Дом сна, стр. 31

– Это доктор Мэдисон. И под конец еще одна фотография. Мне сказали, что с этим лицом у вас могут возникнуть трудности.

Никаких трудностей у Терри не возникло.

– Шелли Хэк, – сказал он. – Какое-то время играла в сериале «Ангелы Чарли», а также помощницу Джерри Лэнгфорда в «Короле комедии».

– Превосходно, мистер Уорт. Превосходно. По правде говоря, вы меня успокоили. Я уж было думал, что вы страдаете серьезными провалами памяти, но теперь суть проблемы ясна. Двенадцать лет! – Он убрал фотографии обратно в папку, а когда поднял взгляд на Терри, глаза его торжествующе поблескивали. – Двенадцать лет – и нарушение памяти носит лишь избирательный характер. Надеюсь, вы сознаете, насколько особенный вы человек. Надеюсь, сознаете, какую ценность представляете?

– Не уверен.

Доктор Дадден продолжал удивленно качать головой. На одно неприятное мгновение Терри почудилось, будто он перегнется через стол и обнимет его.

– Я хочу многому у вас научиться, мистер Уорт. Очень, очень многому. – Дадден проворно вскочил. – А пока пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать – это вас наверняка заинтересует.

Терри понятия не имел, куда ведет его доктор Дадден. Они вышли из кабинета и пересекли выложенный плиткой вестибюль. К удивлению Терри, доктор открыл дверцу под главной лестницей, и они спустились в подвал, который запомнился Терри сырым, заброшенным и неприятным помещением. Студенты сюда почти не ходили. Теперь, с побеленными стенами и многочисленными лампами, подвал выглядел светлым и чистым, хоть и несколько стерильным; помещение наполнял гул стиральных машин и сушек.

– Мы решили устроить здесь прачечную, – объяснил доктор Дадден. – Видите ли, даже в храме науки необходимо уделять внимание бытовым вопросам. Однако я хотел показать вам не это.

Он провел Терри до самого конца коридора, где путь им преградила тяжелая металлическая дверь с табличкой: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВХОД ТОЛЬКО ПО СПЕЦИАЛЬНОМУ РАЗРЕШЕНИЮ». Дверь запиралась электронным кодовым замком. Доктор Дадден набрал шесть цифр и остановился.

– И вот еще что. Вы можете назвать себя сентиментальным человеком? – спросил он Терри. – Или чувствительным?

– Ничуть.

Доктор Дадден улыбнулся.

– Я так и думал, – сказал он, набрал последние две цифры, дождался щелчка и толкнул дверь.

9

Пляжем почти не пользовались, добраться до него можно было только по крутой узкой тропинке, высеченной в отвесной скале.

С пляжа на вершине утеса был виден Эшдаун – серая громадина, плывущая в солнечном мареве.

Из окон Эшдауна можно было различить человеческие фигуры на пляже, но узнать, кто это, было почти невозможно.

Роберт спустился по тропинке первым, неся сумку из «Сейнзбериз», набитую едой, напитками, книгами и журналами. Сара шла последней – в руке она несла лопатку, за плечом у нее болтался рюкзак с полотенцами и купальными костюмами. Руби спускалась посередине, размахивая ведерком.

В компании с ребенком Роберт осознал, что тропинка еще опаснее, чем отложилось у него в памяти. Время от времени он оборачивался и брал Руби за руку, помогая справиться с крутым уклоном или удержать равновесие на чересчур гладком камне. Однажды Руби все же оступилась, поскользнулась и упала бы вниз, если бы он ее вовремя не удержал, и хотя это происшествие, казалось, вовсе не испугало саму Руби, Роберт снова спросил себя, не превысил ли он свои полномочия, позвав девочку на пляж: может, они с Сарой взяли на себя слишком много? Для него это было совершенно новое чувство – ответственность (пусть временная и разделенная на двоих) за благополучие маленького и потому особо уязвимого человека. Сознание полного и безоговорочного доверия девочки пульсировало в нем, словно электрический ток; ощущение шокировало и удивляло.

