западу вдоль Божественного Раздела, нанося на карту основные перевалы и практически все маршруты, ведущие через горную цепь. Сарн не спрашивал, для чего королю Манасии нужна эта информация. Каковы бы ни были причины, у Сарна и его бандитов была своя, солдатская работа. И когда он ее закончит, они вернутся через пустыню, нагрузив седельные сумки и вьючных животных богатыми трофеями.

Оценивая Бадави, он понял, что набег мог бы стать гораздо успешнее, если бы у него был проводник-человек. А Бадави, похоже, охотно согласился бы на эту роль.

И Сарн принял решение.

— Пусть пока живет, — сказал он Гиффу — Он может оказаться нам полезным.

Бадави всхлипнул от облегчения. Поднявшись на ноги, он низко поклонился и пробормотал:

— О, благодарю вас, добрый господин. Да улыбнутся боги в ответ на все твои желания.

И даже сейчас, когда жизнь его еще висела на волоске, алчность Бадави взяла свое.

Осушив глаза, он сказал:

— Мне… э… неловко говорить о столь несущественном деле, господин. О некой небольшой награде за службу, если вы не возражаете. Когда мы прибудем ко мне на ферму, делайте что хотите. — Он развел руками. — Все, что мое, — ваше, господин, — сказал он. — Кроме… э… одного белого верблюда. Это так немного. Толку вам от него никакого, господин. Но я к нему так привязан. И если вам только…

Сарн выбросил вперед когтистую лапу, и Бадави захлопнул рот. Демон поманил его к себе, и во рту у Бадави пересохло, как в пустыне, когда он разглядел зазубренные острые когти. Покорно сделав шаг, он вдруг закачался, когда на него обрушилась невидимая сила и, как рыбу сетью, потащила к вождю демонов. Горло перехватило от страха, так что он не мог и пикнуть. Его тащило вперед заклинанием демона.

Бадави затрепетал, когда грудь его уперлась в длиннющий коготь, торчащий подобно изогнутому лезвию. Но остановиться Бадави не мог. Заклинание влекло его, пока коготь не проткнул сначала одежду, а затем не вонзился в тело. Потекла кровь, пачкая халат. Боль была невыносимой, но, даже собрав всю свою волю, он не мог пошевельнуть пальцем. Он лишь ощущал, как все глубже погружается коготь. Затем раздался смех Сарна, колдовское наваждение, и Бадави оказался на свободе.

Зажимая рану, он упал на землю, настолько напуганный, что позволял себе лишь слабо стонать.

— Если хочешь жить, человек, — сказал Сарн, — то делай все, что я прикажу. Без всяких вопросов. И ничего не проси взамен.

— Да, господин, да, — взвыл Бадави, лбом стучась о землю в знак повиновения. — Я был дураком! Прошу тебя, прости бестолкового.

— Встань, человек, — сказал Сарн.

Бадави мгновенно исполнил приказ и замер, трепеща от страха и ожидания, что же будет дальше.

— Вот тебе мой первый приказ, человек, — сказал Сарн. — Ты сейчас ведешь нас к себе домой. И когда мы придем…

— Да, господин?

Сарн усмехнулся, обнажая двойной ряд бурых клыков.

— Сначала ты приведешь нас к верблюду.

Бадави благоразумно скрыл свое разочарование. Он засеменил впереди банды демонов, услужливо показывая дорогу и на ходу размышляя, чем же он так прогневал богов.

Оказавшись на ферме, он вынужден был наблюдать, как демоны убили его молодого верблюда. Затем устроили резню среди домочадцев. Часть мяса они тут же поджарили для еды, а часть повесили вялиться про запас. Покончив с этим, демоны оседлали скакунов и двинулись на запад, вдоль гряды гор, как и приказал король Манасия.

Бадави указывал им дорогу.

2. Долина Туч

А в тысяче миль оттуда Сафар Тимур и его народ трудились на полях и пасли скот в относительном мире. Они жили высоко над смутой мира и с мыслью, что до них никому нет дела.

