Я вас не помню..., стр. 23

Дилан, видимо, был из тех, кто прячет свои лучшие черты характера от окружающих. А зря. Как раз они и казались ей столь привлекательными.

Но Мэгги вновь напомнила себе о том, другом Дилане, который не верил в любовь. По крайней мере, он сказал ей так перед отъездом в Сан-Диего.

Она хорошо запомнила это холодное октябрьское утро, когда, проснувшись, увидела, что Дилан куда-то смотрит из окна ее спальни. По его напряженной фигуре она поняла, что что-то случилось.

Их любовь была неистовой, отчаянной; страсть, возникшая так внезапно, вознесла их на неведомые высоты. Они оба были потрясены этим. Потом они снова любили друг друга, но уже не так безумно, их поцелуи были полны нежности... желание было взаимным.

– Дилан, – робко произнесла тогда она его имя, надеясь увидеть в его глазах нежность... или хотя бы простой интерес.

При звуке ее голоса Дилан повернулся, но Мэгги не прочла того, что хотела, на его бесстрастном лице.

– Мэгги... об этой ночи. – От его тона она вся похолодела. – Я даже не знаю, что сказать...

– Вам не нужно ничего говорить, – ответила Мэгги, стараясь, чтобы голос ее звучал твердо и спокойно, хотя больше всего ей хотелось, чтобы Дилан обнял ее и никогда не отпускал.

– Мне необходимо вернуться на базу, – промолвил он. – Вчерашняя ночь была незабываемо прекрасной... но...

Это слово повисло в воздухе как нож гильотины.

От отчаяния Дилан запустил пальцы в густую шевелюру.

– Мне очень жаль, Мэгги, но я недостоин такой женщины, как вы... и, если на то пошло, я вообще недостоин любой женщины, – сказал он с горькой усмешкой. – Я причиню вам лишь боль, и в конце концов вы возненавидите меня.

Нож гильотины упал, с мечтами было покончено одним ударом. Горло Мэгги пересохло от невозможности плакать, кричать.

– Я никогда не смогла бы ненавидеть вас, Дилан, – ответила она глухим от волнения голосом. – Я люблю...

– Нет, нет, не говорите так. – Он подошел и взял ее за плечи. – Я не тот, кем вы меня считаете, Мэгги, – в его голосе слышалась решимость. – Не вздумайте тратить на меня время. Я не могу вас любить. Я никого не смогу полюбить. – Теперь он говорил с тоской и отчаянием. Мэгги не знала, кого он пытается убедить: ее или себя.

– Дилан!.. – Его имя вылетело как крик боли.

– Нет. Я уезжаю, мне пора...

Медленно, словно неохотно, он снял свои руки с ее плеч и направился к двери.

– Мэгги, Мэгги! – Голос Дилана вернул ее к действительности. Она, поморгав ресницами, смахнула набежавшую слезу. – Вы были где-то далеко-далеко, – упрекнул он ее, ставя перед ней поднос.

– Простите, – Мэгги попыталась улыбнуться.

– Я думаю, каппуччино вам понравится. – Дилан пододвинул ближе свой стул.

– Да. Спасибо, – слабо улыбнулась Мэгги, пытаясь поскорее прогнать грустные воспоминания.

– Сахар?

Она покачала головой и, зачерпнув ложкой кофейную пену, попробовала ее.

– Ммм, как вкусно, – промолвила она.

Дилан отпил кофе. Какое-то время они молчали.

– Мэгги... нам надо поговорить.

– По-моему, все темы исчерпаны, – возразила Мэгги.

– Послушайте, Мэгги, я высоко ценю ту искренность, с которой вы рассказали мне... о наших отношениях. Но ведь это и мой ребенок. Разве я не могу поговорить о нем? – спросил Дилан.

– Конечно... – неохотно согласилась Мэгги. – В свой отпуск вы можете навещать его в любое время.

– Я больше не служу на флоте. Я в отставке, – произнес Дилан и увидел удивление и еще что-то – возможно, надежду? – в глазах Мэгги.

– В отставке? Но почему?

– Врачи сказали, что ко мне никогда уже не вернутся прежняя сила и подвижность после этого несчастного случая. Меня посадят за конторку писать бумажки.

– Но ведь... я хочу сказать, вы могли не подавать в отставку. – Запнувшись, Мэгги умолкла. Флот был для него всем.