Столь же удивительным было обстоятельство, от которого день виделся ему настоящей сказкой, – отсутствие Вероники. В местных школах начались каникулы, и большую часть недели Вероника и Сара добровольно приглядывали за дочкой смотрителей Эшдауна, мистера и миссис Шарп. Миссис Шарп недавно подрядилась убираться у кого-то в соседней деревушке, и за восьмилетней Руби требовался присмотр. Сара и Вероника брали Руби к себе в комнату, и пока одна трудилась за старым сосновым столом, склонившись над кучей бумаг или библиотечной книгой с изодранной обложкой, другая помогала собирать девочке мозаику, читала ей вслух, по-турецки усевшись на полу, играла с Руби в «снап» и «пелманизм» [33] или у окна с эркером, выходящим на океан, сражалась с девочкой в крестики-нолики на запотевшем стекле.

Правда, при этом Вероника пренебрегала своими обязанностями помощника режиссера в студенческой постановке «Карьеры Артуро Уи» [34]. И сегодня она решила, что больше отлынивать нельзя. Был май, четверг, и погода только что переменилась, вдруг стало тепло – как в самый разгар лета: ни малейшего дуновения, безоблачное небо своей густой синевой напоминало цвет в основании пламени. (Под конец дня Сара, нарушив долгое молчание, подняла взгляд и процитировала шесть слов из романа, который она читала: «след в песке, застывший, словно смерть» – и спустя много лет Роберт будет помнить эти слова, что пробуждали в нем ощущение того дня.) Роберт бездумно смотрел на эту синеву, когда услышал, как в дверь постучала Сара (он всегда знал, когда стучит Сара). Девушка стояла на пороге, держа за руку Руби. Сара спросила, не может ли он присмотреть за девочкой, всего часок, чтобы она дописала какую-то работу. Но Роберту и Руби с лихвой хватило этого часа, чтобы в деталях разработать план похода на пляж, и Сара предстала перед свершившимся фактом – вплоть до сандвичей, которые они сделали вместе, пока ничего не подозревающая Сара сидела наверху и вносила в свою работу последние штрихи. Поначалу она наотрез отвергла предложение, затем смягчилась, и, наконец, приняла его всей душой. Миссис Шарп оставила ей ключи от своего домика, одного из тех однотипных коттеджей, что загадочно стояли вдалеке от прочего жилья и в миле от Эшдауна, тесно прижавшись друг к другу. Именно там они взяли для Руби ведерко, лопатку и купальник, а затем отправились к краю обрыва, чтобы начать опасный спуск. К тому времени, когда они спустились, было уже полтретьего и, как и следовало ожидать во второй половине буднего дня, на пляже не было ни души.

Первым делом они разделись.

Как выяснилось, Руби из их троицы была наименее застенчива. Она смирно и безропотно стояла, пока Сара расстегивала ей платье и ловко помогала надеть сине-белый купальник. У Сары купальник был темно-синий, комбинированный, с низким вырезом на спине, он открывал (Роберт с неизменным стоном представлял себе) совершенные лопатки и демонстрировал ровный, без просветов загар. На ней была летняя юбка, длинная и просвечивающая – ее Сара снимать не стала. Старые плавки Роберту были малы. Он снял брюки, но футболку оставил, и вскоре понял, что допустил ошибку – даже немногих неприкрытых участков на теле Сары хватило, чтобы вызвать у него мгновенную эрекцию, которую ему пришлось скрывать, неловко ворочаясь с боку на бок и нелепо обернув бедра полотенцем. Глядя на его манипуляции, Сара со смехом поинтересовалась:

– С тобой все в порядке?

– Да. Все нормально.

– Просто у тебя какой-то беспокойный вид.

Сара взяла Руби за руку и повела ее к морю. Как только они отошли на безопасное расстояние, Роберт отшвырнул полотенце и с нескрываемой отвращением таращился на бугор своих плавок, пока тот не опал. Как он ненавидел и презирал этот дурацкий орган с его бесконечно предсказуемым поведением, с его неизменной, автоматической реакцией на стандартный ряд визуальных раздражителей. Должно быть, Сара все заметила, в этом нет никаких сомнений. Кожа на голове зудела, кровь бросилась к лицу.

В тот день был сильный отлив. Голоса Руби и Сары едва слышались, словно далекая музыка. Ни единого дуновения, способного пригнать их назад.