Долина находилась так далеко, что существовала лишь на немногих картах. Да и те ревностно хранились главами торговых домов, перевозивших свои товары через Божественный Раздел, разделявший древние королевства людей — Залария и Каспан. Долина называлась Кирания, что на языке народа Сафара означало «Долина Туч».

Это безмятежное благословенное местечко весной и летом представляло собой цветущий оазис посреди высоких зазубренных скал, прозванных Невестой и Шестью Девами. Имя это получили семь высоких изящных скал, похожих на грациозных женщин. С юга они казались процессией, шествующей вечно. Самая высокая и изящная вершина шла впереди, и для киранийцев она была Невестой, поскольку вершину ее всегда покрывали снега и белые облака. Хотя долина располагалась настолько высоко, что иным забредшим сюда чужестранцам даже дышалось трудно, все же, прикрытая высокими вершинами, она сохраняла вполне приятный климат.

Половину долины занимало священное озеро Нашей Леди Фелакии, и иногда сюда с караванами забредали пилигримы, чтобы отдать дань почтения этой богине чистоты и здоровья. Они собирались для благословения в древнем храме, стоящем на восточном берегу, храме настолько маленьком, что там служил лишь один старый жрец. Пилигримов было немного, поскольку богиню эту мало кто знал, а долина находилась слишком далеко. Но все, кто здесь побывали, могли клятвенно засвидетельствовать целительные качества воды. Жрец собирал с пилигримов малую мзду, позволяющую ему вести сносное существование, тем более что пользовался он едой и питьем односельчан, расплачивающихся с ним так за обучение детей.

Дважды в год в своих сезонных перелетах останавливались на озере на отдых стаи птиц. Никто не знал, откуда они летят и куда, но все ждали их с нетерпением — наслушаться их песен да и наполнить горшки тушеной птицей. Жители Кирании выращивали ячмень, кукурузу и бобы, орошая поля водой из озера. Разведя многочисленные сорта дынь, крестьяне сохраняли их в пещерах, обкладывая льдом, вырезанным зимой с поверхности воды. Процветали у них и оранжереи, где росли яблони, персики и груши. По склонам долины росли ряды вишневых деревьев, они зацветали, когда в горах еще лежал снег, и Сафари не раз любовался красотой розового цветения на фоне белого.

Но сельскохозяйственный сезон был короток, и киранийцы свои основные надежды возлагали на стада коз. Весной и летом Сафар и другие ребята отводили их высоко в горы, пастись в альпийских лугах. С наступлением зимы козы загонялись в хлев под домами, питались запасенным сеном и сохраняли тепло дома теплом своих тел. Помимо молока и мяса, козы снабжали людей прекрасной шелковистой шерстью. Женщины пряли из нее ткань и создавали наряды столь искусные, что их работы были известны и в отдаленных краях. Когда приезжали торговцы, — останавливаясь на отдых в большом каменном караван-сарае, что находился за деревней, — наряды быстро расходились в обмен на заболевших или поранившихся животных, верблюдов и лам каравана.

Вся эта простая жизнь, показавшаяся бы примитивной и скучной жителю города, была важной для Сафара и его народа. Им было о чем поговорить, помечтать о другой, где-то существующей жизни.

По меркам Кирании Сафар являлся как бы принцем по праву рождения. Он был сыном гончара, и в Кирании его отец считался вторым по значимости человеком после деревенского жреца.

Дед его тоже был гончаром, как и отец деда. Из поколения в поколение передавалось это мастерство в клане Тимура, а киранийские женщины уходили к озеру и возвращались, держа на голове кувшины, сделанные гончарами Тимура. И вся пища в деревне готовилась в горшках Тимура или хранилась в кувшинах, закрытых плотно и зарытых в землю на зиму. В кувшинах Тимура бродили спиртные напитки, затем разливались в бутыли Тимура, и уж вкус у них получался отменный, когда разливались напитки в чашки и чары Тимура.