Дилан пожал плечами.

– Для меня сидеть за конторкой было бы все равно что лежать в госпитале неделями без всякой надежды, лишиться способности думать, и так до самого конца. – Дилан умолк и отпил глоток кофе. – После того, как я вышел из состояния комы, мои мысли словно совершали круги, какие совершает судно без руля, – сказал он. – Но в последнюю неделю, занимаясь ремонтом лестницы, когда я каждый день приносил хоть какую-то пользу, я понял, что снова обрел веру в себя и становлюсь другим человеком. Каждое утро, просыпаясь, я молился, чтобы именно сегодня ко мне вернулась память. Я стал одержим этим... Так было до недавних пор. Но теперь это перестало быть таким неотложным и важным. Приехав в Грейс-Харбор и попав в «Фейрвиндз», я каждое утро благодарил судьбу за то, что я жив и мне хочется трудиться. У меня в жизни теперь есть цель, есть смысл, и за это я должен благодарить вас...

– Все совсем не так... – Мэгги ответила быстро и не задумываясь, но Дилан как бы не слышал ее возражений.

– Это сущая правда, Мэгги. Это время расплаты, и теперь для меня на первом месте вы и наш ребенок. Я хочу остаться в Грейс-Харборе и помочь вам воспитывать нашего сына или дочь. Я хочу заботиться о вас обоих... я хочу, чтобы у нас была семья, Мэгги. Вы выйдете за меня замуж?

Мэгги показалось, что сердце ее сжало словно клещами. Дилан говорил все это искренне, и Мэгги почувствовала, что готова поверить и сдаться.

Глаза ее наполнились слезами, но она собрала все силы, чтобы не расплакаться. Она смотрела, не поднимая головы, на белую шапку пены над чашкой кофе, мысленно убеждая себя, что будет дурой, если уступит Дилану и скажет «да». Он не любит ее... Он сказал ей, что не способен полюбить кого-либо...

«Но я люблю его! Я люблю! Всегда любила!», – эти слова звенели радостно в ее голове, словно их произносил хор ангелов. Подняв глаза на Дилана, она разглядела его боль и беззащитность и уже знала, что не сможет сказать «нет».

– Хорошо, я выйду за вас замуж, – сказала наконец она.

– Благодарю вас, – промолвил он. – Вы не будете раскаиваться, я обещаю вам. А сейчас давайте уйдем отсюда. Нам надо готовиться к свадьбе, и у нас очень мало времени.

Мэгги вымученно улыбнулась и встала. По пути к «Фейрвиндз» она мысленно дала обет: если к Дилану вернется память и он убедится, что не может жить так, как обещал ей, она даст ему свободу.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мэгги стояла перед зеркалом, и ей казалось, что это сон. Через полчаса она станет миссис Дилан О'Коннор. От этого ее сердце то и дело замирало.

На ней было просторное длинное платье из светло-розового шифона на шелку, окутывавшее ее словно облако. Про себя Мэгги решила, что для женщины на девятом месяце беременности выглядит привлекательно и даже сексапильно.

Последняя неделя была переполнена делами. Занимался ими Дилан, все организуя и обдумывая, она же с радостью принимала все его предложения. Было решено, что свадьба будет скромной и церемония пройдет в ее доме.

Дилан предложил свидетелями Ричарда и Беверли Чейсон. Он также предложил пригласить и Джереда с Полой, но их не оказалось в городе.

Раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошла Беверли.

– О, Мэгги! Вы прелестны в этом платье, – восторженно воскликнула она со слезами радости на глазах. – Букет из розовых бутонов и цветущего вереска из вашего сада великолепно подойдет к наряду. Вы нервничаете?

– Немного, – призналась Мэгги.

– Все готово. Мы только ждем прибытия преподобного Стенли, – сообщила Беверли.

– А как Дилан? – спросила Мэгги. Она не видела его утром, что было странно, поскольку их комнаты совсем рядом.

Беверли, разумеется, позаботилась о том, чтобы жених ненароком не увиделся с невестой, и охраняла каждый шаг Мэгги.

– Он, похоже, нервничает, как парашютист перед первым прыжком, – заметила Беверли. – Ричард точно так же нервничал в день нашей свадьбы. – Она тихонько рассмеялась. – Я ужасно люблю свадьбы, а вы?